Лабиринт Данимиры (СИ) - Бариста Агата

Температура его взгляда упала ещё ниже.

— Старые пыльные книги…  в общество старого пыльного эльфа…  Зачем вам это, прелестное дитя?

— Не вижу вокруг ничего скучного, — сказала я, любезно улыбаясь. — И готова биться об заклад, на ваших книгах нет и пылинки. Так же, как и на вас. — Мне показалось, что выражение его лица слегка смягчилось, но мастер Аттиус молча разглядывал меня своими удивительными глазами, я продолжала: — У меня мама — хранитель. Я выросла среди магических книг и умею с ними обращаться. Правда, наша библиотека совсем маленькая, но есть очень интересные экземпляры. Ну, вы же знаете, каковы они, эти интересные экземпляры, — им палец между страницами не клади. Так что я с детства чту заповедь: «не трожь книгу в спецхране чужом, вылетит — не поймаешь». Потом я немножко училась библиотечному делу…  недолго, но основы знаю хорошо. Обещаю, ни к чему не прикоснусь без вашего разрешения…  Особенно к той новой инкунабуле, которой вы занимались до нашего прихода.

— Так-так…  продолжайте, — сказал хранитель. — Может, и название назовёте?

Я развела руками.

— Нет, конечно. Хотелось бы поразить чудесами дедукции, но у меня только простое предположение. Вы подошли и запахло мятой…  но не только. Ещё — отчётливо — жасмином. И, может быть, базиликом. Или какой-то местной травой, тут точно не скажу. Наверное, пучок у вас в кармане — машинально положили, когда пошли встречать нас. Рукописи вообще ароматов не любят, у них сущность тонкая, даже, можно сказать, нервная…  мама когда с рукописью собиралась работать, никогда не душилась и руки только детским мылом мыла…  Типографские книги в целом к растительным запахам равнодушны, но среди инкунабул встречаются те, что положительно реагируют на какой-то один определённый запах…  а у вас варианты. Значит, недавнее поступление, о котором вы сами не много знаете. Кто ж в здравом уме будет соваться к такой книге?

Мастер Аттиус вытащил из кармана помятый букетик, перетянутый нитью, задумчиво повертел его. Веточка повядшего жасмина, несколько стебельков какой-то зелени…

— Так говорите, ваша мать — хранитель? Что за библиотека? Откуда вы?

Я замешкалась, не зная, как следует объяснять своё происхождение, но тут Кайлеан, качнувшись вперёд, сказал:

— Это не имеет никакого значения.

Мастер Аттиус перевёл хризолитовый взгляд:

— Но чем можно объяснить…

Кайлеан движением руки остановил его.

— Не имеет…  значения…  — с расстановкой повторил он.

— Надеюсь, вы помните, что все учереждения, входящие в Карагиллейновский фонд поддержки фундаментальной магии, подчиняются только попечительскому совету, председателем которого является Его Величество король Георгиан Третий?

— Отец в курсе и всецело одобряет.

Подумав, Ариэль Аттиус с лёгким поклоном сказал:

— У меня нет оснований не верить вашим словам, мой принц. Уповаю, вы отдаёте отчёт в своих действиях.

— Более чем.

Они прекратили перекидываться туманными церемонными фразами, я вздохнула. Ситуация в целом напоминала айсберг, у которого видна лишь малая часть, остальное же скрывают тёмные воды, но ничего не оставалось делать, как положиться на добрую волю Кайлеана Георгиевича. «Расслабьтесь и постарайтесь получить удовольствие» — сей иронический совет приходил на ум всё чаще.

Впрочем, даже если бы мне захотелось и дальше пестовать свою подозрительность, вряд ли бы это удалось, — библиотека, организованная по принципу лабиринта, была великолепна. Я почувствовала себя в родной среде и с удовольствием погрузилась в изучение её сокровищ, иногда не в силах сдержать эмоциональных восклицаний.

Мастер Аттиус оттаял, я видела — он рад живой реакции на своих подопечных…  что не мешало ему каждые пять минут устраивать мини-экзамен. Не на все загадки мне удалось ответить, но если я чего-то не знала, то смиренно признавалась в своём невежестве…  а далее отнюдь не смиренно обрушивала на хранителя лавину вопросов. Наверное, я была неприлично болтлива, но счастье многим развязывает язык.

В одной из комнат мастер Аттиус подвёл меня к стеллажу, у которого пустовали целых три полки. На средней стоял один-единственный фолиант — толстый, растрёпанный, переплетенный в пёструю змеиную кожу и содержавший сведения о свойствах змеиной плоти и её производных. «Трактат о гадах, прекрасных и ужасных» обладал столь скверным характером, что пребывал в гордом одиночестве, хотя его содержание не было таким уж уникальным — хранитель сказал, что это скорее справочник по герпетологии, на большую половину состоящий из бредовых фантазий средневекового автора. Но с недавних пор стоило поставить по соседству с ним другую книгу, как её листы начинали покрываться безобразными ржавыми пятнами, в середине которых имелась пара проколов.

Хранитель с дребезжащим смешком сообщил, что уже нашёл решение этой проблемы, но хотел бы выслушать мнение коллеги.

Очевидно, в определении «коллега» содержалась изрядная доля юмора, но я всё равно просияла и, защитив перчаточным заклинанием руку, осторожно потянулась к «Трактату».

Раздалось шипение, руку я отдёрнула, но чисто инстинктивно — уж больно похоже получилось.

— Кто это у нас здесь? Большая страшная змея?

Фолиант зашипел ещё усерднее.

При моей повторной попытке дотронуться, «Трактат о гадах» даже дрогнул в тщетной попытке изобразить бросок пресмыкающегося.

— Ого! — сказала я и взглянула на Кайлеана. — Смотрите, Ваше Высочество, — перемещение в пространстве! — Мне хотелось поделиться интересным наблюдением. — Не слишком заметно, но всё же имеет место быть. Редкая штука.

Кайлеан на книгу смотреть не стал, а вместо этого задумчиво изучал мою взволнованную физиономию. Должно быть, размышлял, что у человека должно быть в голове, чтоб воодушевляться при виде подпрыгиваний бумажного кирпича.

Ариэль Аттиус хихикнул, я смутилась и поправилась:

— Для меня редкая, один раз в жизни видела.

Я всё же возложила на переплёт ладони (левую на заднюю крышку, правую — на переднюю, на библиотечном жаргоне это называлось «взять в бутерброд») и прислушалась. Фолиант в этот момент яростно вздрагивал, искусно имитируя звуки погремков на хвосте, — пугал. Вся эта суета, конечно, очень мешала, но диагноз, тем не менее, был ясен.

Чтобы бедная книга не услышала, я отозвала мастера Аттиуса в сторону и заговорила приглушённым голосом:

— Думаю, содержание «Трактата» просочилось в его сознание. Обычно личность книги имеет защитный барьер и взаимодействует с содержанием лишь отчасти…  но тут, похоже, все фильтры разрушены. Не знаю по каким причинам. Предполагаю, к нему плохо относились до помещения в библиотеку. Скорей всего, не читали и даже не открывали. Для любой книги это сильная психотравма, а для представителей справочной литературы и подавно.

— Есть какие-то мысли на этот счёт?

— Пока нет. Подумать надо. В маминой библиотеке только один раз было что-то похожее. У нас есть двухтомник шекспировских пьес, не слишком старый — выпущен в начале девятнадцатого века, но зато проиллюстрированный чудесными гравюрами «Бойделловской» серии. В первом томе собраны комедии, во втором — трагедии. В магический отдел они попали только потому, что некий шутник наложил на комедийный том волшбу, позволяющую персонажам с гравюр поворачивать голову и шаловливо подмигивать, если читатель задерживался на странице достаточное время. Второй том был взят просто «за компанию», чтобы не нарушать целостность идеи издания.

— Милая шутка. Но без особого практического смысла, — небрежно заметил хранитель. — Такие книги обычно становятся домашними любимцами какого-нибудь провинциального библиофила.

— Но это же настоящий «Бойделл» — очень красивое издание, сработано со всем тщанием, состояние хорошее…  — Ариэль Аттиус снова усмехнулся, и я пробормотала: — Мамина библиотека маленькая, мы всем рады…  И вот однажды во время планового пролистывания…  не знаю, как у вас, а у нас раз в квартал проводится профилактика книжной депрессии — все книги открывают, пролистывают, если есть признаки грусти-печали можно отрывок вслух прочесть или страничку погладить…  это несложно сделать, потому что…