В поисках христиан и пряностей - Найджел Клифф

Островок у побережья Гоа был отделен от материка узкими проливами, уровень воды в которых поднимался во время приливов, так что его было легко оборонять, а еще создавало хорошо защищенную гавань. Напротив него лежал город, самый оживленный после Каликута порт Индии, который мог похвалиться множеством умелых кораблестроителей. Там велась успешная торговля арабскими скакунами из Ормуза, на которых был большой спрос среди индийских вельмож и которых невозможно было разводить под зноем Индостана. Город был старым, большим и богатым (Лодовико де Вартема утверждал, что даже на обуви слуг короля красовались рубины и алмазы) и подобно остальной Северной Индии находился в руках мусульман. С помощью честолюбивого индусского пирата и авантюриста Тиможи – того самого, которого заморин некогда послал охотиться на корабли Васко да Гамы, – де Албукерки отобрал город у его прославленного султана. Уже через несколько недель ему пришлось отступить, когда подошла огромная армия мусульман, но три месяца спустя он вернулся с новым военным флотом. Вырезав защитников на берегу, его люди преследовали их до города и учинили резню на улицах. В ходе этой резни многие жители Гоа утонули или окончили свои дни в пасти аллигаторов, когда пытались спастись, переплыв реку. Как удовлетворенно писал королю де Албукерки, шесть тысяч мужчин и женщин были убиты, тогда как всего пятьдесят португальцев простились с жизнью.

Гоа теперь стал штаб-квартирой экспансионистской колониальной державы с базами в западной части Индийского океана, и поздравить воинственного нового правителя созвали послов соседних государств. Чтобы колония пустила корни, де Албукерки при помощи денег, домов и земель подкупал своих людей, чтобы они женились на местных индианках. По сообщению хрониста, смешанные браки с самого начала стали источником проблем: «Однажды ночью, когда праздновали несколько таких свадеб, невест так перепутали, что некоторые женихи отправились в постель с чужими женами; и когда на следующее утро ошибка была обнаружена, каждый взял себе назад собственную жену, ибо все были равны с точки зрения чести. Некоторым кавалерам это дало повод насмехаться над мерами вице-короля; но он преследовал свои цели с твердостью и преуспел в создании на Гоа оплота португальского могущества в Индии» [529].

С Гоа португальские флотилии уходили разведывать Индокитай и Юго-Восточную Азию. Они уже достигли Цейлона, места, где росла лучшая на свете корица, и в 1511 году де Албукерки отплыл на восток к Малайскому полуострову. Местом его назначения был международный портовый город, контролировавший узкий проход в Малаккский пролив, оживленный морской путь между Индийским и Тихим океанами. Город также назывался Малакка, и его влияние простиралось далеко. «Кто хозяин Малакки, тот держит руку на горле Венеции», – драматично заявлял один португальский фактор [530]. Это было не простое преувеличение: Малакка была конечной точкой в плаваниях китайских моряков, многие из которых осели тут в собственном квартале, носившем название Китайский холм, а купцы из Индии, Персии и Аравии приплывали сюда за фарфором и шелками. Городом и окрестными землями правил могущественный султан-мусульманин, и как раз это делало Малакку соблазнительным трофеем для христиан.

Де Албукерки вошел в гавань под всеми флагами и с пушечными залпами и сжег десятки кораблей. Его войско высадилось на берег, и после яростного рукопашного боя (исход его решили несколько удачно брошенных копий, от которых боевые слоны вздымались на дыбы и сбрасывали на землю солдат) последний султан бежал. Возник еще один форт, и из Малакки португальцы отправлялись теперь на юг и на север.

На севере король Сиама (современного Таиланда) давно уже присматривался к богатой Малакке. Де Албукерки отправил посла для выработки условий альянса и, переправившись на берег в джонке, стал первым европейцем, посетившим Таиланд. В 1513 году экспедиция из Малакки отплыла на восток и достигла китайского города Гуанчжоу, который португальцы окрестили Кантоном. Первые контакты обернулись катастрофой: китайцы потопили два португальских корабля, а посланников приговорили к смерти за дурное поведение их соотечественников, которые, по убеждению китайцев, были каннибалами. Случившееся описал один из осужденных, бывший аптекарь из Лиссабона Томе Пиреш, который, взявшись за перо, утешал себя, мол, даже ценой собственной жизни следует способствовать крестовому походу святой католической веры против лживой и дьявольской религии омерзительного и фальшивого Мухаммеда [531]. Со временем португальцы создали постоянную базу в соседнем Макао и прибрали к рукам морскую торговлю Китая, а чуть позднее, когда трех купцов ветром сбило с курса, наткнулись на Японию и основали еще одну прибыльную торговую факторию в Нагасаки [532].

На юго-востоке португальцы доплыли до Индонезии и самих Островов Пряностей. С малайскими штурманами в качестве проводников флотилии обошли Суматру и Яву, прошли между Малыми Островами Сунда и вышли в Молуккский пролив. Тут на горстке вулканических островков они наконец нашли источник гвоздики и мускатного ореха. Ислам и тут пустил корни, по мере того как сходили на нет индуизм и буддизм, но христиане нашли достаточно союзников, чтобы здесь закрепиться: среди последних был султан острова Тернате, который наряду со своим заклятым врагом, правителем острова Тидор, был крупнейшим мировым поставщиком гвоздики.

Владения Португалии были лишь крошечными точками на карте, но соединенные воедино, эти точки образовывали силуэт огромной морской империи. Череда поселений, крепостей и зависимых от них территорий тянулась вдоль побережий Западной и Восточной Африки, обоих берегов Персидского залива, по западным берегам Индии и уходила глубоко в Юго-Восточную Азию. Самое поразительное в другом: эта империя была создана всего за четырнадцать лет с тех пор, как Васко да Гама впервые приплыл на Восток. «Мне кажется, – заключал Лодовико де Вартема после продолжительного путешествия по Юго-Восточной Азии, – что если Богу будет угодно и если король Португалии будет столь же победоносен, как и до сих пор, он станет самым богатым королем в мире. И воистину он заслуживает всех благ, ибо в Индии и особенно в Кочине каждый праздник крестят по десять, а то и по одиннадцать язычников в христианскую веру, которая повседневно преумножается стараниями сего короля; и по этой причине можно полагать, что Господь даровал ему победу и впредь станет ему способствовать» [533].

Король Мануэл без тени скромности похвалялся перед изумленной Европой новообретенным величием и в 1514 году отправил в Рим грандиозное посольство. Центральной его фигурой был слон, которого сопровождали 140 служителей в индусских костюмах, кроме него, зоопарк экзотических животных включал гепарда из Ормуза. Некоторую неловкость породило то, что Мануэл решил сэкономить на расходах самого посла и тому пришлось занять крупную сумму, чтобы прокормить свою свиту и животных. На тогдашнего папу римского, происходившего из семейства Медичи, непросто было произвести впечатление, однако он подписал новую буллу и послал в Лиссабон собственные богатые дары. Стремясь превзойти его, Мануэл в следующем году отправил в Рим носорога на корабле, доверху нагруженном пряностями, впрочем, судно с редким зверем так и не прибыло на место, затонув неподалеку от Генуи.

Купаясь в восточной роскоши, португальский король готовился к последнему рывку в борьбе за Иерусалим и вечную славу.

Подгоняемые крестоносным рвением и жаждой пряностей, португальцы с поразительной быстротой уничтожили монополию мусульман на богатейшие торговые пути мира. Однако порожденный манией величия план Мануэла вторгнуться в Святую Землю одновременно с востока и с запада никогда не имел ни реалистичной стратегии, ни адекватных средств для его осуществления. Мануэл всегда полагал, что Господь вступится за его народ и поможет в исполнении великого замысла.

План же вскоре начал разваливаться – и притом с поразительной быстротой.

В 1515 году десять тысяч португальских солдат высадились в Марокко [534] – прямо под скоординированный огонь мусульманских пушек. Деревянную крепость, которую они приплыли построить, ядра разнесли в щепы, равно как и большую часть их кораблей, и запаниковавшие крестоносцы бежали домой. Мануэл послал на смерть четыре тысячи человек, и его план выступить маршем через Африку рухнул в облаке серного дыма.

В том же году многочисленные враги Афонсу де Албукерки наконец добились его смещения, – опрометчивое прошение де Албукерки о пожаловании ему титула герцога Гоа лишь упростило им задачу. Шестидесятитрехлетний строитель империи, который получил это известие, когда возвращался в свою столицу из второй экспедиции по покорению Ормуза, пришел в глубокое отчаяние. Он написал королю исполненное достоинства письмо с оправданием своих действий, и дописывал за него писец, когда у вице-короля задрожали руки. Де Албукерки умер, когда его корабль пересекал экватор, и был похоронен в полном доспехе крестоносца, как и пристало человеку, который больше кого-либо – за исключением Васко да Гамы – сделал для того, чтобы по всему Востоку поднялись окровавленные кресты.