Автово - Андрей Портнов

Первая неделя правильных подсчётов показала, что так я чего доброго спроектирую паровоз на подводных крыльях вместо сухогруза. Но, всё-таки, я решил ничего не подгонять и оставить всё так, как есть. Спрашивается: и на хрена мне всё это надо было, когда весь предыдущий опыт моей учёбы довольно красноречиво говорил о многочисленных выгодах метода подгона, встречались даже случаи, когда сами преподаватели советовали мне писать числа наобум, лишь бы они соответствовали общепринятой статистике.

И вот сейчас, когда мне вдруг ни с того, ни с сего захотелось кому-то что-то доказать, я начал строить теоретический чертёж моего самовзрывающегося от соприкосновении с водой сухогруза по моим же суперправильным расчётам.

Накарябанные мною батоксы и всякие там ватерлинии ещё можно было принять за таковые, и народ, заходивший ненароком к нам в 215-ую, скользил взглядом по моим чертежам и почти не задерживался. Совсем другое дело стало выясняться, когда я начал рисовать теоретические шпангоуты. Теперь люди задерживались около них чуть больше обычного. Причём чем больше насыщался мой, извините, чертёж, тем эти самые задержки становились более продолжительными. А когда, наконец, за моей спиной столпилось почти полгруппы и в неискушенном изумлении пялилась на мои шпангоуты, мне вдруг почему-то показалось, что, может быть, я что-то делаю не так.

Первым нашёл в себе силы сказать слово Мартын.

— Рыжий, — спросил он меня с тоской в голосе, — а ты что проектируешь?

— Сухогруз! — гордо ответил я.

Последующие пять минут молчания говорили о том, что все лихорадочно пытаются переварить у себя внутри эту информацию, а переварив, видимо, все также лихорадочно подыскивали тактичные слова, чтобы как можно деликатнее указать мне, что возможно я немножечко не прав в своём предубеждении.

Очевидно, Мартын над этой проблемой не мучился вообще.

— Ххе! Да ведь это же корыто! — без обиняков сказал он. — Где ты видел, чтобы радиус закругления скулы был равен полуширине судна?

Наступила неловкая пауза, после которой, проснувшись, все попытались хоть как-то сгладить Маратовскую нетактичность.

— Не слушай ты его, не слушай, — с надрывом в голосе успокаивал меня добрый Чеченев. — Нормальный сухогруз. Такие коры… такие суда тоже могут плавать и почти не тонут, ну, если нет ветра, конечно…

Тут он вдруг густо покраснел и убежал.

Я слушал его и одновременно смотрел на свой чертёж.

— Ну, может быть, это и не совсем похоже на сухогруз, — думал я, — зато всё выполнено по истинным расчётам. Всё без подгонов.

— Вот ещё посмотрим, что Бронников на это скажет, — ухмыльнулся Марат, после чего с довольным видом вышел за дверь, а за ним и все остальные.

— Дима, а ты что про всё это думаешь? — спросил я оставшегося в комнате Рудика.

— Главное, что ты старался! — послышался странный ответ, который заставил меня задуматься…

Однажды, сидя в своей комнате и слушая очередные акробатические этюды энергичных девочек сверху, мы с Рудиком обсуждали кое-какие житейские проблемы, как вдруг резко открывшаяся дверь заставила нас вздрогнуть. Взбушевавшийся Владик протопал к своей кровати и с размаху плюхнулся на живописно разбросанные на ней носочки, затем, уставившись на Диму, объяснил причину своего негодования:

— Они сегодня вечером опять решили размять промежность!

Рудик ничего не ответил и, недоуменно поглядывая на Владика, ждал продолжения, так как эти слова ему ещё ничего не говорили.

— Ну, — продолжал Владик, — в смысле того, дискотеку хотят устроить! И это притом, что нам завтра идти на «войну»!!!

— Так ведь они это раньше на «школьниках» проверяли, — сказал Рудик, — тоже перед их «войной» скакали, и ничего — все живые.

— А я не «школьник», — заорал Владичка, — мне нужно выспаться!

Рудик скромно промолчал о том, что почти перед каждой «войной» наш сосед допоздна задерживался у Ларисы за игрой в карты, и лишь тяжело вздохнул. Владик оказался прав. Сони в очередной раз сегодня собирал народ в наш коридор, а татары, убедившись, что ни к чему плохому эти дискотеки не ведут, а даже, наоборот, решили пожертвовать своими колонками.

Началось всё как обычно — с посиделки в прокуренной 211-ой с непальцами. Здесь был и Деш, с которым я теперь (да, да, да) каждый день здоровался за руку, причём иногда по несколько раз в день.

Помня, что мамочкин спирт сегодня никому не грозит, я расслабился и ещё до начала дискотеки полностью потерял над собой контроль.

Но, по правде говоря, расслабился далеко не я один. Уже примерно через час Наиль по косоглазию мог запросто дать сто очков вперёд Бронникову, а за Мартыном уже начал поглядывать заботливый Костик (из «школьников»), который не раз помогал ему добежать до туалета (а то и до ближайшего открытого окна).

Вообще-то, с нашей стороны было достаточно наивно предполагать, что участившиеся в последнее время ночные тусовки с громыхающей музыкой никому не мешают. Если даже среди наших встречались явно недовольные этим личности, то что говорить о других жителях общаги. Всегда обязательно найдётся один-другой крайне недовольный, который примет необходимые меры.

Когда в коридоре, грозно ступая, появилась небольшая группа стражей порядка, направляющихся с хмурым видом в нашу сторону, это могло означать только одно — какая-то гнида, не выдержав очередного ночного развлечения, настучала ментам. И вот…

Менты, выяснив, кому принадлежат колонки, ничего не объясняя схватили под руки ничего не понимающего Мартына и поволокли его за собой, рыгнув при этом, что сегодня он отоспится в уютной камере.

Моментально смолкла музыка, а протрезвевшие внезапно Наиль, Сони и ещё несколько непальцев, в которых вдруг проснулась совесть, побежали за ментами, и даже нам было слышно, как они слёзно упрашивали ментов отпустить бедного и испуганного не на шутку Марата, боявшегося повторить участь Рябушко.

И вот уж не знаю, как это произошло, но вскоре счастливый Мартын уже в сопровождении своих спасителей возвращался назад, а менты ушли своей дорогой. Надо ли говорить, что с дискотекой на сегодня было покончено. Успокоив Марата, все стали расходиться.

На моё удивление в 215-ой Рудик ещё не спал, а что-то там читал, поскрипывая на стуле, очевидно, в отместку пытающемуся уснуть Владику за свои ежедневные пробуждения от лязганья дверцы тумбочки и особенно за сдвинутую кровать.

Расстелив свою постель, я вдруг почувствовал неприятное головокружение. Смутно вспомнилось, как, однажды, тоже после какой-то вечеринки, уже не помню по какому случаю, я, лёжа на кровати, вдруг истерическим голосом заорал: «Дайте скорее таз!», когда Рудик показал чудеса человеческой реакции, и буквально через секунду таз был у меня под носом. Ну, а дальше всё, как при социализме…

Сейчас же состояние тошноты напомнило мне тот вечер. Наверное, надо было бы мне заранее запастись необходимыми аксессуарами…

Критическое состояние подошло внезапно. Я резко поднял голову, посмотрел на Рудика, который мгновенно насторожился от моих столь резких движений, и с криком: «Дима! Та-а-а-азик!» красиво размалевал свой пододеяльник.

Обескураженный моим поведением и тем, что сегодня он был не так скор, Рудик, сморщившись до невозможности, брезгливо на вытянутых руках подал мне тазик и убежал умываться.

Тазик я, разумеется, тоже разукрасил как только мог, одновременно краем глаза замечая, как проснулся Владик и, щуря глазками, с крайним удивлением поглядывал в мою сторону.

Нечеловеческими усилиями я поставил тазик на пол и задвинул его под кровать, смутно догадываясь, что Рудик его вряд ли вынесет. Я же это однозначно сделать не мог и задвинул тазик в надежде, что, может быть, от этого не так сильно будет в комнате попахивать. И, сделав всё, что мог, я откинулся на подушку и, накрывшись своим необычным пододеяльником, мгновенно отключился…

На следующее утро я проснулся от возбуждающего всё вокруг запаха. Мерзкий душок распространился по всей комнате, в которой никого кроме меня не было — это я понял сразу, как проснулся. Мне понадобилось всего несколько секунд, чтобы оценить ситуацию, а главное вспомнить концовку вчерашнего вечера.

Да, надо было самому себе признаться, что мерзкую вонь распространял мой когда-то чистый пододеяльник. Тазик под кроватью, конечно, тоже сделал своё дело, но, всё-таки, он не находился у меня под носом. Это было фактом. Отсутствие Рудика и Владика в комнате означало, что сегодня «военный» день, чему я был несказанно рад. Ну, в самом деле, как бы я себя чувствовал, убирая остатки моего развеселившегося вчера организма, перед ними.

Итак, моей первой задачей в этот день стала проблема уничтожения моей вчерашней вульгарности. С омерзением я откинул с себя пододеяльник, на котором красовались ржавые пятна и остатки успевшей засохнуть за ночь пищи. Даже не умывавшись, на вытянутых руках я первым делом потащил тазик в туалет. На моё счастье, на своём пути я никого не встретил. Тщательно отмыв тазик, я вернулся, чтобы решить, что, чёрт возьми, делать с пододеяльником. Кипятить его я боялся, главным образом из-за неизбежного в этом случае аромата, то есть чтобы не повторить тот случай с тушёнкой. Не зная, что и делать, я рискнул обратиться за помощью к Ларисе.