История России с древнейших времен. Том 4. От Княжения Василия Дмитриевича Донского до кончины великого князя Василия Васильевича Темного. 1389-1462 гг. - Сергей Соловьев

Но в то же самое время, как мы замечаем следы этого ростовского, или владимирско-ростовского, летописца, приверженца Константинова, в летописном сборнике, носящем название Лаврентьевской летописи, в другом сборнике при описании тех же самых событий замечаем явственные следы переяславского летописца. В сказании о смерти Андрея Боголюбского, там, где упомянутый выше летописец просит Андрея, чтобы тот молился за брата своего Всеволода, летописец переяславский говорит: «Молися помиловати князя нашего и господина Ярослава, своего же приснаго и благороднаго сыновца и дай же ему на противныя (победу), и многа лета с княгинею, и прижитие детий благородных». Последние слова о детях повели к правильному заключению, что они написаны в то время, когда Ярослав Всеволодович был еще молод и княжил в Переяславле. Потом, при описании событий, последовавших на севере за смертию Андрея, везде, там, где владимирский летописец говорит об одних владимирцах, переяславский прибавляет переяславцев. Важное значение получают для нас известия переяславского летописца с 1213 года, когда он начинает излагать подробности борьбы между Константином ростовским и его младшими братьями, подробности, намеренно умолчанные летописцем владимирско-ростовским. К сожалению, мы не долго пользуемся этими подробными известиями, ибо они прекращаются на 1214 году. Таким образом, мы лишены описания Липецкой битвы, которое было бы составлено приверженцем Ярослава Всеволодовича и, следовательно, союзника его Юрия; мы видели, что приверженец Константина намеренно смолчал о ней; то же описание Липецкой битвы, которое находим в известных летописях, отзывается новгородским составлением.

Мы видели важнейшие прибавки, которые находятся у переяславского летописца против владимирско-ростовского, в Лаврентьевском сборнике. Большая часть известий буквально сходны; но есть разности и даже противоречия. Резкое противоречие находится в рассказе о борьбе Всеволода III с Рязанью под 1208 годом: в Лаврентьевском и других списках говорится, что Всеволод, взявши Пронск, посадил здесь князем Олега Владимировича, одного из рязанских князей; а у переяславского летописца говорится, что Всеволод посадил в Пронске Давида, муромского князя, и что в следующем году Олег, Глеб, Изяслав Владимировичи и князь Михаил Всеволодович рязанские приходили к Пронску на Давида, говоря: «Разве ему отчина Пронск, а не нам?» Давид послал им сказать: «Братья! я бы сам не набился на Пронск, посадил меня в нем Всеволод, а теперь город ваш, я иду в свою волость». В Пронске сел кир Михаил, Олег же Владимирович умер в Белгороде в том же году. Из двух противоречивых известий в нашем рассказе помещено то, которое находится в большем числе списков; но не знаем, едва ли не справедливее будет предпочесть известие переяславского летописца, ибо трудно предположить, чтоб известие о приходе рязанских князей к Пронску на Давида было выдумано. Под тем же 1208 годом у переяславского летописца находится новое любопытное известие, что Всеволод III посылал воеводу своего Степана Здиловича к Серенску, и город был пожжен. Посылка эта очень вероятна как месть Всеволода черниговским князьям за изгнание сына его Ярослава из Переяславля Южного.

Мы сказали, что в большей части известий летописцы владимирско-ростовский и переяславский буквально сходны. Но трудно предположить, чтоб они не были современниками, чтоб не составляли своих летописей одновременно, и потому трудно предположить, чтоб один списывал у другого, прибавляя кой-что свое. Гораздо легче предположить, что так называемая Персяславская летопись по самому составу своему есть позднейший сборник, составитель которого, относительно событий конца XII и начала XIII века, пользовался обеими летописями, и Переяславскою и Владимирско-Ростовскою, написанными первоначально безо всякого отношения друг к другу. Можно даже найти след, как позднейший составитель, черпая известия из двух различных летописей, сбивался иногда их показаниями: так, после описания торжества князя Михаила Юрьевича и владимирцев над Ростиславичами и ростовцами летописец владимирский говорит: «И бысть радость велика в Володимере граде, видяще у себе великаго князя всея Ростовьскыя земли». В летописи Переяславской, без сомнения, в том же самом месте говорилось о посажении Михаилова брата Всеволода в Переяславле и о радости переяславцев по этому случаю, и вот позднейший составитель, смешавшись в этих двух известиях, захотел к известию владимирского летописца прибавить собственное имя князя, находившееся в Переяславской летописи, и написал: «Бысть радость велика в граде Володимири, видяще у себе великаго Всеволода всея Ростовскыя земля». Итак, мы думаем, что в «Летописце русских царей», который в печати назван «Летописцем Переяславля Суздальского», находятся известия, взятые из Переяславской летописи XIII века; но отсюда еще никак не следует, чтоб весь этот сборник в том виде, в каком дошел до нас, был составлен переяславским летописцем жившим в XIII веке.

С 1285 года по Лаврентьевскому списку нельзя не заметить следов тверского летописца: тверские события на первом плане, о тверском князе Михаиле рассказывается в подробности. 1305 годом оканчивается Лаврентьевский список, так важный для нас по своей относительной древности; любопытен он и по точному указанию, когда, кем и для кого он написан. Указания эти находятся в следующей приписи: «Радуется купец прикуп створив, и кормьчий в отишье пристав, и странник в отечьство свое пришед; тако же радуется и книжный списатель, дошед конца книгам, тако же и аз худый, недостойный и многогрешный раб божий Лаврентей мних. Начал есм писати книги сия, глаголемый летописец, месяца генваря в 14, на память святых отец наших аввад, в Синаи и в Раифе избьеных, князю великому Димитрию Константиновичю, а по благословенью священьнаго епископа Дионисья, и кончал семь месяца марта в 20, на память святых отец наших, иже в монастыри святаго Савы избьеных от Срацин, в лето 6885 (1377), при благовернем и христолюбивем князе великом Димитрии Константиновичи, и при епископе нашем христолюбивом священном Дионисье суждальском и новгородьском и городьском. И ныне, господа отци и братья, оже ся где буду описал, или переписал, или не дописал, чтите исправливая бога деля, а не клените, занеже книгы ветшаны, а ум молод не дошел; слышите Павла апостола глаголюща: не клените, но благословите. А со всеми нами хрестьяны Христос бог наш, сын бога живаго, ему же слава и держава и честь и поклонянье со отцем и с пресвятым духом, и ныня и присно в векы, аминь». Таким образом, Лаврентий, составляя летопись свою в 1377 году, должен был окончить ее 1305 годом: значит, при всех средствах своих, пиша для князя, не нашел описания любопытных событий от начала борьбы между Москвою и Тверью.

В Никоновском сборнике и во второй половине XIII века видны следы ростовского летописца, который подробнее всего рассказывает о князьях ростовских, их поездках в Орду, женитьбах, характерах, усобицах. С девяностых годов XIII века заметны и здесь следы тверского летописца. В известиях о первой борьбе между Москвою и Тверью трудно распознать, какому местному летописцу принадлежат они; но с 1345 года подле московского летописца мы видим опять явственные следы тверского в подробностях усобиц между потомками Михаила Ярославича, и эти подробности продолжаются до двадцатых годов XV века. Но когда подробные известия о тверских событиях прекращаются в Никоновском сборнике, любопытные известия об отношениях тверских князей к московским в княжение Ивана Михайловича находим в так называемой Тверской летописи, еще не изданной и хранящейся теперь в императорской Публичной библиотеке. Этот чрезвычайно любопытный летописный сборник, составленный каким-то ростовцем во второй четверти XVI века, конечно, не может быть назван Тверскою летописью только потому, что его составитель для некоторого времени пользовался Тверскою летописью. Относительно тверских событий сборник этот важен для нас не только по известиям позднейшим, начиная с княжения Ивана Михайловича, но особенно по известию о восстании на Шевкала в Твери. Давно уже мы выразили сильное сомнение относительно справедливости известия, будто бы Шевкал хотел обращать русских в магометанскую веру, и вот в упомянутом сборнике Шевкалово дело рассказано подробнее, естественнее, чем в других летописях, и без упоминовения о намерении Шевкала относительно веры. Шевкал, по обычаю всех послов татарских, сильно притеснял тверичей, согнал князя Александра со двора и сам стал жить на нем; тверичи просили князя Александра об обороне; но князь приказывал им терпеть. Несмотря на то, ожесточение тверичей дошло до такой степени, что они ждали только первого случая восстать против притеснителей; этот случай представился 15 августа; дьякон Дюдко повел кобылу молодую и тучную на пойло; татары стали ее у него отнимать, дьякон начал вопить о помощи, и сбежавшиеся тверичи напали на татар.