Древо Жизора - Стампас Октавиан

— Что с вами, мсье? — раздался сверху испуганный голос де Фо.

Жан в ответ зарычал, как рычит сторожевой пес, почуявший приближение грабителей. Но, может быть, ему все лишь померещилось? Нет, не померещилось. Тайник на сей раз уж точно был пуст, и не по вине неведомых злодеев, а по неосторожности, неуклюжести великого навигатора.

Повисев какое-то время в слепом отчаянии, он, наконец, ответил на очередной испуганный зов своего верного прихвостня:

— Тяни, болван! Тя-ниии!

Лишь поднявшись наверх, он сумел овладеть собой и сказал:

— Все в порядке. Мнимые подозрения обманули меня.

Но удар был слишком велик, и сенешаль Жан слегка повредился в уме. Он заперся в своем замке, днем и ночью расхаживал по его мрачным комнатам, ударял себя в тощую грудь и злился, что сила таинственной власти над людьми вываливается из его рук точно так же, как щит Давида в бездонную шахту адского колодца. Он до того извелся, что заболел и слег в сильной горячке.

Верный де Фо ухаживал за великим навигатором. Однажды Жан де Жизор почувствовал прилив свежих сил, но лишь для того, чтобы узнать о новом ужасном поражении войска французского короля на равнине между Курселем и Жизором.

— Где же сам Филипп?

— С остатками войска, мессир, его величество пытается переправиться через Эпту и укрыться в нашей комтурии, но полки Лувара и Меркадье лупят его в хвост и гриву и вряд ли дадут это сделать.

Он захотел посмотреть в окно на мост через Эпту, где разгорелось последнее действие этой страшной для Филиппа-Августа битвы. И он увидел самую кульминацию, когда король Франции с двумя десятками своих рыцарей вырвался, наконец, на мост, но старый мост подломился, и закованные в тяжелые латы всадники рухнули в речку.

— В таких доспехах им не выплыть живыми из воды, — мрачно промолвил великий навигатор и, потеряв сознание, упал на пол.

В отличие от всех своих рыцарей, вместе с которыми Филипп рухнул с моста, сам он остался жив, поскольку упал уже возле самого берега и нашел в себе силы выбраться из реки. Остальные нашли свое успокоение в Эпте. Добравшись до замка, король Франции получил в Жизоре желанный приют, с трепетом ожидая, что Ричард захочет взять Жизор приступом, но король Англии прислал ему письмо, в котором оповещал, что считает Жизор самым противным местом во всем мире и не намерен захватывать его, так что Филипп может отсиживаться в нем хоть до самой старости.

Находясь в Жизоре, король навестил владельца замка, и тот, снова находясь в бреду и горячке, пробормотал ему:

— Ваше величество, вы зря срубили вяз. Теперь я не в силах ничем быть вам полезен.

Филипп-Август, подумав, решил, что никакой связи между давнишней рубкой вяза и нынешним бедствием нет, а значит, это просто бред больного человека.

Когда Жан де Жизор спустя пару недель выздоровел, ему пришлось привыкать к совершенно иному, чуждому ему миру, в котором не было щита Давида, король Франции заключал с ненавистным Ричардом унизительный мир, а в Лангедоке трещали под ударами борцов с ересью твердыни альбигойцев. Не в силах долго оставаться в Жизоре, великий навигатор отправился путешествовать по тамплиерским комтуриям и весть о внезапной кончине Ричарда Львиное Сердце застала его в Сен-Жан-д'Акре, откуда продолжалась медленная эвакуация в Европу рассыпающегося под последними ударами сарацин королевства крестоносцев. Эта весть прилетела тогда, когда Жан де Жизор впервые стал задумываться о том, что и он, должно быть не вечен, и что, мало того, может быть, и славно было бы перестать коптить небо и отправиться в черную шахту небытия. Узнав, что Ричард умер от яда отравленной стрелы, великий навигатор по своему извечному обыкновению подумал: «Почему он? Почему не я? Чем же он лучше меня? А поди ж ты, он — уже, а я — еще нет».

Посмертная слава Ричарда с каждым годом разрастающаяся все сильнее и сильнее, одно время стала жутко волновать великого навигатора, и он уже подумывал о том, что хорошо было бы тоже прославиться и затмить своей славой сказочную молву о Львином Сердце. Между тем, ему уже перевалило за семьдесят, и с течением времени память и рассудок его все больше ослабевали. То он вдруг принимался узнавать, где находится его верный друг и слуга Жан де Фо, который скончался, подавившись мухой, в один год с Ричардом Львиное Сердце; то перепутывал здравствующего великого магистра тамплиеров с его покойным предшественником и какой-нибудь документ писал на имя Жильбера Эрая, хотя храмовников уже давным-давно возглавлял Филипп де Плесси. Но это были еще пустяки по сравнению с тем, что Жан де Жизор, считающий себя до сих пор тайным властелином мира и сенешалем самого Светоносца, на самом деле с некоторых пор сделался пешкой в руках другого игрока, который контролировал все его поступки, знал обо всех богатствах, накопленных навигатором Креста и Розы и хранящихся в различных комтуриях этого ордена. Сей новый сенешаль Сатаны доныне лишь пару раз мелькнул на страницах нашей книги, но ему так и не суждено стать одним из полноправных ее персонажей, поскольку уже после гибели древа Жизора возможно было окончить повествование, а со смертью Жизорского чудовища и подавно.

Жан де Жизор скончался в 1220 году от Рождества Христова в возрасте восьмидесяти семи лет. Известно, что незадолго до его смерти, крещенный еврей Жак де Жерико выдал за него свою внучку Мари де Сен-Клер. Двадцатипятилетняя Мари являлась дочерью Анри де Сен-Клера, барона Росслина, владеющего великолепными имениями в Шотландии. Он был тайным альбигойцем и после того, как собор католической церкви окончательно предал анафеме эту ересь, некогда столь опрометчиво благословленную самим Бернаром Клервоским, барон сделался одним из главных организаторов спасения еретиков, вынужденных уйти в подполье. Жак де Жерико поженил его со своей дочерью Изабель в тот год, когда Ричард Львиное Сердце начал свой крестовый поход. Родившаяся у барона Анри и еврейки Изабель девочка воспитывалась в Лангедоке и с юных лет была приобщена к мистическим альбигойским ритуалам. Она удивляла всех незаурядными способностями и необыкновенно ранним развитием. Задушевные друзья Жака де Жерико нередко говаривали ему:

— Смотри, Элиагу, твоя внучка превзойдет тебя в хитрости и умении держать людишек в узде.

На что он только усмехался:

— Ненадолго. С возрастом все женщины глупеют, даже еврейки.

И вот, в том году, когда новым великим магистром ордена тамплиеров был впервые избран итальянец, Петро де Монтекауто, старый и дряхлый сенешаль Жан де Жизор вдруг однажды обнаружил, что с некоторых пор женат на молоденькой черноглазой особе, некрасивой, но почему-то отдаленно напоминающей ему его самого в ранней молодости — такой же длинноносой и с такими же черными, насквозь пронизывающими зрачками. Мало того, он осознал, что полностью подвластен ей и слушается любых ее приказаний.

Как-то раз, сидя за столом, он спросил свою новую жену Мари:

— Правда ли, что старый тамплиер Жан де Жизор совсем выжил из ума и, как поговаривают, женился на молоденькой еврейке?

— Правда, — не моргнув глазом, отвечала Мари. — Только она не вполне еврейка, ибо отец у нее барон Росслин.

— И что же, она умна или глупа, красива или безобразна? — продолжал расспрашивать великий навигатор Креста и Розы.

— Она чрезвычайно умна и сказочно красива, — улыбнувшись, ответила Мари де Сен-Клер. — К тому же, она — это я.

— Вот как?.. А ведь действительно умна, и, кажется, красива, — пробормотал Жан де Жизор. — Повезло этому Жану де Жизору. Странно, почему ему, а не мне?..

Угасание рассудка сопровождалось у великого навигатора различными странными явлениями. Самым безобидным среди них было то, что он посвятил Мари во все свои тайны и даже показал длинный список всех тех, кого он убил в течение своей жизни. Правда, если первые двадцать-тридцать имен действительно принадлежали людям, покинувшим земную юдоль не без помощи Жана де Жизора, то дальше все чаще стали попадаться приписки, и, проведя некоторые расследования, дотошная Мари могла получить доказательства, что ее выживший из ума муженек не имеет причастности ни к убийству Конрада Монферратского, ни к убийству великого магистра госпитальеров Гарнье де Напа, ни к смерти коннетабля Робера де Шомона, ни, в особенности, к гибели короля Ричарда Львиное Сердце, значащегося в списке великого навигатора под номером сорок семь. Мари отобрала у мужа пергамент с перечнем жертв и хранила его у себя в ларце, но однажды, проверив, на месте ли список и решив лишний раз перечитать его, она с величайшим удивлением обнаружила, что под номером шестьдесят шесть в списке прибавилось еще одно имя, вписанное все тем же прямоугольным почерком, присущим Жану де Жизору, и этим именем было — Жан де Жизор.