Черный ксеноархеолог - Юрий Валерьевич Максимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ой! А я как раз хотела к тебе идти. Прислали наши вчерашние фотографии. Заходи!
И вот я впервые вошел в ее каюту.
Здесь пахло растениями, что неудивительно – на столике стояли и на стенах висели горшочки с цветами планеты таэдов. Многие успели разрастись, их побеги и листья с непривычным оттенком зеленого вываливались за границы, а бутоны и лепестки удивляли необычностью форм и раскрасок. Жители Гостивара, наверное, убили бы за такие образцы. Скользя по каюте, мой взгляд выхватывал детали – розовые тапки с заячьими мордочками и ушами на полу, вышитая синяя кружевная салфетка на столике, аккуратно засушенный кленовый листок на стене. Тот самый, сорванный мной в парке Гостивара.
– Ты все-таки его сохранила…
– Ну а как же, – с улыбкой ответила она. – Подарок любимого.
Я подошел и осторожно дотронулся до листка, превращенного в гербарий. Ощутив его текстуру подушечками пальцев, я вспомнил тот вечер, парк, и черные силуэты птиц на фоне закатного неба, и трепетное чувство в моем сердце к Лире. Оно изменилось. В нем больше не было страха и терзания. Дрожание огонька свечи стало равномерным горением пламени в доменной печи.
– Фотки смотреть будешь?
– Конечно!
Фотографии были отличные. Мы и впрямь оказались красивой парой. Я скачал несколько и отправил маме. Как вы понимаете, она тут же ответила. Я спросил Лиру, та согласилась, и мы устроили знакомство по видеозвонку. Приятно было видеть маму и сестренку такими счастливыми. Не буду пересказывать весь наш разговор, вряд ли это вам интересно.
После того как мы завершили разговор с моими, Лира размышляла, не устроить ли подобное с ее родственниками, но затем решила, что для начала достаточно будет письма с фотографиями.
Пока она писала, я еще раз прошелся по ее каюте. Разглядывал цветы. На планете таэдов они смотрелись органично, в своей естественной среде. Но здесь, в горшках, эти растения казались неправильными. Даже будучи по-своему красивыми.
Самым красивым был цветок, напоминавший бумажную снежинку, которые мы с сестрой вырезали на Рождество. Как что-то живое может образовывать такие ровные треугольные пустоты внутри себя? К тому же цветок переливался разными оттенками, стоило сменить угол зрения.
– Нравится? – поинтересовалась Лира.
– Да… Ты дала им названия?
– Предварительные. Когда представлю их академии наук, там могут изменить.
– Это вряд ли. Первооткрывателю принадлежит право наименования. Как этот назвала?
Она помолчала, прежде чем ответить:
– Svetlovius nobilis. Или, если по-русски, светловик благородный.
Я опешил:
– Светловиус? Ты назвала самый красивый таэдский цветок в честь меня?
– Да. Не могла удержаться, влюбленная дурочка.
Бросившись к Лире, я заключил ее в объятия и поцеловал. Она не отстранилась. Какое же это волшебное чувство – ощущать ее тело в моих руках и сладость ее губ…
Пиканье вызова прервало момент счастья. Звонил Келли, чтобы позвать нас в рубку. «Отчаянный» достиг точки перехода на окраине системы звезды Росс 128.
Мы пристегнулись, сидя на уже привычных местах в рубке.
– Прочувствуйте момент, – торжественно сказал Келли. – Это последний раз, когда мы находимся на территории Федерации легально, не будучи преследуемы Спецконтролем.
– Еще раз извиняюсь за то, что сделал это не посоветовавшись, – повинился я.
– У нас есть прибор, фальсифицирующий идентификационный номер корабля, – бесстрастно заметил Герби. – Так что при возвращении в Федерацию мы активируем его и будем в безопасности.
– Ну зачем ты так сразу сказал? – недовольно спросил Келли. – Лишил Серегу и Лиру этого волнующего переживания жизни в бегах!
– Спасибо, Герби, что лишил нас этого волнующего переживания, – сказала Лира.
– Ладно, погнали, – скомандовал я.
Келли вдавил рычаг, и мы перешли в гиперпространство.
Перелет
От этого времени у меня остались самые хорошие воспоминания. Этенул не лишил меня любви к Лире. Может быть, даже сделал ее чище. Мы ходили друг к другу, ей нравилось лежать в моих объятиях, иногда мы целовались – и внезапно этого оказалось вполне достаточно для счастья.
Мы не спали вместе, поскольку койки в каютах были рассчитаны на одного человека. Но проводили друг с другом почти все время. Мы говорили, смеялись и не могли насытиться общением. Каждый день я открывал что-то новое в Лире, и это было так захватывающе! Узнавать ее все больше… Какая она замечательная и, под внешним налетом жесткости, тонкая и ранимая. И мудрая.
Все было соткано из множества светлых моментов, небольших, простых, но таких счастливых… Вот, например, я, проснувшись, спешу к ней в лабораторию – Лира, конечно же, там. Сидит над растениями с Фомальгаута-2.
– Привет! – говорю с порога и иду к ней.
– Привет! – обернувшись, улыбается она. – Соскучился по ксенофлоре и ее загадкам?
– Нет. Просто подумал, что надо проведать жену и напомнить ей, что люблю ее. А то вдруг она забыла?
Подойдя, целую ее в шею. Лира отстраняется, но не сразу. Делает вид, что недовольна, но я вижу, что ей нравится.
– Не забыла.
– Значит, не стоило напоминать? – игриво спрашиваю я.
Пауза, многозначительный взгляд.
– Стоило.
Взгляды, жесты, улыбки, голоса – все складывалось в прекрасный узор нашего семейного счастья. Мы не просто рядом, как раньше, мы – вместе! Удивительно близкие друг другу, единые, свои…
Из того времени мне особенно запомнился один момент. Выбивавшийся.
Мы лежали на кровати в ее каюте. Лира положила мне голову на грудь.
– Когда-нибудь я тебе надоем, – тихо произнесла она. – И наши странные отношения тоже.
– Ничего подобного не слу… – начал я, но Лира прижала ладонь к моим губам.
– Я это сейчас не тебе говорю, – продолжила она все тем же мягким тоном. – Не тебе нынешнему. Я это говорю тебе будущему. Тому, кто поймет, что пора двигаться дальше. Кто найдет кого-то, с кем будет более счастлив. Рано или поздно ты найдешь, несмотря на Гемелла и все прочее. Я хочу сказать: я понимаю.
Она убрала ладонь, позволяя мне говорить.
– Это самое мрачное, что я когда-либо слышал. И я, разумеется, приложу все усилия для того, чтобы такого меня никогда не появилось. Зачем ты вообще думаешь о столь ужасных вещах?
– А тебя разве не пугает будущее наших отношений?
– Страх перед будущим не должен отравлять настоящее. А иначе получается, что будущее, которое может и не наступить, лишает нас настоящего, которое уже есть.
– Звучит разумно. Но страх все равно остается.
