Красная Латвия. Долгая дорога в дюнах - И. Э. Исаева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Походная колонна растянул аж почти на полкилометра. Маршрут этой ночью у нас не дальний, но запутанный. До «железки» около двадцати километров, там – последний привал. Идти по дорогам опасно: можно напороться на мины, поставленные диверсантами. К тому же на обочинах нередко пасутся гитлеровские наблюдатели. Обнаружить себя в нейтральной зоне – то же самое, что доложить врагу о месте своего перехода, добровольно сунуться в западню. Сейчас единственный наш союзник – скрытность.
Короткий переход сослужит добрую службу. В последний раз проверяем, как пригнаны вещмешки и оружие, какие ремни подтянуть, какие – отпустить. Это – первая прикидка сил с полным снаряжением, весит оно самое малое – пару пудов.
Все спокойно. Даже на воспоминания времени хватает. В прошлом году в этот же день мы отправлялись на фронт, защищать Москву. Третье декабря – день моего рождения. Он снова совпал с кануном нового этапа борьбы. Но двадцать два года – возраст, которым вряд ли стоит кичиться командиру. Никто не должен знать о моем юбилее. И без того – наказанье какое-то! Связные русской бригады то и дело разыскивают командира латышских партизан. И смотрят поверх меня – невзрачного, в козьем кожушке – на могучего Ошкална. Вот ведь бывают моменты, когда хочется стать лет на десять постарше. Посолидней.
Пока не рассвело, останавливаемся в Чурилине – покинутой деревушке, где ночуют фронтовые разведчики. Ребята попались чересчур нервные – чуть не прошлись из автоматов по бойцам Андрея Мацпана. Курземцы произнесли па роль на ломаном русском языке, и часовые приняли их за фрицев.
Здесь мы проведем день. Железная дорога находится еще километрах в четырех-пяти, за болотом. Дано строгое указание: днем из изб не выходить, огня не разводить – немцы не должны ни о чем пронюхать.
…Гитлеровцы и в самом деле ничего подозрительного не заметили. Около полуночи мы уже лежим впритык друг к другу на краю болота неподалеку от деревни Волгино5. Вымокли основательно – нагулялись по незамерзшим бочагам. Слегка метет.
В стороне Локни нахально покрикивает локомотив, впереди, н а железной дороге – тишина. Слишком долго все-таки возятся разведчики! Мерзнем, лежа в снегу. Появляется связной из штаба бригады. Посылаем вместе с ним – для боковой охраны – бойцов Антона Поча и Яниса. Ариньша. Успеваю предупредить: «Связного не ждите! Только почувствуете, что мы уже за железной дорогой, догоняйте!» Приказано – держаться следов впереди идущего, ночью это – единственный ориентир.
Проходит еще целая вечность, и подается команда: «Встать». Разом вскакиваем на ноги и черной тучей переваливаем за железнодорожную насыпь. Оказавшись по ту сторону, поспешно выстраиваемся в походном порядке. «Быстрей, быстрей вперед!» – разносится по колонне. Но я вынужден делать обратное – надо немного придержать своих, ведь у нас нет группы прикрытия. Спины передних партизан уже исчезают в белесой мгле. Пытаюсь всмотреться и вслушаться в метель. Туман и снег поглощают шумы – это хорошо.
Расстояние до шоссе примерно полкилометра. Еще один бросок – и все мы окажемся во вражеском тылу. За дорогой снова начнется болото, там фрицев нет. И вот – когда опасность вроде бы уже позади, из-за кустов – вырываются, движутся прямо на нас… снопы света. В таких случаях партизан не раздумывает, командир не приказывает. Срабатывает шестое чувство» – и мы уже в сугробах, до боли вжимаем в плечо приклады автоматов. Молодцы ребята! Нервы держат, ни у кого палец на спуске не дрогнул – ничем себя не обнаружили. Метрах в двадцати мимо нас, благодушно фырча и вихляя, проползли немецкие грузовики.
Бывают все же чудеса – три сотни человек без единого выстрела переходят и линию фронта, и шоссе, и железную дорогу. Удача? Ариньш думает иначе: австрийцы нас видели, но пропустили – за свою шкуру трясутся. Еще несколько партизан утверждают, что после перехода железной дороги со стороны Насвы выкатились лыжники в белых маскхалатах и, как призраки, проскользнули совсем рядом с нами. Может, оно и так, но рассуждать на сей счет некогда, нужно догонять колонну…
Вот оно и случилось. Прыжок в неизвестность. Слишком удачный, чтобы сразу поверить! Не ликуй. После прыжка следует приземлиться на ноги. А удастся ли – покажет завтрашний день.
…Мы больше бежим, чем идем, с трудом приводя дыхание. Надо уйти подальше от передовой, от Насвы и Локни. Там меньше гитлеровцев, и больше шансов выдержать первую стычку с ними. Движемся невероятными зигзагами. Стрелка компаса показывает то н а запад, то на север, то н а юг. Петляем, как зайцы, – огибаем деревни, занятые немцами. Впереди, по бокам, сзади вспыхивают ракеты. В стороне пропарывают воздух трассирующие пулеметные очереди. Вскоре привыкаем – они явно предназначены не нам. Болота, луга, поля, кусты, и снова все сначала…
Идем уже шестой час. Усталость огромная, и десятиминутные передышки после двух часов хода больше не помогают. Петя и Янка Лапиньш находятся при мне, поддерживают связь с бригадой и отдельными группами. Пропускаем мимо отряд, присматриваемся. Держатся молодцом. Вот только кое-кто уже неуверенней ступает в глубокую борозду, вытоптанную в снегу впереди идущими. А вот и комиссар. Увидев нас, бодро распрямляется и иронически покашливает – давайте, мол, поспевайте за мной! Все еще никак не простит мне и Лайвиньшу недавнего «навета». При первом же удобном случае демонстрирует, как мы просчитались… Хоть сейчас готовы покаяться. Лишь бы он выдержал.
Разумеется, всего тяжелей группе Мацпана – ей торить дорогу в рыхлом снегу. Но Янка, вернувшись из головы колонны, докладывает: «Курземцам упорства не занимать, не плачутся». Да и сам Янка – плечистый латгальский парень – на редкость вынослив. До утра успевает несколько раз обойти всю колонну.
К утру начинает проясняться, прихватывает морозец. Новая напасть – леденеют промокшие одежда и обувь. Мы, правда, одеты довольно тепло – на всех ватники, обуты в кирзовые сапоги. А вот за молодежь из калининской бригады страшновато – многие из них одеты совсем легко, по-городскому. Нет у них крестьянского опыта, не знают, как быть в мороз. И ко всему еще – усталость, огромная усталость…
Самый критический момент рейда. Идем уже десятый час. Трудно – этим слишком мало сказа но. Силы давно иссякли.
