Бренная любовь - Элизабет Хэнд

она, выбираясь на улицу; Фэнси тут же выпрыгнул из машины и замер рядом. – Полюбуйся!

Дэниел тоже вышел и пошел по короткой упругой травке вперед. Джуда схватила его за руку.

– Осторожней, – сказала она. – Видите?

Он в ужасе отшатнулся.

Впереди, в нескольких футах от него, мир кончался. Они стояли на краю обрыва, в сотнях футах над беснующимися волнами. Далеко внизу белел полумесяц пляжа, огражденного изрытыми водой гранитными колоннами и бесконечной чередой утесов, подрубаемых снизу неумолимыми ударами океана и увенчанных зарослями утесника и вереска, легкими и полупрозрачными, как морская пена.

– Каждый год здесь насмерть разбиваются походники, – сказала Джуда.

Она стояла к нему спиной на фоне зловещего зеленого неба; черно-белый пес настороженно замер у ее ног.

– Иногда даже тела не поднимают – спасателям к воде не спуститься, а в бурю и вертолету туда не подлететь.

Дэниел обернулся и посмотрел на расстилающиеся за его спиной поля. Извилистая черная дорога через несколько сотен ярдов пропадала из виду. За ней поднимался крутой склон холма, покрытый каменными насыпями и отдельно стоящими каменными глыбами, темными и зловещими. На самой его вершине возвышалась среди скал и обломков крепостной стены каменная башня.

– Что это? – спросил Дэниел.

– Маяк. Дозорная башня. Их по всему побережью настроили.

– Но зачем? Тут же ничего нет.

– Чтобы нести дозор. – Джуда подошла к нему и тихо подозвала собаку. – Люди жили здесь с незапамятных времен – добывали в основном олово, но и золото с серебром тоже. Еще турмалин. Заброшенные шахты встречаются по всему западу. Есть и действующие. В давние времена здесь просто копали траншеи и прямо из земли добывали руду. Были развиты народные промыслы. Местные очень красивые вещи мастерили.

Она наклонилась, сорвала длинный стебель с белым цветком и протянула ему.

– Асфодель. Как раз сейчас цветет. В мае.

– Так для защиты от кого местные строили башни?

– От пиратов. И от нас. – Она повернулась к океану. – Мы не были ни захватчиками, ни завоевателями. Они знали только одно: мы – другие. Им было невдомек, что мы видим в них красоту. Что во всем этом… – она обвела рукой море, утесы, развалины башен и каменные глыбы, весь сумеречно-мерцающий мир вокруг, – …мы видим невероятную красоту.

Ее светлые глаза сверкали в темноте, а лицо светилось от неизбывной, как горе, радости.

– Как называется ваша книга? Ник мне рассказал про нее, пока мы ждали вас у Лермонта.

Дэниел уставился на сорванный цветок в своей руке. Он слышал биение волн – легкую пульсацию земли под ногами. Цветок упал и затерялся среди побегов терновника и вереска.

– «Бренная любовь», – ответил он.

– Бренная любовь, – тихо повторила Джуда. – Это нас и влечет. Ваш вкус, как быстро вы живете и как скоро умираете… Мы видим, как каждый миг приближает вас к смерти, и это так красиво… Это нас трогает, завораживает…

Она сделала шаг к нему, и он дрогнул, но Джуда лишь молча покачала головой, затем робко протянула руку и очень бережно прикоснулась к щеке Дэниела. Ее тепло просочилось в его плоть, и ему показалось, что их не разделяет ни кожа, ни кость, ничего: все залила сладость, которую он скорее ощущал вокруг, нежели чувствовал на вкус, медленное биение густой крови в ее венах, всполох его собственной крови на кончиках ее пальцев, а в следующий миг ее губы нашли и согрели его лоб.

– То, что ты испытываешь по отношению к ней, Дэниел, – прошептала Джуда, кладя руки ему на плечи – легкие, как осенние листья. – Это влечение, безнадежное стремление к чему-то навсегда утраченному и никогда тебе не принадлежавшему – нам оно тоже знакомо. Всякий раз, прикасаясь к вам, мы чувствуем вкус вашей бренности. Лишь так мы можем хотя бы приблизиться к пониманию, каково это – жить, помня о смерти.

– Но… вы говорили, что тоже умираете… попадаете в плен…

Она кивнула.

– Верно. Однако это иное. Вы продолжаете гореть даже после смерти. А мы просто гаснем – и все. После нас ничего не остается – ни картин, ни книг, ни песен, ни памятников. Мы не понимаем, как они создаются, но очень их любим. Она задумала остаться в вашем творчестве. Она жаждет этого и делает все, чтобы достичь цели. Чтобы ее частичка осталась здесь, когда сама она в конце концов угаснет.

Джуда показала на вздымающуюся и опадающую тьму за утесами.

– Там все постоянно, незыблемо. Никто не стареет. Все всегда одинаковое. Только вы, люди, научились оставлять след в истории. Как море, с течением времени придающее форму скалам. То же научились делать и вы. И к тому же стремится она: меняться под вашим воздействием, нести на себе ваши отметины. Она не раз пыталась последовать вашему примеру, оставить за собой нечто постоянное, вечное. Она не понимает, что этим наносит вам непоправимый вред, оставляет шрамы. Что это может вас погубить. И никогда не запоминает, что для вас, для всех нас, ничто не вечно… Бренна и любовь.

Она умолкла и положила руку на голову Фэнси. Дэниел опустил взгляд и увидел, что собака прозорливо глядит на него своими разноцветными глазами, золотым и серо-голубым.

– Ты не веришь, – сказала Джуда.

– Я ничему не верю. – Дэниел отвернулся. – Нет, не так. Теперь я готов поверить во что угодно.

Он провел рукой по лицу. От усталости он почти забыл о Ларкин. Теперь же она вернулась – тяжестью в голове, за веками, в черепе.

– Я не смогу без нее жить. Джуда, я умру.

– Дэниел, неужели ты не понимаешь? Она не может остаться. Ей здесь не место. Ей не место рядом с тобой. Сегодня у нас – у всех нас – есть шанс вернуться…

– У вас? Да кто же вы такие?! – вскричал он. Пес предостерегающе гавкнул. – Кто такой Вэл?! Она его даже не знает! Она…

– Дэниел, послушай меня! Ты не прав. Они знакомы очень давно… вечность. Они повздорили, только и всего. Она сбежала и застряла здесь. Но ей нельзя тут оставаться, ее присутствие меняет ваш мир – оба наших мира. Наши миры страдают. Мы слабеем. Она почти забыла, кем была, кто она такая… Но я помню.

Джуда подняла голову. Ее кожа отливала сумеречным серебром, как цветок наперстянки. Однажды он наблюдал такой же отлив на лице Ларкин, но когда?

Все века, что они были знакомы, укладывались в считаные земные часы.

– Дэниел, – произнесла Джуда. – Дэниел, увидь меня.

Она подняла руку. По руке бежал голубовато-зеленый огонь: под кожей вспыхивали шипы изумрудных молний, предплечье и пальцы полыхали,