Варяги и Варяжская Русь. К итогам дискуссии по варяжскому вопросу - Вячеслав Фомин

Итак, современные норманисты и их оппоненты сходятся в очень важном вопросе — в вопросе исторической реальности основы Сказания о призвании варягов. Исключением из этого, видимо, является позиция антинорманиста А. Л. Никитина, с 1991 г. проводящего мысль, высказанную еще «скептиками», что рассматриваемый памятник повествует о событиях не из истории Северо-Западной Руси, а из истории южнобалтийских славян, и в которых, по его мнению, участвовал Рорик Ютландский. Русский же летописец заимствовал сюжет истории западных славян для отечественной династической легенды, адаптировав ее «к новой историко-географической реальности» (ученый вообще убежден, что многие сообщения ПВЛ, связанные с Киевом и, особенно, с Новгородом, для них «могут иметь стороннее происхождение…»). Отсюда исследователь очень категоричен в своем выводе: «Раз и навсегда мы должны смириться с тем, что Рюрик ПВЛ в реальной истории Новгорода на Волхове — всего только легенда…». По его заключению, Рорик, никогда не бывший в Северной Руси, стал родоначальником русских «Рюриковичей» на страницах киевской летописи в середине XI в., при Ярославе Мудром, стремившемся к возможно большему авторитету княжеской власти, что затем без возражений было принято в Новгороде. Окончательно легенда оформилась в Киеве в XII веке.

Никитин, говоря о миграции на восток южнобалтийских славян под давлением германцев и франкского государства, а также набегов викингов, уверен, что именно они перенесли к своим восточнославянским сородичам рассказы о Рорике. Скепсис ученого к Сказанию о призвании варягов во многом проистекает из того факта, что митрополит Иларион и Иаков мних в своих произведениях не называют Рюрика, молчит о нем, указывает Никитин, и «Слово о полку Игореве». При этом он подчеркивает, что, если имена Олега и Игоря становятся традиционными в конце X в., то имя Рюрик появляется только во второй половине XI в. и при этом не пользуется популярностью. Полагая, что вряд ли это случайно, ибо имя действительного основателя династии «всегда пользовалось особенным вниманием его потомков», Никитин не находит объяснения «беспрецедентному» факту полного забвения этого «основателя», во всяком случае, до середины XI века. Вместе с тем он указывает, что из числа источников, не связанных прямо с летописью, Рюрика впервые называет «Задонщина» (вторая половина XV в.)[939].

Сказанное Никитиным в отношении позднего появления имени Рюрик среди русских князей и его полного отсутствия в ряде важнейших памятников эпохи Киевской Руси — далеко не новость. Эти факты давно стали в науке аргументами, позволяющими жестко ограничить нижнюю временную шкалу «рождения» варяжской легенды (или появления ее в Киеве) сроком не ранее середины XI века. А это, с учетом огромного хронологического разрыва между событиями, излагаемыми легендой, и временем их фиксации в памятнике, ставит под весьма серьезное сомнение, независимо от утверждений исследователей, достоверность этих событий. Эти сомнения, как и сомнения в реальности существования Рюрика, в частности, сильно выразил Д. И. Иловайский, говоря, что ни Иларион, ни «Слово о полку Игореве» не содержат никакой информации как о призвании варяжских князей, так и о самом Рюрике. На том же обстоятельстве заостряли внимание в 1920–1930-х гг. XX в. В. А. Пархоменко и Е. А. Рыдзевская. В 40-х гг. М. Н. Тихомиров также упор делал на то, что ни Иларион, ни Иаков мних совершенно не упоминают Рюрика, хотя первый из них, по его словам, «дает краткую характеристику русских князей, от их родоначальника «старого Игоря» вплоть до Ярослава Мудрого, к которому обращена его проповедь». Дополнительно он указал, что в перечислении лет от начала Русской земли (статья под 6360) легендарный Рюрик с братьями совершенно не упоминается. Первым русским князем «записи о начале Руси», утверждал Тихомиров, считали Олега и вели отсчет русской истории с того времени, как он сел княжить в Киеве[940].

Затем Д. С. Лихачев констатировал, что ни одно литературное произведение XI в. («Слово о законе и благодати» Илариона и «Память и похвала Владимиру» Иакова мниха) не знает Рюрика как родоначальника династии и считают таковым Игоря, в силу чего именуют его «Старым» (появление Рюрика как предка русских князей в «Задонщине» он объяснял влиянием ПВЛ). К тому же, говорил ученый, вплоть до конца XII в. имя Рюрик отсутствовало среди русских княжеских имен, обычно дававшихся в честь предков, что свидетельствует против того, что Рюрик осознавался основоположником династии «и в живой традиции»[941]. Увлекшись стремлением вычеркнуть из истории Рюрика, Лихачев не заметил, что это имя носил правнук Ярослава Мудрого Рюрик Ростиславич, впервые упомянутый в летописи под 1086 г. и умерший в 1092 г.[942] Б. Д. Греков отмечал, что митрополит Иларион, ставя своей «целью прославить династию русских князей, Рюрика даже не вспомнил…», проигнорировав вместе с тем его связь с Игорем. Польский историк X. Ловмяньский не сомневался, что в Киеве не знали предания о Рюрике, о чем свидетельствует отсутствие его в качестве предка Владимира Святославича в «Слове о законе и благодати» Илариона. А. Г. Кузьмин также утверждал, что ни Иларион, ни Иаков мних, ни «Слово о полку Игореве» не были знакомы с варяжской легендой вообще, а династию начинали с Игоря «Старого». Абсолютизируя факт имени первого южнорусского князя, носящего имя Рюрик — Рюрика Ростиславича, ученый полагал, что с этим именем пришла на юг сама легенда[943].

Конец 90-х гг. прошлого столетия — это время, когда представители разных взглядов на этнос варягов обоснованно опротестовали подачу факта отсутствия информации о Рюрике у Илариона и у Иакова Мниха в качестве аргумента как в пользу признания его исторического небытия, так и очень позднего появления варяжской легенды. Так, Е. А. Мельникова верно заметила, что, «согласно древнерусскому литературному этикету, в характеристике прославляемого (или упоминаемого) лица, как правило, указывались его отец и дед, а не более дальние потомки». Будучи убежденной, что сказание о Рюрике зародилось в дружинной (скандинавской) среде в конце IX — начале X в., она заключила: до середины XI в. в этом эпическом (локальном) повествовании образ Рюрика «не содержал представлений о нем как об основателе великокняжеской династии». В связи с чем, полагает исследовательница, «авторы середины — второй половины ХІ в. не упоминают его имени в родословии Владимира, а дети князей не нарекаются его именем». В. В. Фомин, выявив ту же закономерность в перечне предшественников князей, о которой говорит Мельникова, вместе с тем показал, что ученые завышают свои требования к названным авторам и ищут в их произведениях того, чего там не может быть. Дело в том, что Иларион и Иаков мних «не ставили перед собой задачу осветить генеалогию Владимира Святославича, а тем более ее прославить. Они лишь попытались очертить место князя в русской истории, причем, прежде всего по факту крещения им Руси». С точки зрения Е. В. Пчелова, отсутствие имени Рюрик у Илариона объясняется тем, что он «перечислял лишь великих киевских князей», а появление этого имени среди его потомков лишь в середине XI в., равно как и редкое использование при дальнейшем наречении князей связал с некоторой его «сакрализацией»: «имена предков не становятся родовыми именно из-за мифологизированной значимости их носителей…»[944].

«Слово о законе и благодати» митрополита Илариона дошло до нас в большом количестве списков, что говорит о его широком распространении. Как заключил Н. Н. Розов, чья точка зрения получила поддержку многих историков и литературоведов, «Слово» было впервые произнесено киевским священником, будущим митрополитом 26 марта 1049 г. в честь завершения строительства киевских оборонительных сооружений. И прозвучало оно перед Ярославом Мудрым и его ближайшим окружением[945]. Специалисты выделяют несколько его основных идей — это противопоставление христианства иудаизму[946], это мировое значение крещения Руси, духовное превосходство Нового Завета над Ветхим Заветом, величие Русской земли, занявшей законное и равноправное положение среди христианских народов[947]. Митрополит Макарий отмечал, что Иларион восхваляет Владимира, «просветившего Русскую землю». А. Н. Робинсон утверждал, что Иларион славит Владимира за христианский долг, за государственную деятельность, за военные успехи[948].

Действительно, Иларион, обратившись в контексте своих глубоких рассуждений о христианстве к личности Владимира, подчеркивает, что он по собственному почину совершил дело «великое и дивное» — крестил Русь, благодаря чему «вера бо благодатьнаа… и до нашего языка рускааго доиде», в связи с чем сравнивает его с императором Константином Великим. Ведя речь о том, что «хвалить же похвалныими гласы Римьскаа страна Петра и Паула, има же вероваша в Иисуса Христа, сына божиа; Асиа и Ефес, и Пафм — Иоанна Богословьца, Индиа — Фому, Егупет — Марка», что все страны и народы хвалят своего учителя, что научил их православной вере, Иларион ставит подобную задачу перед русскими людьми: «Похвалим же и мы… нашего учителя и наставника великааго кагана нашеа земли Володимера, вънука старааго Игоря, сына же славнаага Святослава». В том же духе оценивает Иаков мних (третья четверть XI в.) заслуги князя перед Русской землей: «Память и похвала князю русскому Владимиру, как крестился Владимир и детей своих крестил, и всю землю Русскую от края и до края…», как он «языческих богов, вернее, бесов, Перуна и Хорса и многих других попрал…», «всю землю Русскую привел к Богу…», называя при этом имена его отца Святослава, деда Игоря и «бабки» Ольги[949]. Сразу же обращает на себя внимание тот момент, который не берут в расчет ученые, что Иларион не упомянул не только Рюрика, но и более близких Владимиру по родству и по времени не менее значимых в истории русской державы и ее правящего дома Олега и Ольги. А Иаков мних «проигнорировал» Олега. Конечно, этот факт умолчания не подлежит абсолютизации. И объяснить его, как и случай отсутствия информации о Рюрике у названных авторов, все-таки можно.