Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 4. Жена господина Мильтона. - Роберт Грейвз

Именно в Стокгольме Сальмазию попала в руки книга Мильтона. Но королева уже ее прочитала и, будучи ею восхищена, не переставая хвалила ее своим придворным. Она обожала пот, кровь и скандал литературного конфликта и ей было все равно, кто кого победит, если только противники станут обмениваться предательскими ударами и хитрыми подножками. Она говорила:

— Интересно, не захочет ли этот Мильтон, поддерживавший казнь короля, пожить некоторое время при нашем дворе? Мне кажется, что он мог бы стать хорошим дополнением двора по части учености и умения ругаться. В этом Мильтону нет равных.

Но она продолжала хорошо относиться к Сальмазию, который кипел от ярости и поклялся послать к дьяволу парламент и самого Мильтона, как только он немного придет в себя и займется делами.

— Дорогой Мастер, это было бы чудесно! — звонко захохотала королева. — Я уверена, что вы разорвете на кусочки эту английскую свинью и поджарите его на углях. Я надеюсь, что нашему городу Стокгольму выпадет честь напечатать ваш великолепный труд.

Мне рассказал об этом братец Джеймс. Муж считал, что после публичного унижения Сальмазий был посрамлен, и королева его выслала из страны: его книга несколько раз переиздавалась, хорошо продавалась и была переведена на французский и нидерландский языки. Но мне кажется, что королева его пожалела, и братец Джеймс так же считает, и что его скорый отъезд из Стокгольма объясняется срочным вызовом из университета Лейдена. Он не написал ответ, хотя эта книга беспокоила его, как плохо переваренная пиша. Его соперники подталкивают друг друга и говорят:

— Этот Ужасный Человек никогда не придет в себя от удара под дых, полученного от его английского противника!

Сальмазий как-то заявил, что ниже его достоинства отвечать такому скандальному выскочке. Другой раз он сказал, что ярко продемонстрирует абсурдность его претензий, просто перечислив ошибки, которые Мильтон допускал в латинских стихах.

Каждый известный иностранец, живущий в Лондоне, счел своим долгом навестить мужа и поздравить его с великолепной книгой или хотя бы сделать это при случайной встрече. Среди этих людей были послы, посланники и другие представители иностранных монархов и государств. Совет решил не отставать в комплиментах и дал мужу сумму в сто фунтов в качестве награды за его труды. Но Мильтон отказался от денег, чтобы Сальмазий не мог упрекать его в том, что он принял деньги в той же сумме, за которую он иронично упрекал Сальмазия. Муж считает, что сто фунтов слишком малая сумма за его огромный труд и ему ни фунта не надо.

Мы занимали помещение в Уайтхолле, хотя нам грозило выселение согласно приказу Совета, где говорилось о необходимости «убрать всех нежелательных персон из Дворца». В то время мужу еженедельно выплачивали на прием иностранных послов и консулов. Я никогда не присутствовала на этих обедах. Но муж позволял мне экономить для него деньги тем, что я заказывала вина и готовила еду на нашей собственной кухне. Кухни во Дворце содержались плохо и неаккуратно. Меня это вполне устраивало, потому что в течение многих лет я научилась готовить еду на разные вкусы и кроме того, во время готовки я могла есть и пить, сколько моей душе было угодно. Моего мужа очень хвалили за эти приемы. Хотя он сам не отличал одно блюдо от другого, его волновали только острые и жгучие соусы.

На книги мужа поступали разные отзывы. Однажды братец Джеймс принес мне копию одного отзыва. В книге Мильтон назывался замороженным и суровым цензором, потому что он посмел заявить, что его покойное Величество позволял себе публично ласкать обнаженные прелести прекрасных дам. Разве сам король не был молодым и красивым, и разве он не пытался своим прикосновением излечить больных золотухой и другими заболеваниями? Автор отзыва обозвал Мильтона кислым пуританином, который не только писал о разводе и тем самым добавлял свои произведения к остальным скандальным доктринам индепендентов, но также оставил милую жену из-за ревности. Я смеялась про себя над этими словами и конечно не стала показывать отзыв мужу.

В декабре мы переехали из Уайтхолла. Мы заняли дом в Петти Франс в Вестминстере, рядом с лордом Скадамором, дом выходил в Парк святого Якова. Это произошло из-за ссоры с нашими соседями во Дворце. Наш сосед был гвардейским офицером и вел себя очень шумно. Днем он и его друзья постоянно тренировались в фехтовании и борьбе, а по ночам они громко орали разгульные песни. Причем пели попеременно псалмы и застольные песни. У него также было трое энергичных непослушных детей, а жена постоянно бренчала на гитаре и пела пронзительным и неприятным голосом. Нас разделяли весьма тонкие стены, и постоянный шум действовал Мильтону на нервы. Он также жаловался на то, что ему мешают работать люди, приходящие во дворец с разными жалобами, и они к тому же желали встретиться с Мильтоном и поговорить. В новом доме была комната для Неда Филлипса, который вернулся из Кембриджа, будучи разочарован суровой дисциплиной в этом колледже, которую ввел преподобный Гудвин, возглавивший его. Муж нуждался в Неде и Джоне, которые могли ему помочь. Почему? Да потому что он к тому времени окончательно ослеп.

Когда у него стал слепнуть левый глаз, врачи его предупреждали, что если он хотя бы на год не оставит чтение, то пострадает и правый глаз. Но в это время Совет приказал ему написать книгу, направленную против Сальмазия, и муж не стал слушаться врачей. Он считал, что дело того стоило — за счет оставшегося глаза получить похвалы всей Европы! Он промывал этот глаз лосьонами и отварами, которые были ему рекомендованы, но это ему совершенно не помогло. У него постоянно текла из уголка глаза какая-то жидкость. Если он пытался что-то рассмотреть, то перед глазами у него все плыло, и он спотыкался как пьяный. Ночью перед закрытыми глазами у него плясали яркие огоньки. Но позднее он говорил, что глаза ему застит темнота. Если он закатывает глаза, то различает какой-то свет в уголках глаз. Трудно поверить, что он ослеп, потому что глаза у него никак не изменились, и кажется, что он внимательно смотрит на вас. Мильтон не жалуется и заявляет, что не совершил ничего дурного, чтобы этот грех мог навлечь на него такую страшную кару. Кроме того, ему удалось завоевать славу. Он считает, что если ранее Сальмазий считался величайшим ученым Европы, то теперь он, Мильтон, победитель Сальмазия, должен считаться величайшим ученым всего мира!

Однажды совершенно случайно я увидела преподобного Роберта Пори, который шел по улице. Он прихрамывал из-за раны, полученной при осаде Колчестера. Я не знаю, чем он теперь занимается, но на нем не было черной одежды священника. Казалось, что дела у него шли не так плохо. Я ему сказала:

— Мой муж, господин Мильтон, ослеп.

Он посочувствовал:

— Мне очень жаль. Но Джон не должен считать себя несчастным, потому что оказался в избранной компании поэтов. Ему предсказал судьбу некий ангел еще в Кембридже: предрек, что в зрелые годы он будет вести такую же жизнь, как Гомер и Тиресий.

— Муж действительно обращался к неким ангелам? — спросила я. — Неужели он настолько суеверен?

— Нет, но когда читают короткую молитву в Михайлов День, то это означает, что вы обращаетесь к ангелам.

Муж пытается утешиться философски, заявляя, что Бог особенно заботится о слепых и что он старается осветить их темноту внутренним светом. Кроме того, он проклинает всех, кто смеется над слепым или пытается их обидеть. Теперь пришло время, чтобы завоевать эпическую славу, о которой он так долго мечтал. Мне кажется, что даже моя с ним жизнь не сможет ему помешать в достижении подобной цели. Сегодня он призвал Джона Филлипса, чтобы тот прочитал ему начало пьесы «Адам, изгнанный из Рая», чтобы Мильтон попытался там кое-что изменить.

Теперь дядюшка не может следить за Джонни, и тот стал отъявленным проказником и плутом. Но это не мое дело. Он, по крайней мере, перестал ко мне приставать.

У меня сейчас трое детей, четвертый зреет в моем чреве, дитя должно родиться уже через месяц. Мильтон с трудом видит нашего третьего ребенка с тех пор как ему было несколько месяцев. Да это и хорошо, потому что маленький Джон абсолютно не в породу Мильтонов или Мельтонов. Он на них не похож ни чертами лица, ни фигурой. Могу поклясться, что он — чистой воды Верне и точная копия моего бедного погибшего Муна!

Как это могло случиться? Я никогда плотски не познала свою истинную любовь. На свете существуют доктора, которые говорят, что на третьем или четвертом месяце беременности рождается душа ребенка. Может, умирая, Мун вдохнул собственную душу ребенку, чтобы никогда меня не покидать и продолжать меня любить и чтобы я любила его? Мне все равно, что вы об этом думаете!

Вчера муж приказал принести ему мальчика, которому уже почти два года. Он начал с ним разговаривать и весело произнес: