Институт Реставрации Природы (Сборник) - Сергей Другаль

На экранах возникли развалины гидропонных теплиц, снятые с вертолетов. Панорама производила жуткое впечатление — сплошной хаос пленки, труб и решетчатых конструкций. Потом крупно были показаны рабочие, убирающие лопатами зеленую слизь — все, что осталось от растений; были показаны погрузочные машины и бульдозеры, работающие в развалинах.

«Граждане Джанатии знают, что в стране нет голодных, что необходимые продукты питания щедротами картеля и банков даются бесплатно, и каждый из нас не ведает заботы о хлебе насущном. Мне горько, но я должен сообщить, что отныне мы вынуждены ограничить в рационах натуральные продукты. Естественно, что на жеватин, как продукт синтетический, ограничения не распространяются…»

Премьер еще долго говорил.

— Гнусная провокация! — Дин ударил кулаком по столу. — Я не думал, что они решатся на такой ущерб. Мы никогда не трогаем предприятий пищевой промышленности, и все это знают. Нет, каков масштаб провокации!

Офицеры подавленно молчали. Потом Олле спросил:

— Вы сказали «не думал, что они решатся»? Вы знали?

— Вчера был предупрежден, только не знал, где и как они ударят, а то бы мы их там встретили. Это работа Джольфа Четвертого. Сейчас Баргис бросит на нас своих лоудменов. Нанести удар по организованному язычеству — его давняя мечта. Потом, когда язычество как движение будет уничтожено, они увеличат раздачу пищи, восстановят гидропонные теплицы — не велика задача. Передача власти пророку, осторожный выборочный террор против интеллигенции, и все вернется на круги своя, легальная оппозиция им не страшна.

— Надо организовать охрану пищевых предприятий, — сказал кто-то из офицеров.

— Это значит подставить наши боевые группы под удар объединенным силам полиции, лоудменов и гангстерам синдиката.

Олле прислушивался к беседе, положив руку на голову пса. Гром с момента встречи не отходил от хозяина, все стараясь заглянуть Олле в глаза. Язычники-хирурги сотворили чудо, вернув пса к жизни. Раны на собаке зажили, но выделялись на черной шерсти серыми пятнами, следами стрижки и повязок.

— И еще прошу учесть… — Дин приглушил звук видео. — Генерал собирается выкурить нас из метро. В ближайшее время. Мне это доподлинно известно.

— Что значит «выкурить»?

— Пустить ночью в метро хлор. И помешать этому мы не можем, сил не хватит.

— Они знают, что у нас здесь дети?

— Не обольщайтесь, для них нет запретов. Эвакуацию детей надо начать утром, с первыми поездами.

— Эвакуацию?

— Да. На улицы.

— Пойти на ликвидацию приютов?

Вопрос остался без ответа. Офицеры связи вышли, последними поездами еще можно было успеть добраться до приютов и начать подготовку к выводу детей.

— Я вот все слушаю вас, братья мои язычники, и не приемлю вашу позицию. Детей увести надо, тут спорить не о чем, но ничего более конструктивного в ваших рассуждениях нет. Запись совещания у Джольфа вы слышали. Дин где-то умудрился достать пленку, и мы знаем, что наши враги объединяют свои силы. Война! А врагов лучше бить поодиночке — это азбука. Я беру на себя Джольфа Четвертого, и, надеюсь, он станет последним. — Олле потрогал шрам на подбородке. — Мы у него в долгу, а долг платежом красен, не так ли, Гром?

Пес застучал хвостом по полу, оскалился. На него смотрели с опаской: в голове не укладывалось, что этот чудо-зверь вполне ручной.

— Олле прав, — сказал Дин, — надо ударить по притону Джольфа, он терроризирует всю Джанатию. Пока цело это бандитское гнездо, каждый день можно ждать провокации. Надо действовать крупными силами.

— Не надо крупными. — Олле улыбнулся. — Вы, я и Гром — это уже трое. Еще двух я подберу сам. Сколько их там в замке? Меньше сотни? Ерунда. Что совершенно безотлагательно надо сделать, так это ликвидировать периферийные филиалы синдиката. Этим займитесь! И еще. Необходимо предотвратить дальнейшие провокации. Чтобы не повадно было впредь взрывать теплицы или травить нас хлором. Надо дать им понять, что мы имеем доступ к подземным энергомагистралям.

Ночью, когда Олле лежал на своей сиротской надувашке, к нему в каморку зашел Дин. Пес разрешил ему потрогать себя.

— Удивительное ощущение — касаться собаки. — Дин вздохнул.

— Вы пришли, чтобы сказать мне об этом?

— Я пришел спросить, кто будут эти четвертый и пятый.

— Один из них тот, кто дал вам пленку с записью совещания у Джольфа.

— Нет! Ему нельзя.

Олле помолчал, осмысливая новость. Нури все можно, — значит, пленка не от Нури. Значит, Дин о Нури не знает, значит, Нури сумел связаться с Норманом, «которому нельзя».

— Конечно, — сказал Олле. — Норману Бекету пока нельзя.

Они осторожно улыбнулись друг другу. Будучи человеком сдержанным, Олле ничего не рассказывал Дину ни о Нури, ни о Хогарде. Дин, возглавляя разведку Армии Авроры, был профессионально скрытен. Разговор о Нормане развития не получил, Олле только заверил Дина, что он разочарован не будет…

Нури предчувствовал наступление перемен в своей жизни. Полагая свою миссию выполненной, он все чего-то ждал. Он сделал все, что мог, и надеялся, что это понимает Норман, который больше не подавал о себе вестей. Ежедневные разговоры с Хогардом становились все короче, Хогард сообщал о событиях дня, о том, что в воздухе носится что-то неопределенное и все ждут перемен к худшему. Видимо, подготовка к перевороту заканчивается.

После уничтожения гидропонных теплиц — а уже известно, что это было дело рук Джольфа, — на следующий же день боевики Армии Авроры захватили подстанцию и удерживали ее более часа. Это время столица была в темноте. Что творилось в городе, представить немыслимо. Но Армия Авроры получила возможность заявить, что более не потерпит провокаций, от кого бы они ни исходили. И пусть подземелье оставят в покое. Правительство было вынуждено дать обещание. Что касается Нури, то ему надо сидеть спокойно и ждать. И поддерживать связь с кибером Ферро: вдруг он узнает еще что-нибудь от кибера ценное? Боясь расслабиться, Нури установил для себя жесткий режим физических нагрузок. После наступления сумерек он шел на берег реки. Уступая давнишнему своему желанию разобраться в сути язычества, он садился неподалеку от молящихся, слушал реквиемы. Скорбные мелодии, утихая в одном месте, возникали в другом, и эта печальная эстафета заканчивалась сама по себе после полуночи. Река мерцала в ночи длинными неясными огнями, на горизонте светился воздух, и вспыхивали в небе рисуемые лучами лазеров на аэрозольных туманах изречения пророка, рекламы, призывы и лозунги.

Нури тихо рычал сквозь зубы от ярости и жалости, разглядывая бездомных бедолаг, коротающих время вокруг фонаря. К нему привыкли, к этому обеспеченному из коттеджа, который не скупясь жертвовал на инвентарь для чистильщиков реки и берегов, на кислород для умирающих, на одежду для нуждающихся.