Не имеющий известности - Михаил Борисович Бару
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На мелкой лавочной торговле и общепите задерживаться не будем – ничем особенным они не выделялись. Не писать же, в конце концов, про пять питейных домов, питейную контору и пивоварню, которые никто и не думал не заводить, – они к тому времени сами собой завелись. По поводу торговли оптовой «Новый и полный географический словарь Российского государства», изданный в 1788 году, сообщал, что «купечество сего города, коего здесь до 400 душ мужеска полу числится, торгует льном и хлебом, отправляя оной рекою Шелонью в С. Петербург». Если же говорить о промышленности, то первыми промышленниками в городе и уезде были вовсе не купцы, а дворяне. В Порхове в 1784 году работали две фабрики – чулочная и парусинная, принадлежавшие помещице Порховского уезда генерал-поручице Бороздиной. Ей же принадлежали винокуренный и стеклянный заводы. Еще одним винокуренным заводом и еще одной парусинной фабрикой владел полковник Кожин[123]. По одному винокуренному заводу принадлежало помещикам Щербинину, гвардии поручику Корсакову и генерал-майору князю Мещерскому.
Парусинная фабрика Кожина, находившаяся в уезде, уже была настоящей фабрикой, а не кустарной мастерской. За год до конца XVIII века на ней работали двадцать пять человек, среди которых были управляющий, мастера, подмастерья, ученики и неквалифицированные подсобные рабочие. Обслуживали они двадцать пять ткацких станов и работали на собственном сырье – пеньке и льне. Перерабатывали довольно большие количества сырья. К примеру, за девяносто девятый год на фабрике переработали без малого 20 тонн пеньки и льна. Кроме собственно парусины, производили равендук и фламандское полотно. Парусинный холст отправляли на продажу в Санкт-Петербург, а льняной равендук разного качества, который представлял собой ту же самую парусину, только тонкую, продавали в Порхове и Псковской губернии. Из него шили одежду, шторы и занавески. Там же продавали и фламандское полотно, которое, как и равендук, было разновидностью парусинного холста. По тем временам фабрика Кожина была в масштабе Псковской губернии довольно крупной. В среднем за год продавали двести двадцать пять штук полотна каждого вида. Штука полотна представляла собой ленту шириной от 40 до 60 сантиметров и длиной 48 локтей, или около 23 метров. Выходит, что в год двадцать пять крепостных рабочих производили немногим более пяти километров каждого вида полотна.
Занимались в Порхове и выделкой кож. В 1789 году в городе работал кожевенный завод купца Гленцера и еще один… везде успевающей генерал-поручицы Бороздиной. Конкуренцию этим заводам составляли крестьяне Порховского уезда, тоже занимавшиеся выделкой кож. Любящие жаловаться в вышестоящие инстанции псковские купцы в очередном наказе в Уложенную комиссию писали: «Не меньше ж того по уездам же имеют крестьянство и кожевенных промышленных заводов и, переделывая во оных накупленные ими кожи, производят в продажу, и сверх того, переделав же оные в обувь и рукавицы, развозят по уездам и продают же жительствующим в деревнях и около озер рыбным ловцам и прочим обывателем, и тем псковскому купечеству, имеющим таковые промыслы, в торгах и промыслах причиняют немалый подрыв и помешательство».
Раз уж зашла речь о «рыбных ловцах», то скажем и о порховской рыбной торговле. Рыба в Порхове была самой дорогой в губернии и мелкой. Тогда она делилась на четыре категории – живую, сонную, вяленую и соленую. Фунт живых щук стоил пятак, а сонных, или соленых, или вяленых на полкопейки дешевле. Дороже на копейку стоил фунт живых лещей, дороже на две – живых сомов, дешевле фунта щуки на полкопейки – фунт окуней, а ерши с уклейками продавались и вовсе гарнцами, то есть четвертями ведра, и стоили по две копейки за эту самую четверть. Самым дорогим был угорь, стоивший целых 12 копеек за фунт.
Пожалуй, хватит о торговле и промышленности последней четверти XVIII века. Заметим только, что калачи, продававшиеся в городе, были одними из лучших в губернии, а выбор мяса был богаче, чем в самом Пскове. В Порхов лучшие сорта говядины привозили из Лифляндии.
Перед тем как приступить к рассказу о малом народном училище, нужно хотя бы несколько слов сказать о пожаре, случившемся в 1792 году. Ближе к вечеру 18 апреля загорелся деревянный дом купца Агеева. Дул сильный ветер, и через четверть часа Порхов запылал в разных местах. Сгорело двадцать девять каменных домов, сто тридцать три деревянных, восемнадцать лавок, три кельи девичьего монастыря, две колокольни, четыре харчевни, шесть казенных соляных амбаров, два питейных дома, городовой магистрат, сиротский и словесный суды с их делами, архивами и деньгами, которых было 2000 с лишним рублей, и архив уездного суда. Десять человек задохнулись от дыма, и трое обгорели до смерти. Потери, конечно, ужасные, но нельзя не заметить, что среди сгоревших домов есть почти три десятка каменных. Двадцать лет назад, когда Порхов в очередной раз горел, каменные дома сгореть не могли – их просто еще не построили.
Наконец, о малом народном училище, которое открыли в конце сентября 1790 года. Было оно двухклассным, а первым учителем в нем стал Иван Соколов, перед этим три года отработавший в точно таком же малом народном училище в соседнем городе Острове. Соколов окончил целых два учебных заведения – Псковскую духовную семинарию и четырехклассное главное народное училище и был знаком даже с основами педагогики, которые тогда назывались «способ учения». Попросил он перевода из Острова в Порхов не потому, что имел охоту к перемене мест, а потому, что жалованье ему городские власти задерживали, а когда не задерживали, давали меньше, чем обещали. Дрова и свечи, положенные учителю от казны, приходилось буквально выпрашивать, на содержание училища городская дума деньги давала, мягко говоря, неохотно. Власти наняли для двух классов одного учителя вместо двух, а в Порхове… было то же самое или почти то же самое, что и в Острове или Опочке. Тем не менее Соколов в Порхове три года проработал, а через год после открытия училища ему была объявлена благодарность за хорошую работу.
Собственно, это почти все о Порхове и уезде в XVIII веке, но если не сказать, что к концу века в городе были две каменные и одна деревянная церковь, двадцать четыре лавки, четыре кузницы с четырьмя кузнецами, два кожевенных завода, два монаха, пять портных, три кожевника-одиночки, один серебряник, четыре сапожника, 53 чиновника, 812 купцов с купчихами, 700 мещан с мещанками, 18 священников, 29 отставных военных, а вообще всех жителей 1732, да в уезде проживали 109 дворян и 26 дворянок и почти столько же владели поместьями, но не проживали, а к ним 14 иностранцев,





