Преступники - Анатолий Безуглов

Чикуров решил закончить допрос. Говорить о каком-то оборудовании, которое помог получить Ростовцеву начальник главка, в этот момент казалось неуместным: у человека, можно сказать, жена при смерти.

Главное сейчас — «Баурос»! Такого оборота следователь даже не мог предположить. Когда Пляцковский ушел, Чикуров позвонил профессору Алехину и попросил о встрече.

— По какому поводу? — поинтересовался Алехин.

— По поводу «Бауроса», — коротко ответил следователь.

— А-а-а, — многозначительно протянул профессор. — Готов хоть сейчас. Могу подъехать к вам.

— Будьте так любезны, — сказал Чикуров.

И действительно, минут через двадцать Алехин прикатил на своей машине.

— Владислав Егорович, — представился он, стремительно появившись в кабинете следователя.

— Игорь Андреевич, — пожал крепкую руку профессора Чикуров и предложил сесть.

Алехину было лет шестьдесят. Он чем-то походил на известного академика Амосова: сухопарый, с орлиным носом, острыми глазами и совершенно седой. Движения быстрые, порывистые.

Профессор положил на стол кожаную папку и спросил:

— Что именно вас интересует?

— Ваше мнение о «Бауросе», который производят а Березках.

— Однозначного ответа у меня нет, — сказал Алехин, открыл папку и достал несколько листков.

— Да? — удивился несколько следователь.

— Сейчас объясню, — продолжал профессор. — В конце июня мне позвонил Рудик, заместитель главного врача березкинской клиники. Знаете его?

— Да, — кивнул Чикуров.

— Владимир Евтихиевич мой старый друг, еще со студенческих лет. Так вот, он вдруг обратился ко мне с просьбой провести анализ их знаменитого «Бауроса»... Хотя все это он мог сделать и у себя... Получил посылку, сопроводиловку. Пропустил без очереди. Когда принесли результат — ахнул! H2O! Сам пошел в лабораторию, проверил анализ. Вода! Правда, чуть подкрашенная и подкисленная лимонной кислотой... Позвонил Рудику, говорю, что за шуточки? Володя отвечает: какие могут быть шутки, это серьезней серьезного... Я понял, что он сам в замешательстве. Отослал ему официальную бумагу. Поставил в известность Минздрав СССР. Как же иначе? Это мой долг — предупредить. Там поднялся переполох. Мне не поверили. Я показал образец «Бауроса», анализ... В министерстве разводят руками

— Значит, вода? — уточнил следователь. Он все еще не мог понять, в чем дело: «Баурос», который им с Дагуровой принес Мелковский, вовсе не походил на воду. Отличный тонизирующий напиток.

— Да, в партии, которую прислал Рудик, была вода. А во второй...

— Что, была еще одна?

— В том-то и дело. Буквально вчера получили из Березок еще одну посылку. От... — Алехин заглянул в бумагу, — Банипартова, заместителя генерального директора экспериментального научно-производственного объединения «Интеграл»... Десять бутылок «Бауроса» в экспортном исполнении. Провели анализы. Картина совершенно другая. Препарат соответствует техническим условиям, богат биологически активными веществами, витаминами, микроэлементами, минеральными солями, которые легко и быстро усваиваются человеческим организмом. И я вполне допускаю, что именно такой «Баурос» действительно может благоприятно влиять на больных.

— Но откуда взялась та халтура, которую прислал вам Рудик? — спросил следователь.

— Чего не знаю, того не знаю, — развел руками Алехин. — Это уж по вашей части. Разбирайтесь там, где его выпускают.

Чикуров попросил профессора немного подождать в кабинете, а сам пошел и снял быстренько на ксероксе копии с документов, касающихся проведения анализов «Бауроса» в институте Алехина. Профессору отдал копии, а оригиналы приобщил к делу.

Алехин уехал. Чикуров же размышлял, что это за петрушка такая с «Бауросом». Кто и где химичил?

По существующему положению на массовый выпуск лекарства должно быть специальное разрешение Минздрава СССР. Он же осуществляет надзор за серийным, производством лечебных препаратов. Интересно, что скажут о «Бауросе» там?

Игорь Андреевич отправился в Рахмановский переулок. Как ему посоветовал Алехин, он обратился к начальнику отдела Минздрава СССР Марианне Потаповне Суичмезовой.

На вопросы Чикурова Суичмезова отвечала, взвешивая каждое слово, как и подобает ответственному работнику.

— Как только был получен сигнал от Алехина, некоторые горячие головы предложили прекратить всякие клинические испытания средств народной и нетрадиционной медицины. В частности — в Березках. Но, слава богу, нашлись и трезвомыслящие люди. Действительно, легче всего рубить сплеча. А если разобраться?.. Хотим мы того или нет, вопрос о народной медицине ставит сама жизнь. Конечно, можно отмахнуться от него, сказать, что не знаем, как его решить. Оставить эту проблему без внимания — не выход. Это понимают и у нас в министерстве, и в Академии медицинских наук. По-видимому, будет разумно попытаться ввести все в законное, контролируемое русло. Как это сделать — другой вопрос... Что касается изучения так называемых народных средств, то я знаю, что президиум академии принял решение организовать в Томске специальную клинику, где будут рассматриваться, испытываться различные предложения подобного рода...

— А «Баурос»? — напомнил следователь.

— Тот «Баурос», который был прислан Алехину во второй раз, вреда, во всяком случае, не приносит, — ответила Суичмезова. — Я сама года два назад была в Березках. Скажу откровенно: лечение голоданием, соками, продуктами пчеловодства и вся обстановка в клинике произвели на меня хорошее впечатление. Не забывайте, клиника экспериментальная! И в целом опыт, несомненно, положительный... Что же касается «Бауроса», то его разрешили давать больным опять же в экспериментальном порядке, для клинической проверки. Это ведь, с одной стороны, настой трав, соки плодов и фруктов, а с другой — продукт научно-технического прогресса, так как напиток производится с применением дезинтеграторной мельницы Ростовцева.

— Все это мне более или менее известно, — сказал следователь. — Но я хотел бы знать, откуда появился «Баурос», который прислал Рудик?

— Для этого и создана авторитетная комиссия, — ответила Суичмезова. — Туда вошли многие крупные специалисты. Признаюсь, собрать комиссию было чрезвычайно трудно. Кто в отпуске, кто за рубежом на разного рода симпозиумах, кто болен...

— Цель комиссии?

— Комплексная проверка березкинской экспериментальной клиники. И в частности, почему там так широко применяли «Баурос» в качестве лечебного препарата, как получилось, что его продавали населению тысячами, десятками тысяч литров; почему этот напиток широко рекламировался в печати, по телевидению...

— Вот вы все время говорите: напиток, — сказал Чикуров. — Разве это не лекарство?

— Нет, — категорически заявила Марианна Потаповна. — Решения фармакологического комитета о разрешении выпуска такого лекарства не существует... Значит, это не лекарство.

— А что же? — недоумевал Игорь Андреевич.

— Может быть, «Баурос» разрешило выпускать Министерство пищевой промышленности. Как прохладительный напиток типа «Байкала»... Справьтесь там... Что же касается выезда комиссии в Березки, то мы должны были отправиться туда сегодня. Но вчера в конце рабочего дня выяснилось, что в комитете по премиям, на которую выдвинуты Ростовцев и Баулин, давно уже лежит письмо якобы от одного из претендентов, а именно — от Баулина... Выезд отложили.

— Что за письмо? — насторожился Чикуров.

— Могу дать вам ознакомиться, — сказала Суичмезова, открывая сейф и доставая конверт. — Интересно то, что Баулин послал его в день покушения. Оно датировано третьим июля. — Марианна Потаповна протянула письмо следователю и добавила: — Я прочла и подумала, что это скорее всего покушение на самого себя. Если не в физическом, то уж в моральном смысле определенно...

Послание в комитет по премиям было написано на хорошей плотной бумаге. Игорь Андреевич узнал руку Баулина — ему уже немало пришлось видеть бумаг, написанных профессором. Что бросалось в глаза — почерк. Скорее всего Баулин писал в состоянии необычном, нервном: буквы были разной величины, строчки шли вкривь и вкось... Следователь невольно вспомнил предсмертные записки самоубийц. Письмо профессора походило на них.

«Уважаемые товарищи! — читал Игорь Андреевич. — Самое дорогое, что есть в природе, в обществе — это человек. Человек! С большой буквы, как говорил Горький. Гибель хотя бы одного человека по твоей вине (три последних слова были подчеркнуты) есть и будет всегда самым страшным преступлением. Но если ты врач и заведомо, умышленно губишь больного — это преступление вдвойне. Я не хотел быть преступником, но я стал им. Меня опутали, обманули, втянули в это преступление. Приняв на себя организацию и руководство березкинской экспериментальной клиникой, я искренне жаждал помочь людям избавиться от болезней и страданий. И отдавался этому весь. Но, поддавшись однажды корыстным интересам и соблазнам, я не мог уже остановиться и причинил, пусть немногим, новые, иногда еще большие страдания. Я чувствую, я слышу их справедливые гневные проклятья и упреки. Оправдания мне нет и быть не может! То, что произошло с «Бауросом», который низкие люди использовали в подлых целях, окончательно пригвоздило меня к позорному столбу. Я самым решительным образом отказываюсь не только от выдвижения на премию, но и складываю с себя звание врача, которое опозорил. Судите меня строго, обрушьте на меня меч справедливости, но прошу об одном: не подвергайте даже малейшему сомнению нужность и полезность народной медицины, ее методов и средств. Ни в коем случае нельзя забывать вековой опыт народа, выбрасывать за борт то хорошее, что делалось и делается в нашей клинике».