Путь зла. Запад: матрица глобальной гегемонии - Андрей Ваджра

В таких условиях все западное общество становится жертвой ростовщичества в глобальном масштабе. Причем пользует такой системы перераспределения денег получают лишь 20% населения. То есть 80% платят по процентам больше, чем получают, 10% получают немного больше, чем платят, и лишь последние 10% получают в два раза больше, чем платят. К этой последней категории относятся представители западных олигархических кланов, причем 1% из них имеет доходы в десятикратном размере, а 0,1% имеет стократную прибыль [55].

Еще в 1919 году Г. Федер, исследовав особенности финансовой системы западного типа и выявив центральное значение в ней ссудного процента, констатировал: «Процент — источник силы большого капитала. Именно процент, этот безустанный и бесконечный поток благ, просто из области денег, не требуя приложения никаких усилий, дает силу роста мировым денежным столпам. Кредитный процент — дьявольский принцип, из которого и родился золотой интернационал. Всё повсюду заемный капитал присосал к себе. Как голодный волк, окружил большой ссудный капитал все государства, все народы мира. <…> Самым трагичным в этом денежном обмане является… тот факт, что всего лишь сравнительно малое число крупных капиталистов получает из всего этого огромные барыши, а весь рабочий народ, включая средних и малых капиталистов, торговлю, ремесла, промышленность, должны оплачивать проценты» [56].

Таким образом, можно сделать главный вывод: фундаментальной основой современного мирового могущества транснациональной олигархии является обретение ею, в ходе долгой и упорной борьбы, права производить международные деньги и давать их в долг под проценты. Бели по какой–то причине она утратит это право, ее безграничной власти придет конец.

Борьба с взиманием ссудного процента настолько же древняя, как и сами деньги. Многие народы считали ее злом, несущим бедствия, страдания и разрушения. Уже Аристотель в своей «Политике» писал: «Ростовщика ненавидят совершенно справедливо, ибо деньги у него сами стали источником дохода, а не используются для того, для чего были изобретены. Ибо возникли они для обмена товаров, а проценты делают из денег еще больше денег. Отсюда и их название (рожденные). А рожденные похожи на родителя. Но проценты — это деньги от денег, поэтому они всего противнее природе из всех родов занятий». В древнем Риме, финансовом центре огромной Римской империи, в 332 году до н.э. Lex Gemicia наложил полный запрет на этот способ обогащения. Во времена кайзера Юстиниана было запрещено использовать сложные проценты,при этом нельзя было требовать проценты, если их неуплаченная сумма выросла до величины одолженного капитала. Если перевести дословно текст греческого оригинала, то в Евангелии от Луки можно прочесть: «И взаймы давайте, не ожидая ничего», а Никейский собор, состоявшийся в 325 году от Рождества Христова, запретил всем духовным лицам взимать проценты. Наказанием, преступившим запрет, было немедленное лишение сана. В 1139 году Второй Латеранский собор постановил: «Кто берет проценты, должен быть отлучен от церкви и принимается обратно после строжайшего покаяния и с величайшей осторожностью. Взимателей процентов, не вставших перед смертью на Путь истины, нельзя хоронить по христианскому обычаю». Мартин Лютер (1483—1546) много раз страстно обличал ростовщиков: «И потому ростовщик и скряга — это и правда не человек; он и грешит не по–человечески. Он, должно быть, оборотень, хуже всех тиранов, убийц и грабителей, почти такая же скверна, как сам дьявол. Сидит он не как враг, а как друг и согражданин, под защитой и покровительством общины, но отвратительнее он, чем любой враг и убийца–поджигатель. Потому если колесуют и обезглавливают уличных грабителей, убийц и преступников, то сколь же больше нужно сначала колесовать и пытать всех ростовщиков, изгонять, проклинать и обезглавливать всех скряг…»

Очевидно, в те суровые времена извести племя менял не удалось, и то, что столько столетий считалось в Европе страшным грехом, в середине XIX века было благосклонно разрешено[172], а в XX веке превратилось в добродетель.

Но были ли так глупы ветхозаветные мудрецы «избранного народа», запрещавшие отдавать «в рост брату твоему ни серебра, ни хлеба, ни чего другого, что можно отдавать в рост», или неистовый Лютер, призывавший колесовать тех, кто живет за счет ссудного процента? Сомнительно. Вероятней всего, они хорошо знали, что рост денег под проценты (точнее, под «сложные проценты») происходит по экспоненте, и с его скоростью не может сравниться никакой другой тип роста. Как заметил немецкий экономист М. Кеннеди, в природе такой рост, как правило, происходит там, где болезнь и смерть. Например, экспоненциальную динамику роста имеют клетки рака. Сначала рост происходит медленно. Из одной клетки развивается две, из двух — 4, потом 8, 16, 32, 64, 128… т.е. темп роста постоянно ускоряется.

То же самое касается кредитов под так называемые сложные проценты (compound interest), выплачиваемые на любые ранее выплаченные проценты, а также на основную сумму, взятую в долг. При взимании 3% годовых вложенная сумма возрастет в два раза через 24 года, при 6% — через 12 лет, при 12% — через 6 лет. Никакая экономическая деятельность не может дать подобной прибыли, так как способна развиваться лишь в рамках линейного роста.

Данную особенность ссудного процента иллюстрирует известная притча о персидском царе. Он был в таком восторге от шахмат, в которые его научил играть один мудрец, что пообещал тому выполнить любое его желание. Мудрец оказался человеком, осведомленным в математике, и попросил царя в качестве вознаграждения положить на первый квадрат шахматной доски одну хлебную зернинку, а на каждый следующий в два раза больше, и то количество зерна, которое получится в итоге, отдать ему. Сначала царь обрадовался такой скромной просьбе, но потом понял, что во всем его царстве не хватит зерна, для того чтобы удовлетворить просьбу мудреца. Как заметил М. Кеннеди, его общее количество составило бы 440 мировых урожаев, собранных в 1982 году [55].

Вышеизложенная арифметика достаточно проста даже для ученика начальных классов средней школы, но тем не менее институт взимания ссудного процента продолжает существовать, и благодаря ему миллиарды людей становятся с каждым годом беднее в пользу нескольких сотен «избранных» семей, чья алчность и воля к власти не знает границ.

Огромный, постепенно увеличивающийся разрыв между первыми и вторыми был вынужден констатировать один из наиавторитетнейших социологов Запада Мануэль Кастельс — «новая система характеризуется тенденцией возрастания социального неравенства и поляризации, а именно — одновременного роста верхушки и дна социальной шкалы» [57, с. 499]. Как следствие этого: «Основная масса родовой рабочей силы не имеет постоянного места работы, циркулируя между различными источниками занятости (которая носит главным образом случайный характер). Миллионы людей постоянно находят и теряют оплачиваемую работу, часто включены в неформальную деятельность, причем значительное их число вовлечено в низовые структуры криминальной экономики. Более того, потери стабильной связи с местом работы, слабые позиции работников при заключении контрактов приводят к более высокому уровню кризисных ситуаций в жизни их семей: временной потере работы, личным кризисам, болезням, пристрастию к наркотикам/алкоголю, потере сбережений, кредита. Многие из этих кризисов связаны друг с другом, порождая спираль социального исключения…» [57, с. 499–500].

Таким образом, все сферы человеческой жизнедеятельности в западном обществе оказались в рамках тотальной системы финансовой экспроприации. Что бы ни делал человек, чем бы ни занимался, он обязательно отдает определенный процент своих средств неизвестным творцам этой системы. Так крепнет могущество транснациональной олигархии.

Подобная ситуация прежде всего связана с тем, что финансовая сфера является полностью закрытой и самодовлеющей. Группы, определяющие ее функционирование, лишены контроля как со стороны государства, так и со стороны общества. Более того, как государство, так и общество оказались в их постоянно крепнущей власти. В связи с этим Томислав Сунч замечает: «Сегодня большая иллюзия либеральной демократии состоит в том, что последняя не исходит более из народной воли, но противопоставлена народу. В современной большой политике сами массмедиальные персоны политического класса намного важнее, чем их же политические решения (синдром матери Терезы и леди Дай); истинное средоточие власти находится где–то в иных местах, часто — в анонимных центрах финансового капитала. Нынешняя либерал–глобальная пантомима зависит от крупных финансовых групп. Это типичная «вуду–политика», — как отметил один левый французский писатель. Подписывающие чеки делают и большую политику (Christian de Brie, Le Monde diplomatique, Mai 1997). В особенности в Америке крупные и влиятельные политики управляются с Уоллстрит — как, к примеру, сенатор Альфонсод'Амато или министр финансов Роберт Рубин, сам происходящий с Уолл–стрит (Serge Halimi, Le Monde diplomatique, Mai 1997)» [58].