Записки бывшего милиционера - Эдуард Скляров

Главным милиционером того времени, которое совпало с началом моей милицейской службы — а этот период приходится на середину 60-х годов, — был некий Павел Сергеевич Иванов, которого за глаза называли Комиссаром, и это прозвание, на мой взгляд, очень точно отражало суть этого человека.

Грузный, среднего роста субъект, в мешковатом комиссарском мундире, мало обращавший внимания на убранство кабинета, но трепетно-боязливо относящийся к шикарному энциклопедическому словарю Брокгауза и Эфрона, тома которого занимали целый шкаф в его кабинете. Ни голодное босоногое детство, ни фронтовое прошлое, ни блистательная карьера выдвиженца-ничто не влияло на типичный образ партийного функционера, поставленного руководить милицией в регионе. Точно так же он выглядел бы на должности директора молокозавода или коммунальной бани.

Комиссар сидел почти в центре большого мрачноватого кабинета, который был наполнен мебелью и прочими предметами самого разного стиля и разных времён: от заурядных утилитарных канцелярских вещиц отечественного производства до шикарного антикварного резного кресла из чёрного дерева с огромными львиными мордами на подлокотниках и ножками в виде искусно вырезанных львиных лап. Кстати, эта уникальная вещь впоследствии оказалась в кабинете начальника хозотдела, а потом вообще куда-то исчезла. Уверен, что она до сих пор украшает квартиру кого-то из бывших милицейских хозяйственников.

Одним словом, этого главного милиционера называли Комиссаром далеко не потому, что он носил звание комиссара милиции (так в то время называлось звание, равное нынешнему генеральскому), а главным образом за его стиль работы, за его публичные выступления и даже за его разговоры по конкретным уголовным делам. Лейтмотивом всего его служебного поведения было «исполнение указаний партии».

Совершенно иным был другой главный милиционер региона, ставший преемником Иванова. Это была интереснейшая и колоритнейшая фигура. Им был Иван Васильевич Травкин, назначенец Москвы, достигший поста главного милиционера региона к 55 годам и прошедший всю иерархию должностных ступеней от инспектора служебной подготовки, но ни разу не занимавший чисто «милиционерскую» должность и, соответственно, никогда не носивший милицейскую форму. Он был из так называемой внутренней службы.

Богатый практический опыт работы, природный ум, отличная память позволили ему в считаные дни изучить оперативную обстановку, ознакомиться с ее особенностями, буквально с первого взгляда верно оценивать как конкретного работника, так и состояние целой отраслевой службы регионального управления внутренних дел.

Величавый вид, изысканность в ношении форменной одежды, рокочущий и повелительный голос, жёсткость, точность и беспощадность формулировок. Незамедлительность и беспрекословность его решений буквально приводили в трепет руководящий состав управления. Многих милицейских начальников, привыкших к панибратству, расхлябанности, пьянству и необязательности, один вид Травкина выбивал из привычной колеи, доводил до сердечных приступов. Немало больших и маленьких начальников при Травкине заработало инфаркты, ещё большее число поспешно уволилось по собственному желанию. Хорошо это или плохо? Нельзя ответить однозначно хотя бы потому, что именно в период начальствования Травкина в руководящий состав влилось как никогда много толковых, деловых и соответствующих тому времени работников.

Именно по воле Травкина в регионе началось форсированное массовое строительство жилья для работников милиции. Причём в таких масштабах, что уже через три-четыре года практически исчезла очередь работников управления, крайне нуждающихся в жилье или в его улучшении.

И в то же время на массовые жалобы бедствующего милицейского сообщества по поводу низкой зарплаты именно Травкин жёстко отвечал, что они получают столько, сколько заслуживают. И именно в период «правления» Травкина случился массовый уход (хотя и на вполне заслуженный отдых) последних руководителей из числа фронтовиков, которые, несмотря на свой боевой и практический опыт и заслуженность, к сожалению, уже не соответствовали требованиям времени.

Император, как называли Травкина сотрудники, правил в регионе недолго, поскольку местная партийная верхушка не могла терпеть человека независимого и умного, разговаривающего с ними на равных. Не надо, видимо, объяснять, что многие после ухода Травкина вздохнули с облегчением.

На смену Травкину пришел Н. В. Незамужнее, до этого работавший его заместителем и курировавший места лишения свободы, он же вёл все хозяйственные вопросы. Незамужнее не имел общепризнанного прозвища, но стилем своей работы он вполне заслуживал, чтобы его называли Завхозом, вкладывая в это слово хороший смысл.

Незамужнее большую часть своей долгой службы провёл в качестве начальника исправительной колонии, но сумел с переменным успехом пройти все ступени служебной лестницы: от начальника отряда в колонии до начальника регионального управления. Фактором, обусловившим его назначение на эту должность, было модное тогда в партийных органах веяние о назначении руководителями своих, местных. Хотя Незамужнее в прямом смысле своим не был, так как в регион приехал по переводу из Сибири, но и здесь успел довольно долго проработать.

Незамужнее неважно разбирался в чисто милицейских вопросах, в результате чего не раз попадал впросак. Был вспыльчив, под влиянием минутного гнева подписывал приказы о наказании кого-либо, но сам же и отменял их через несколько дней.

Запомнился Незамужнев и любителям застолья. Кстати, именно при нём банкеты, проводимые, как правило, по случаю дней рождения и присвоения званий, стали обычным делом. Виновники торжеств изощрялись в своих возможностях, и по тому, что стояло на столе, можно было судить о наличии блата у того или иного начальника, так как это было время великого дефицита на всё и вся. На этих банкетах прилично напивались, а Незамужнев практически не пьянел (во всяком случае, окружающие этого никогда не видели), но любил рассказывать всякие были-анекдоты. Любимым его воспоминанием было то, как зэки на спор с ним о качестве пропускного режима колонии (которой он руководил в своё время и был убеждён в стопроцентной надёжности пропускного режима) на другой день в центре зоны представили ему козу с огромным выменем, полным молока, которую до этого никто из работников колонии не видел.

Незамужнев мог — что и делал не раз — на каком-нибудь банкете, например по случаю присвоения звания полковника одному из руководителей отраслевых служб, вдруг выступить с краткой характеристикой каждого присутствующего. Поражало его умение формулировать очень верные оценки людей, да так, что даже отрицательные, высказанные без нанесения обиды, воспринимались с юмором, во всяком случае, должным образом.