Свобода - Джонатан Франзен

— А я даже не заметил, что шлепанцы в моде.

— Жизнь и впрямь прошла мимо тебя.

В ее голосе было что-то механическое и несвязное — никакого знакомого поддразнивания, к которому Кац привык. В отсутствие поощрения исчезло и желание. Он начал сердиться на Патти за то, что она не такова, какой он ожидал ее увидеть.

— А кредитки? — продолжала она. — Пользоваться кредиткой, чтобы купить хот-дог или жвачку… Наличные — это же так старомодно. Я права? Наличные заставляют заниматься сложением и вычитанием, и вдобавок нужно уделить внимание человеку, который отсчитывает твою сдачу. В течение нескольких секунд ты уже не стопроцентно бесстрастен, тебе приходится покинуть собственный маленький мирок. Но кредитка тебя спасает — ты безразлично даешь ее продавцу и безразлично получаешь обратно.

— Да, примерно так и выглядела сегодняшняя толпа, — признал Кац. — Славные ребята, но чересчур погруженные в себя.

— Впрочем, лучше смириться. Джессика говорит, ты все лето будешь общаться с молодежью.

— Может быть…

— А я думала, ты уже окончательно решился.

— Да, но сейчас подумываю о том, чтобы отказаться. В общем, я так и сказал Уолтеру.

Патти встала, чтобы выбросить чайные пакетики, и замерла спиной к нему.

— Значит, это твой единственный визит, — сказала она.

— Да.

— Тогда мне следует извиниться за то, что я не спустилась раньше.

— Ты можешь в любое время навестить меня в городе.

— Да. Если пригласишь.

— Я тебя приглашаю.

Патти обернулась и прищурилась:

— Не играй со мной, ладно? Я не хочу видеть твою темную сторону, меня от этого тошнит. Договорились?

Он пристально взглянул на нее, пытаясь доказать, что говорит искренне, — пытаясь внушить это самому себе, — но взгляд Ричарда, казалось, только рассердил ее. Патти, качая головой, отступила в дальний угол.

— Как вы ладите с Уолтером? — сердито спросил он.

— Не твое дело.

— Целый день только и слышу. Что ты хочешь сказать?

Она покраснела:

— Что это не твое дело.

— Уолтер говорит, что не ахти.

— Что ж, так и есть. По большей части. — Патти вновь покраснела. — Но ты-то беспокоишься только об Уолтере, ведь так? О своем лучшем друге. Ты уже сделал выбор и дал мне понять, чье счастье тебя волнует больше. У тебя был шанс — и ты предпочел Уолтера.

Кац почувствовал, что теряет самообладание, и это было очень неприятно. Он ощутил давление в голове, нарастающий гнев, желание возразить. Ему показалось, что он вдруг превратился в Уолтера.

— Ты вынудила меня уехать, — сказал он.

— Ха-ха. «Прости, я не могу приехать в Филадельфию даже на день — из-за бедного Уолтера»?

— Это была всего минута. Полминуты. А ты потом в течение целого часа…

— …все портила. Я знаю. Знаю, знаю, знаю. Знаю. Я знаю, кто виноват. Знаю, что это я. Но, Ричард, ты ведь понимал, что мне трудней, чем тебе. Ты мог бы протянуть руку помощи! Например, не говорить о бедном Уолтере и его нежных чувствах, а вспомнить обо мне! Потому-то я и сказала, что ты уже сделал свой выбор. Возможно, ты этого еще не понял, но так оно и есть. Вот теперь с ним и живи.

— Патти…

— Возможно, я сама во всем виновата, но уж чего-чего, а времени на размышления у меня в последнее время было предостаточно, и я кое-что поняла. Я разглядела, кто ты такой и как живешь. Я прекрасно понимаю, как тебе нелегко оттого, что наша маленькая индианка не обращает на тебя внимания. О, тебе это так неприятно. Мир перевернулся вверх дном, поездка совершенно не удалась. Не исключено, что ты обхаживаешь Джессику, но тут уж я могу только пожелать удачи. Если получишь по носу, переключись на Эмили из строительного бюро. Но Уолтера она не интересует, а потому, полагаю, и тебе не нужна.

Кровь бросилась Кацу в лицо, его затрясло, как после хорошей дозы кокаина.

— Я приехал ради тебя, — сказал он.

— Не верю. Ты и сам себе не веришь. Ты не умеешь врать.

— А зачем бы еще мне приезжать?

— Не знаю. Тебя правда беспокоит проблема биоразнообразия и перенаселения?

Кац помнил, как неприятно было спорить с Патти по телефону. Она самым убийственным образом испытывала его терпение. Ричард не мог понять, отчего мирился с ее замашками. Наверное, оттого, что она хотела его, что бросилась за ним следом. Но теперь все это было в прошлом.

— Я так долго любила тебя, — продолжала Патти. — Ты вообще об этом знаешь? Я посылала бесчисленные письма, на которые ты не отвечал. Унизительный односторонний разговор. Ты вообще читал мои письма?

— Большинство.

— Ха. Не знаю, хорошо это или плохо. Впрочем, неважно, потому что теперь я всегда буду об этом помнить. Я провела три года в ожидании подарка, хотя и понимала, что он не принесет мне счастья. Но тем не менее я не переставала его желать. Ты был как наркотик, от которого невозможно отказаться. Всю жизнь я стремилась к отраве, которая наверняка бы меня убила. Но лишь вчера, когда я увидела твое истинное лицо, то поняла, что больше не нуждаюсь в наркотике. О чем я только думала? Ты ведь приехал ради Уолтера.

— Нет, — повторил Кац. — Ради тебя.

Она даже не слушала:

— Я чувствую себя старухой, Ричард. Быть человеком еще не значит жить. Это не поможет остановить время. У людей годы бегут еще быстрее…

— Ты не похожа на старуху. Ты прекрасно выглядишь.

— И это самое главное, правда? Я стала одной из тех женщин, которые тратят массу сил на то, чтобы хорошо выглядеть. Я могу по собственному желанию обзавестись идеальным телом. Все схвачено.

— Идем со мной.

Патти покачала головой.

— Поедем со мной. Уедем куда-нибудь и дадим Уолтеру свободу.

— Нет, — ответила она, — хоть мне и приятно наконец услышать эти слова. Я буду вспоминать о них, думая о минувших трех годах, и представлять, что могло бы произойти. Это обогатит мою и без того насыщенную фантазиями жизнь. Я представлю, что сижу у тебя дома, пока ты совершаешь мировое турне и трахаешь двадцатилетних девчонок. Или что я езжу с тобой и играю роль матери для твоих друзей-музыкантов — ну, знаешь, подаю им молоко и печенье в три часа ночи. Или что я стала твоей Йоко и все обвиняют меня в том, что ты выдохся. Или что я принялась закатывать ужасающие сцены и в конце концов до тебя дошло, что впустить меня в свою жизнь было ужасной ошибкой. Да я целые месяцы буду фантазировать не отрываясь.

— Не понимаю, о чем ты…

— Поверь, если б я сама себя понимала, мы бы не вели этот разговор. Я ведь действительно думала, будто знаю, чего хочу. Я понимала, что это плохо, но думала, что знаю. И вот ты здесь, как будто время остановилось.

— С той разницей, что Уолтер успел влюбиться в другую.

Патти кивнула:

— Ты прав. И знаешь что? Оказалось, что мне чертовски больно. Невероятно больно… — Ее глаза наполнились слезами, и она торопливо отвернулась, чтобы их скрыть.

Кац уже пережил несколько слезных сцен за этот день, но на сей раз впервые видел женщину, которая плакала от любви к другому. И ему это не понравилось.

— Он вернулся из Западной Вирджинии в четверг вечером, — сказала Патти. — Я могу тебе рассказать, раз уж мы старые друзья, ведь так? Он вернулся в четверг вечером и пришел ко мне — и случилось именно то, Ричард, чего я всегда хотела. Всегда. Всю мою взрослую жизнь. Я даже с трудом узнала его лицо, он как будто обезумел. Но я согласилась лишь по той причине, что он был уже как будто не здесь. Получилось своего рода прощание. Маленький подарок при расставании — чтобы показать, чего я лишаюсь навсегда. Потому что я слишком долго делала его несчастным. Теперь он готов к чему-то лучшему, но со мной ему ничего не светит… потому что я слишком долго делала его несчастным.

Судя по тому, что услышал Кац, он опоздал на два дня. Сорок восемь часов. Невероятно.

— Ты еще можешь все исправить, — сказал он. — Сделай его счастливым, будь хорошей женой. Он забудет эту девушку.

— Может быть… — Патти провела тыльной стороной ладони по глазам. — Если бы я была разумным человеком, то, вероятно, именно так и попыталась бы сделать. Потому что, знаешь, я всегда хотела победить. Я привыкла бороться. Но у меня появилось нечто вроде аллергии на разумные поступки. Я провела всю жизнь, злясь на саму себя.

— Вот за что я тебя люблю.

— Ах, любовь. Ричард Кац говорит о любви. Должно быть, это сигнал, что пора спать.

Это была финальная реплика, и Кац не пытался остановить Патти. Впрочем, он так верил в свои инстинкты, что, поднимаясь наверх десятью минутами позже, по-прежнему воображал, что найдет ее в своей постели. Но вместо нее он обнаружил толстую непереплетенную рукопись с именем Патти за первой странице. Рукопись называлась «Работа над ошибками».

Кац улыбнулся, потом сунул за щеку побольше табаку и принялся читать, периодически сплевывая в стоящую на столике вазочку, пока за окнами не забрезжил рассвет. Он отметил, что ему куда интереснее читать страницы, посвященные ему самому, нежели другим; это подкрепило его давнее подозрение, что люди на самом деле желают читать только о самих себе. Еще он с удовольствием заметил, что Патти искренне восхищается им, и вспомнил, отчего она ему нравится. Но тем не менее, когда Ричард дочитал до конца и выплюнул почти безвкусную табачную жвачку, его посетило ощущение полнейшего фиаско. Поражение нанесла ему отнюдь не Патти — ее писательские таланты впечатляли, но по части самовыражения Кац ей не уступал. Победителем был Уолтер — потому что книга была явно написана для него. Что-то вроде печальной и неосуществимой попытки попросить прощения. Уолтер был главным героем драмы Патти, а Кац — просто интересным актером второго плана.