Избранное. Романы и повести. 13 книг - Василий Иванович Ардаматский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не обижайтесь на меня, Раух, я сам недоволен собой. Но вы должны меня понять. Я, наверно, разучился говорить попросту. С сослуживцами я могу разговаривать только по делу, хотя отношения у меня с ними приличные. Но не дальше наших дел. Они тоже не спешат говорить со мной о своем личном, а я тем более. А с вами... — Он запнулся и продолжал: — С момента нашего знакомства у Килингера мне захотелось сблизиться с вами.
— И вы отчитали меня, Килингера, а заодно и всю нашу немецкую нацию! — рассмеялся Самарин.
— Наверно, дело в том, что вы штатский... — продолжал Осипов, словно не услышав сказанного Самариным, — что вы тоже юрист... что в наших судьбах есть схожее... И наконец, человек, наверное, не может долго носить в себе невысказанным то, о чем он все время думает.
— Зачем вам все эти самооправдания? Вы что, жалеете о нашей встрече? — спросил Самарин.
В это время они уже шли по двору своего дома.
— Возможно, и жалею, — холодно ответил Осипов и, остановившись у каменной дорожки, ведущей к его подъезду, протянул Самарину руку: — Тем не менее спасибо.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
Теперь все мысли об Осипове. Только о нем...
Он вышел на Осипова внезапно, скорее, чем думал, и потому еще не подготовленный к этому как надо. Сейчас нужно было, взвесив все, выбрать точную дальнейшую тактику. Больше всего Самарин боялся допустить опасную торопливость. Но не менее опасно было и затянуть предварительные отношения, сделать обыденными, лишив их интереса для Осипова. Все это утро он тщательно обдумывал свое дальнейшее поведение с Осиповым.
В самый разгар работы раздался телефонный звонок. Магоне, черт бы его побрал!
— Господин Раух, умоляю вас, не откладывая, приехать ко мне! Подвернулось замечательное дело, и решать его надо немедленно! — говорил он возбужденно. — Если мы это упустим, будем рвать на себе волосы.
Самарин слушал его стиснув зубы — будь ты проклят со своими делами! Но сказал, что через час зайдет.
Вернувшись в комнату, подумал: «Всю эту коммерцию надо отбросить и полностью высвободиться для работы с Осиповым. И первое, что для этого надо сделать, — предоставить Магоне полную самостоятельность. Но как мотивировать?» И этот заданный себе вопрос мгновенно его отрезвил. «Как легко ты, любезный, зарываешься? Как можно отбросить коммерческие дела, когда они, и только они, оправдывают твою жизнь в Риге. Коммерция продолжает оставаться твоим тылом, и это плацдарм, с которого ты ведешь свой бой». Ведь и в глазах Осипова он должен достоверно выглядеть тем, кем он его знает, — немецким коммерсантом. Может, он и избрал его в собеседники, потому что считает его далеким от политики и всяких служб. Нет, нет, надо найти в себе силы и на Осипова, и на коммерческие дела. Точно торопясь немедленно покончить с ошибочной мыслью, Самарин оделся и отправился к Магоне...
Компаньон действительно натолкнулся на интересную сделку. Какой-то бывший латышский летчик, по фамилии Цукурс, с которым Магоне был давно знаком, теперь возглавлял составленный из латышей карательный отряд, подчиненный немецкой службе безопасности. Недавно отряд вернулся из Литвы, и Цукурс вывез оттуда музейную коллекцию.
Магоне развернул перед Самариным сверток с образцами товара. Это были три бесформенных куска янтаря, внутри которых окаменели различные насекомые.
— Цены этому нет, — объяснил Магоне. — Я помню, в старое время в ювелирном магазине такой товар продавался за бешеные деньги. Но Цукурс, кажется, цену товару не знает...
Самарин рассматривал на свет окаменевшего в янтаре муравья и вдруг стал думать о том, как тысячи лет назад полз муравей-бедолага по сосне, влип в смолу, и теперь его видят люди двадцатого века. Муравей так сохранился, что, казалось, он там, внутри янтаря, шевелится.
— Подобных штучек у него целый чемоданчик, — продолжал между тем Магоне. — И по-моему, не понимая, какая это ценность, он посоветоваться с кем-либо боится — это явно краденое. Меня встретил на улице, вцепился, как клещ. Бог, говорит, послал вас мне, потащил, в ресторан, угощал по-царски, а потом предложил товар. Но есть одна трудность: Цукурс хочет получить золотом, только золотом. Или любыми золотыми монетами, или золотыми вещами. Я спросил: если золотыми кольцами, сколько он хочет? Он ответил: десятка два. Я предложил десять. Он сказал, что подумает, и вот оставил у меня образцы.
— Надо посмотреть все, что у него есть, — сказал Самарин. — Может, все остальное — янтарный лом. Смотреть будем вместе.
— Да-да, конечно, надо посмотреть все! — согласился Магоне. — Но я боюсь, как бы он не отвернул в сторону. Ведь я ему ничего не сказал о вас.
— Так скажите. Или вы хотите действовать без меня?
— Нет-нет, что вы! — запротестовал Магоне.
— У вас есть золото или золотые кольца? — спросил Самарин,
— Только два кольца, — вздохнул Магоне. — Но кольца как раз добыть можно.
Самарин вдруг подумал, что встретиться ему с этим бандитом просто необходимо — неужели и местные каратели уже начали запасаться золотом про черный день?
Уже на другой день Самарин встретился с Цукурсом, и тот нисколько не испугался, что имеет дело с немцем.
Встреча произошла у Магоне. Самарин увидел рослого, спортивно подтянутого белобрысого мужчину с выгоревшими бесцветными глазами. Было ему, наверное, около сорока, но выглядел очень моложаво.
Посмотрели его товар. Весь янтарь был явно музейной редкостью. Пока Самарин и Магоне осматривали товар, Цукурс сидел, откинувшись на спинку стула, и с каменно равнодушным лицом смотрел прямо перед собой. Только когда осмотр был закончен, он сказал Самарину с ухмылкой:
— В Германии у вас эти штучки оторвут с руками.
— Признаться, я с таким товаром имею дело впервые, — ответил Самарин. Решив малость царапнуть бандита, добавил: — Но мне непонятно, почему вы не хотите получить за это рейхсмарками?
Цукурс уставился на Самарина белесыми неморгающими глазами и не отвечал.
— Я-то буду получать
