Истоки русской души. Обретение веры. X–XVII вв. - Сергей Вячеславович Перевезенцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таким образом, в понимании Пересветова борьба за «правду» — это не только утверждение в земной жизни Божиих заповедей, но и часть всемирной борьбы добра и зла, Бога и дьявола. Поэтому утверждение «правды» на земле доставляет «сердечную радость» самому Богу: «Ничего нет сильнее правды в Божественном Писании»; «Богу правда — сердечная радость»; «Правда — сердечная радость Богу», — утверждает Пересветов во всех своих сочинениях.
Россия, по убеждению Пересветова, — это арена борьбы Бога и дьявола за «правду». В «Большой челобитной», большая часть которой написана якобы от имени молдавского воеводы Петра, Пересветов приводит разговор этого воеводы с неким «москвитянином» Васькой Мерцаловым. «Сильно и прославленно и всем богато это царство Московское! — восклицает воевода и спрашивает: — А есть ли в этом царстве правда?» «Москвитянин» отвечает: «Вера, государь, христианская добра, во всем совершенна, и красота церковная велика, а правды нет». И Пересветов устами заплакавшего от горя воеводы Петра так комментирует эти слова: «Коли правды нет, ничего нет».
Главная беда Московского царства заключена в том же, что и беда Византии, — во всесильности «вельмож». «Сами вельможи русского царя богатеют, а царство его в скудость приводят», — говорит воевода Петр в «Большой челобитной». И Пересветов предлагает целую систему мер, которые, по его мнению, могли бы установить «правду» на Русской земле — опора на служилое войско, введение «праведных» судов, улучшение налоговых правил, частичная отмена наместничества и рабства. Все эти меры способен осуществить только «грозный и мудрый» самодержавный царь, а сами реформы должны максимально усилить роль государя.
Роль и значение «грозного и мудрого» царя Пересветов подчеркивает постоянно. В качестве примера он приводит турецкого Магмета-салтана («Сказание о Магмете-салтане», «Большая челобитная» и др.). Турецкий царь хотя и был «кровопивцем и нехристем» (впрочем, Пересветов приписывал ему желание перейти в христианство), но познал христианские книги и ввел в своем царстве «правду». «Вот если б к той правде да вера христианская, то бы и ангелы с ними в общении пребывали», — восклицает Пересветов о турках. Как можно заметить, здесь ярко проявилось убеждение русского мыслителя в том, что «правда» не обязательно связана с «верой христианской».
Пересветов понимает, что даже царю не просто пересилить своих «вельмож», поэтому он постоянно советует Ивану IV действовать не только мудро, но и «грозно». «От великой грозы твоей мудрости как от сна проснутся царские лукавые судьи», — пишет он в «Большой челобитной». «Царь кроток и смирен на царстве своем, и царство его оскудеет, и слава его низится. Царь на царстве грозен и мудр, царство его ширеет, и имя его славно по всем землям», — развивает Пересветов эту идею в «Сказании о царе Константине».
Еще один интересный момент. Неоднократно Пересветов говорит о том, что правда — это Христос: «Истинная правда — Христос…» А ниже Пересветов отмечает: «И оставил Он нам Евангелие — правду, а любя веру христианскую больше всех других вер, указал путь в Царство Небесное». А дальше он обвиняет греков в том, что они забыли евангельские заветы: «Греки читали Евангелие, иные же слушали, но Божией воли не исполняли, возвели хулу на Бога и впали в ересь». Это рассуждение интересно тем вниманием, которое Пересветов уделяет Евангелию. Ведь он практически нигде не упоминает и не ссылается на Ветхий Завет. Вполне возможно, что это лишь свидетельство не очень глубокой книжности Пересветова. Но, с другой стороны, этот факт может свидетельствовать и об определенных его религиозных предпочтениях.
Как можно видеть, Иван Семенович Пересветов поднимал в своих сочинениях самые важные проблемы, которые стояли в центре общественного внимания в середине XVI столетия. Так, идея «правды» волновала его не меньше, чем Федора Карпова. Впрочем, их понимание реализации «правды» на земле было различно. Карпов искал некую общественную гармонию всех сословий, а «правду» рекомендовал смягчать «милостью». Пересветов однозначно связывал «правду» с самодержавным царем и усилением роли служилых людей, а «правду» требовал утверждать «грозой». В этом смысле давно замечено совпадение взглядов Пересветова с теми идеями, которые немного позднее выдвигал Иван Грозный. Возможно, пересветовская идея «грозной власти» и могла в какой-то степени повлиять на сочинения русского царя. Однако ни в сочинениях Ивана Грозного, ни в других памятниках нет ссылок на труды Ивана Пересветова.
Андрей Михайлович Курбский
Андрей Михайлович Курбский (ок. 1528–1583) происходил из знатного рода смоленско-ярославских князей, потомков Рюрика, и по женской линии был в родстве с царской фамилией. Первые годы его службы были связаны с царским двором и воинским делом. В 1549 году он уже имел дворовый чин стольника и в звании есаула участвовал в военных походах. В 1552 году он прославился при взятии Казани, а в 1556-м, в 28 лет, был пожалован боярским чином. К началу Ливонской войны, в 1558 г., Курбский командовал сторожевым полком и в апреле 1563-го был назначен воеводой в г. Дерпт (Юрьев). По свидетельству самого А. М. Курбского, он активно участвовал в деятельности правительства, руководившего страной с конца 1540-х гг. при молодом царе Иване IV Васильевиче и с легкой руки самого Андрея Михайловича вошедшего в историю под названием «Избранная рада». Лидерами этого правительства Курбский называл священника Сильвестра и костромского дворянина, получившего высокий чин окольничего, Алексея Федоровича Адашева.
В начале 1560-х гг. царь, недовольный ограничением собственной власти и общей политической линией, разгоняет «Избранную раду», Сильвестра и Адашева отправляет в изгнание, где они вскоре умирают. В те же годы начинаются первые гонения и казни бояр. Опасаясь смерти, Андрей Курбский в апреле 1564 года бежит в Литву, где получает службу и богатые земли. Находясь на службе у литовского князя, а затем у польского короля, Курбский участвует в военных походах, в том числе и против России. В 1581 году во время одного из походов он заболел и вернулся в свое имение Миляновичи под Ковелем, где через два года скончался.
Видимо, в молодости Курбский получил хорошее образование, а своим учителем он многократно и с большим почтением называл Максима Грека. Уже в России Курбский написал ряд сочинений — несколько посланий, а также два «Жития Августина Гиппонского». Но творческий расцвет наступает в литовский период жизни. Из-под его пера выходят многочисленные послания разным
