Своевольная красавица - Стефани Лоуренс

— Что это?

— Заброшенная хижина пастуха. Сомневаюсь, что кто-нибудь ею пользовался с тех пор, как я в последний раз была здесь.

Ричард, отстегивающий седельные сумки, взглянул на нее.

— Ты была здесь? Я думал, что ты никогда не покидаешь долину.

Катриона скорчила гримасу и взяла из его рук сумки.

— Походы за травами не считаются.

— За травами?

— Каждую весну и в конце лета я отправляюсь на поиски трав и корешков, которые не растут в долине.

Расседлывавший коня Ричард прищурился.

— Похоже, в скором времени у меня появится интерес к ботанике.

Катриона усмехнулась и бросила на него лукавый взгляд:

— Я бы многому могла тебя научить.

Ричард улыбнулся:

— Правда? — Сняв седло со спины Грома, он посмотрел на жену. — Почему бы тебе не войти в хижину и не обмести паутину? Я разведу огонь, и ты сможешь научить меня всему, что умеешь.

Улыбка Катрионы стала шире, в глазах заплясали чертики.

— Действительно, почему бы и нет? — сказала она и направилась к хижине.

Ричард провожал ее взглядом, пока она, соблазнительно покачивая бедрами, не скрылась за дверью. Усмехнувшись, он занялся лошадьми.

Первые уроки, которые преподала ему колдунья-жена, не имели ничего общего с ботаникой. Как выяснилось, несмотря на деликатное сложение и изнеженный вид, Катриона обладала навыками бывалого путешественника и в считанные минуты превратила убогую хижину в уютное жилище. Проявив чудеса изобретательности, она приготовила вкусную и питательную еду из захваченных в дорогу припасов и корешков, которые успела собрать возле хижины до наступления темноты.

Ричард совсем разнежился, снисходительно принимая заботы жены. Это было на редкость приятное ощущение. Катриона с улыбкой наблюдала за его расслабленной позой и довольным выражением лица.

Она решилась взять с собой Ричарда только после того, как он пообещал не вмешиваться. Но теперь не сомневалась, что поступила правильно. Он должен быть рядом, когда она встретится с Алгарией, какая бы правда ни ждала их.

Однако этим вечером Катриона постаралась не думать об Алгарии. Независимо от побуждений, которыми руководствовалась наставница, жизнь продолжалась, и у Катрионы была личная, жизненно важная цель.

Она жаждала убедить Ричарда в своей любви. Вбить этот факт в его упрямую голову, чтобы однажды он поверил в себя настолько, чтобы открыто проявить свои чувства. Разумеется, это потребует времени. Сдержанные мужчины типа Ричарда не меняют своих привычек в одночасье. Катриона приготовилась ждать, но не бесконечно.

Почему бы не начать прямо сейчас?

Убрав деревянные миски в седельную сумку, Катриона отставила ее в сторону и подошла к Ричарду, сидевшему на круглом табурете перед очагом. Обняв мужа, она скользнула губами по его щеке.

— Идем спать.

Ричард не заставил себя ждать. Он заранее притушил огонь и, услышав ее нежный шепот, тут же поднялся. Катриона взяла мужа за руку и повела его к устроенной в углу постели. Она заставила Ричарда натаскать свежих еловых веток и выложила ими грубое деревянное ложе, расстелив сверху набитый соломой тюфяк. Все это она накрыла одеялом, оставив два других, чтобы укрыться. В тепле ветки оттаяли и источали легкий аромат хвои, который обещал усилиться под тяжестью их тел.

Остановившись у постели, Ричард тут же потянулся к шнуровке ее платья. Сбросив с плеч шаль, Катриона позволила ему заняться тем, что у него так хорошо получалось. Он освободил ее от платья и нижних юбок и помедлил, глядя на тонкую батистовую сорочку.

— Может, тебе остаться в этом?

У Катрионы были определенные планы на предстоящую ночь, и она замотала головой:

— В другой раз.

Она проворно расстегнула крошечные пуговки, с удовлетворением отметив, как он напрягся, когда она распахнула лиф. Подхватив подол сорочки, она сдернула ее через голову, бросила на табурет к остальной одежде и, схватив лежавшее наготове одеяло, скользнула в постель.

Ричард озадаченно наблюдал за ее стремительными действиями. Затем в рекордное время разделся сам и присоединился к Катрионе, потушив перед тем, как лечь, свечу. Комната погрузилась в таинственный полумрак, освещенная лишь неровным пламенем очага. Тюфяк прогнулся, когда Ричард вытянулся рядом с женой и, опершись на локоть, склонился над ней.

— Нет. — Катриона уперлась ладонями в грудь мужа. — На сей раз я буду любить тебя, а не наоборот.

Ричард изумленно заморгал, но проглотил уверения, вертевшиеся на кончике языка. Она всегда любила — с восторгом и нетерпением растворялась в нем. Но… если она хочет любить еще сильнее, он стиснет зубы и будет терпеть.

— Скажи только, — вкрадчиво произнес он, послушно переворачиваясь на спину, — какую форму примет эта твоя любовь?

— Для начала такую. — Катриона прильнула к его губам, вначале нежно, а затем более требовательно, играя роль, которая обычно принадлежала ему.

Не то чтобы он нуждался в возбуждении. Она ощущала нетерпеливую пульсацию его твердого естества. Усмехнувшись, она продолжила умелые ласки. Ладони Ричарда, лежавшие у нее на спине, напряглись.

— Я хочу, — прошептала Катриона, оторвавшись от его губ, — чтобы ты сказал мне, что тебе нравится.

— Что мне нравится? — проворковал он прямо в ее ухо. — Мне нравится, сладкая моя колдунья, ощущать тебя вокруг себя, жаркую и влажную.

— Хм, да. А до этого? — настаивала она. — Вот так тебе нравится? — Она лизнула плоский сосок. И почувствовала, как он вздрогнул.

— Очень мило. — Слова прозвучали чуточку напряженно.

— Отлично.

Она съехала ниже, лаская его всем телом, покрывая поцелуями его грудь и тугие мускулы живота. Тело Ричарда окаменело, по мышцам пробегала дрожь.

— Катриона? — В его голосе прозвучало потрясение. Но Катриона была слишком занята, чтобы ответить. Он терпел эту пытку еще пару утонченно мучительных минут, прежде чем понял, что даже его выдержка имеет предел.

— Катриона… — Он стремительно приподнялся, сбросив одеяла, в которых они больше не нуждались, раскалившись от внутреннего тепла.

Она округлила глаза, изображая удивление.

— Я всего лишь пытаюсь доставить тебе удовольствие.

Ричард покачал головой. Несмотря на скудное освещение, он видел лукавую усмешку на ее губах.

— Ты доставляешь мне удовольствие каждый раз, когда принимаешь в себя, колдунья… Вот, — заявил он через некоторое время глубоким, хотя и несколько ослабевшим голосом, — что мне доставляет наибольшее удовольствие.

Катриона хмыкнула.

Когда они перешли на свой обычный медленный ритм, он приоткрыл отяжелевшие веки. Маленькие руки жены упирались в его грудь, на губах играла сладострастная улыбка. Она не сводила глаз с его лица, оценивая его реакцию.