Голубое шампанское - Джон Варли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В нужных местах он вставлял «угу» или похмыкивал.
Она симпатичная, спору нет. Дети такого возраста могут быть очень милыми и в то же время ядовитыми не хуже гремучей змеи. Она умела казаться милой, но лишь на поверхности. А вот под поверхностью… ее заботила лишь она сама. И дружелюбие ее – вещь преходящая, легко проявляется и с той же легкостью забывается.
А почему бы и нет? Она молода. И для нее такое поведение совершенно нормально.
Но осмелится ли он ее коснуться?
Безумная мысль. Как и вся его затея. Такое срабатывает очень редко. И с какой стати получится именно с ней? Он уже ощутил тяжесть поражения.
– Ты в порядке?
– Что? Я? Да, конечно, в порядке. Слушай, а мама о тебе не будет беспокоиться?
– Ерунда, я могу не идти домой еще хоть несколько часов.
На мгновение она показалась ему такой взрослой, что он едва не поверил в это вранье.
– Знаешь, я устал здесь сидеть. Да и сладости кончились. – Он посмотрел на ее лицо. Да, шоколаду не повезло – она попросту размазала почти весь вокруг рта, лишь кое-где небрежно стерев размазню рукой. – А что там такое?
Она обернулась.
– Там? Бассейн.
– Не пойти ли нам туда? Я расскажу тебе одну сказку.
* * *
Чтобы вытащить ее из воды, не хватило даже обещания рассказать сказку. Он так и не понял, хорошо это или плохо. Да, она умна, любит читать, не лишена воображения. Но вдобавок и непоседа, а это ему слишком мешало. Он сидел вдалеке от воды под какими-то кустами и смотрел, как она плавает с тремя другими детьми. И эти тоже играют в парке так поздно вечером.
Может, она вернется к нему, а может, и нет. Его-то жизнь это никак не изменит, зато ее может изменить.
Роняя капли и заметно избавившись от грязи, она вылезла из воды, напялила лоскутки, неизвестно почему называемые одеждой, и подошла к нему, вся дрожа.
– Ух, замерзла!
– Держи, – сказал он, снимая куртку. Она смотрела на его руки, пока он ее закутывал, и разок коснулась твердости его плеча.
– Ты, должно быть, сильный, – заметила она.
– Очень сильный. Я толкач, и работа у меня тяжелая.
– Но что такое толкач? – спросила она, подавив зевок.
– Садись ко мне на колени, и расскажу.
* * *
Он рассказал, и это оказалась очень интересная сказка, неотразимая для любого ребенка со склонностью к приключениям. Он долго репетировал ее, удалял лишнее, не раз надиктовывал в диктофон, пока не добился нужного ритма и интонаций, не отыскал правильные слова – не очень сложные, но в то же время не скучные, образные и захватывающие.
Он снова ощутил прилив надежды. Она начала слушать уже усталой, но постепенно он овладел ее вниманием. Возможно, никто еще не рассказывал ей сказку именно так. Она привыкла сидеть перед экраном, впитывая истории ушами и глазами, а возможность прервать повествование вопросом и тут же получить ответ оказалась удивительной новинкой. Даже чтение не могло с этим сравниться. То была традиция устных рассказов, все еще способная пленить и очаровать даже энное поколение электронной эпохи.
– Как здорово, – сказала она в полной уверенности, что он закончил.
– Тебе понравилась сказка?
– Да, очень – честное слово. Наверное, когда вырасту, тоже захочу стать толкачом. Очень приятная сказка.
– Знаешь, вообще-то я собирался рассказать тебе совсем другую. О том, что значит быть толкачом.
– Так у тебя есть еще одна сказка?
– Конечно. – Он посмотрел на часы. – Только боюсь, уже слишком поздно. Уже темно, и все ушли домой. Да и тебе, пожалуй, тоже лучше пойти домой.
Она страдала, разрываясь между тем, что ей хотелось и что полагалось сделать. Если он верно ее разгадал, все окажется проще простого.
– Да, но… я приду сюда завтра утром, и ты…
– Утром мой корабль улетает, – покачал он головой. – Мне не успеть.
– Тогда расскажи сейчас! Мне еще не надо возвращаться. Расскажи сейчас. Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста?
Он притворно сопротивлялся, хмыкал, возражал, но все же позволил себя уговорить. В душе у него все пело. Он вел ее, словно пятифунтовую форель на леске, выдерживающей двадцать пять фунтов. Даже как-то неспортивно. Но он пришел сюда не в игрушки играть.
* * *
Настал момент рассказать главное.
Иногда ему очень хотелось назвать эту историю своей собственной, но против фактов не попрешь – сочинять он не умел совершенно. И больше не пытался. Вместо этого он ободрал как липку десятки подвернувшихся ему сказок и фантазий. И талант его проявился именно в адаптировании некоторых элементов старых, изрядно подзабытых историй к миру, который она знала, – сохраняя достаточно странности, чтобы держать ее на крючке, – и в персонализации конца.
Он рассказал ей чудесную сказку. В ней имелся заколдованный замок на вершине стеклянной горы, сырые пещеры под морем, флотилии космических кораблей и сверкающие всадники, скачущие по всей галактике. Были инопланетяне, злые и добрые. Волшебные зелья. Чешуйчатые чудовища, с ревом вырывающиеся из гиперпространства и пожирающие целые планеты.
И сквозь весь этот кавардак пробирались Принц и Принцесса, попадая в ужасные, почти безнадежные ситуации, но каждый раз спасая друг друга.
История никогда не повторялась дословно. Он наблюдал за ее глазами. Когда они начинали блуждать, он выбрасывал целые куски, а когда расширялись, он угадывал, что следует добавить позднее, перекраивая рассказ в зависимости от ее реакции.
Девочку одолевала сонливость. Рано или поздно она сдастся. Ему нужно было ввести ее в транс, в промежуток между явью и сном. И тогда рассказ подойдет к концу.
* * *
– …и хотя лекари долго и упорно старались, они не смогли спасти Принцессу. Она умерла той же ночью, вдали от Принца.
Ее ротик удивленно округлился. Сказкам не полагалось иметь такой конец.
– Это все? Она умерла и больше никогда не видела Принца?
– Ну, не совсем все. Но оставшаяся часть, скорее всего, неправда, и рассказывать ее вряд ли стоит.
Ян ощущал приятную усталость. В горле слегка пересохло, голос стал хрипловатым. Рейджент теплым комочком сидела у него на коленях.
– Знаешь, тебе все-таки придется рассказать до конца, – произнесла она рассудительно. Наверное, она права, подумал он и набрал в грудь побольше воздуха.
– Хорошо. На похороны пригласили всех величайших людей из той части галактики. Среди них оказался и величайший волшебник из всех, что когда-либо жили на свете. Его звали… но мне, если честно, нельзя называть его имя. Иначе он
