Крот в аквариуме - Владимир Чиков

Генерал сделал паузу и вопрошающим взглядом посмотрел на Духанина, ожидая его мнения. Но следователь молчал. И Поляков вынужден был продолжить свои показания:

— Я, Александр Сергеевич, внимательно изучал все случаи вступления США в войну и не нашел в их истории ни одного факта вхождения в военные конфликты без обсуждения этого вопроса в конгрессе. Сама система государственного устройства и правления страной не позволяла сделать это. Появление же стратегических ракет в СССР я считал возможной подготовкой к развязыванию внезапного нападения на США. А стремление Америки увеличить свою военную мощь расценивал как создание средств устрашения и предотвращения развязывания очередной мировой войны. По долгу службы в представительстве СССР при ООН я занимался, повторяю, вопросами оценки и сопоставления ядерных потенциалов СССР — США. И ответственно заявляю вам, что к тому времени было заметное отставание американцев как в ударной силе ядерного оружия, так и в средствах его доставки. Поэтому во имя сохранения мира я и пришел к решению сообщить об этом американцам и предупредить их о военных авантюрах Хрущева…

Видя, как торопливо записывает следователь его показания, Поляков начал говорить чуть медленнее:

— А еще я не могу простить ему бездумного сокращения вооружений и численности Вооруженных Сил. Как сейчас помню, тогда увольняли сотни офицеров-фронтовиков, которым до выхода на полную пенсию оставалось всего несколько месяцев. Практически они выбрасывались на улицу. Мне противны были и его решения по снятию маршала Георгия Константиновича Жукова с поста министра обороны. И особенно снятие с должности генерала армии Сергея Матвеевича Штеменко, которого я глубоко и искренне уважал. А чего стоили экономические реформы Хрущева? Особенно в сельском хозяйстве. Во время отпуска в Москве в шестьдесят первом году я почувствовал резкое снижение уровня жизни населения и убедился тогда, что все обещания, данные Хрущевым от имени партии, — чистейший блеф. Проанализировав все, я понял, что мы живем не по законам общественного развития, а по партийным установкам. Мне стало ясно, что в нашей стране было полное пренебрежение законами социалистической экономики или даже отсутствие таковых в природе. И результатом этого явилось неполное обеспечение населения продуктами питания. У меня даже создавалось впечатление, что Хрущев, чтобы как-то оправдать провал своих политических и экономических амбиций, может так обострить международную обстановку, что доведет ее до глобального конфликта. С приходом к руководству партией и страной Брежнева я первоначально надеялся на поворот к реалистической внешней и внутренней политике государства, но потом убедился, что Брежнев задался главной целью — обеспечить военное превосходство СССР в стратегическом ядерном вооружении над США. Последующие события на международной арене — Кубинский кризис, инцидент в Чехословакии с ее оккупацией советскими войсками, пограничный конфликт с КНР — убедили меня в правильности принятого решения. Одной из причин сотрудничества с американцами послужило стремление свободно излагать свои взгляды и убеждения. Свойство характера работать «на грани риска» тоже способствовало принятию решения на измену Родине…

— Значит, это была все же измена, а не сотрудничество в прямом смысле слова? — ухватился за последнюю фразу следователь.

Поляков понял, что он проговорился, допустил фатальную ошибку, и стал думать, как ему выйти сухим из воды. «Если в КГБ нет ничего существенного на меня, нет уликовых материалов, а только косвенные признаки, не имеющие силу доказательств, то дальнейшая игра «кто кого?» стоит свеч. В самом деле, — продолжал он размышлять, — если бы следователь располагал доказательствами, то не ходил бы столько недель вокруг да около, а давно бы скрутил меня в бараний рог. Так что, Александр Сергеевич, своей обходительностью и хитростью вам не взять меня…»

— Я понимаю, что мой вопрос об измене оказался для вас, Дмитрий Федорович, весьма болезненным, — прервал его размышления Духанин, догадавшийся о колебаниях Полякова, какой дать ответ на его вопрос. — Не надо вам ничего придумывать, скажите прямо, что вы действительно изменили Родине, которая дана нам один раз и до самой смерти. Родина, она, как мать, всегда у нас одна. Двух родных матерей не бывает, как не бывает и двух родин. И ее не выбирают по вкусу или желанию, точно так же, как не выбирают себе мать. Не зря же говорят, возблагодари за честь называться ее сыном и за трудное счастье служить ей. И еще хранить и оберегать ее, делать для нее все, что в твоих силах. Вы, Дмитрий Федорович, надеюсь, понимаете, что Родина-то всегда проживет без нас, а вот сумеем ли мы прожить без нее? Хорошо сказал об этом двести лет назад один из вождей якобинцев Дантон[98], отказавшийся бежать из Франции, где ему грозила смертная казнь. Он сказал тогда: «Разве можно унести отечество на подошве башмаков?» Вот скажите мне, как вы, генерал советской военной разведки, относитесь к нарушению присяги и измене Родине?

Поляков, не отводя взгляда, сказал:

— Во-первых, я не изменял Родине, я всегда оставался ее патриотом. А во-вторых, Родина для меня — понятие абстрактное, потому что шестнадцать взрослых лет я прожил вне ее — в США, Бирме и Индии. Плюс четыре года войны с фашистской Германией. Получается, двадцать лет…

— Ну как же так, Дмитрий Федорович?! — воскликнул следователь. — Родина, за которую вы воевали четыре года, стала вдруг абстрактным понятием? У меня в голове это не укладывается. Меня волнует до сих пор вопрос, почему предают иногда те, кто предавать, казалось бы, ну никак не должен!

— В таком случае почему же вас не волнует вопрос об измене Родине сына бывшего министра морского флота СССР Юрия Носенко? Тем более что он был сотрудником Второго главного управления КГБ СССР. Или заместитель Генерального секретаря ООН, заместитель министра иностранных дел СССР Аркадий Шевченко, который тоже оказался агентом ЦРУ?

— Но сейчас не о них идет речь. В Евангелии от Святого Луки сказано: «Кто станет хитростью спасать душу свою, тот и погубит ее».

Генерал нервно потер щеку, в глазах его появилась настороженность.

— К чему вы сказали это сейчас? — спросил он холодным тоном.

Духанин остался доволен тем, что пробный шар относительно предательства прошел и затронул струны гордого, эгоистичного генерала. И после небольшой паузы, сделав бесхитростное, разочарованное выражение лица, махнул рукой.

— Да это я так… Из-за вашего абстрактного понятия Родины, — отделался он легкой, вроде бы добродушной иронией. — А еще из-за вашего ложного патриотизма, — добавил он.