Валигура - Юзеф Игнаций Крашевский

каштелян. – Мы были с ним в мире, кто мог ожидать нападения? Нас горсть сидела в Накле. Вдруг ночью он окружил нас с великой силой; прежде чем мы собрались обороняться, вырубили ворота. Во дворах пришлось нам с ними сразиться, мы защищались до последнего, один против десяти – и вот сколько нас ушло живыми.

Каштелян вздохнул.

– Сыновья мои… – воскликнул он и не докончил.

Громкий разговор в предсенях, который был слышен во дворе, начал вызывать любопытных.

За ними вышел Лешек с весёлым лицом, как раз, когда каштелян рассказывал о взятии Накла; услышал и заломил руки. Он стоял за епископом, а тот его не видел. Из его уст не вырвалась даже стона, только голову опустил на грудь и взял медленно руку Иво, который к нему обернулся. Он угадал, что рядом Лешек.

– Пане, – сказал он серьёзно, – нам жаль людей, пролития христианской крови, но – Бог знает, что делает! Пусть будет благословенно Его имя! Всё благо, что он делает. Лучше иметь явного неприятеля, чем фальшивых друзей. Открылся и обнажился Святополк, кем есть.

Говоря это, епископ пошёл за князем во дворец, вытянув руку каштеляну, шагающему за ним.

В большой комнате, освещённой факелами, которые держали слуги, был накрыт для ужина стол, покрытый белой скатерью. Княгиня со своими женщинами уже стояла в ожидании пастыря и пана, в глубине – урядники и двор.

При виде Бено с окровавленной головой, перевязанной платком, окрик удивления и испуга пробежал по всему этому лагерю, который готовился веселиться.

Бледный Лешек шёл к своему месту с поникшей головой и занял его, указывая епископу стул рядом с ним. Иво вынудил Бено тоже занять лавку, которую ему подвинул краковский каштелян… Царила долгая тишина… Иво кивнул и княжеский капеллан начал произносить благословение.

Его все слушали стоя.

– Отец мой, – прервал молчание Лешек, – Господь Бог хотел к нам прикоснуться именно в тот день, когда мы ожидали радости. Тот, что принёс мир земле, меня сейчас подавил объявленной войной.

– Ошибаешься, сын мой! Ошибаешься! – начал епископ спокойно. – Христос не принёс нам мира, потому что нет его на земле. Читаем у евангелиста Матфея слова его: «Не думайте, что Я принёс мир на земле, Я пришёл, не мир принеся, но меч. Я пришёл разлучить сына и отца, дочку и мать». (Матф. 34, 36). Вся жизнь должна быть борьбой…

Слушая это, Лешек вздохнул.

– Да, – сказал он, – это явное объявление смирения.

Нам ничего другого не остаётся, только всеми силами ударить на непослушного слугу.

– Святополк давно разглашал, – отозвался епископ, – что Накло принадлежал к его Поморью, что был оторван от него.

– Кривоустый его троекратно завоёвывал и выкупал своей кровью, – сказал Лешек, – принадлежал до сих пор к нам и стоял на страже границы – и, как Кривоустый, я должен его ещё раз вернуть.

– Уже трудно заблуждаться тем, – простонал Бено, – чтобы Святополк сдал его добровольно, или чтобы он когда-нибудь почувствовал себя зависимым и дал дань, пока ему на шею ногой не наступят. Он смелый, дерзкий и сильный…

– Мы справимся с ним! – воскликнул Лешек, в котором на мгновение отозвалась кровь былых Болеславов. – Мы пойдём на него с братом, помогут нас силезцы, впрочем, обойдёмся и одни.

– Нелегко, – сказал Бено, – на одного Святополка хватило бы нас, хоть бы и с Одоничем вместе – но кто его знает? Когда почувствует опасность, позовёт прусских язычников, всякую некрещённую дичь, с которой соседствует и знается.

– Чтобы язычников посмел на край христианский вести… – отозвался епископ. – О, ужас! Церковь его проклянёт и осудит!

– Не знаю, будет ли он по примеру иных князей обращать внимания на анафему, – забормотал Бено. – Пусть бы его наказание Божье настигло, потому что, пока жив, мы от него покоя иметь не будем.

В таких грустных разговорах прошёл ужин, который горько было есть всем, и почти вся ночь прошла на совещании, что предпринять…

Сначала желающий войны Лешек, уже вскоре говорил, что следует использовать всевозможные средства, чтобы со Святополком справиться одной угрозой.

Когда в замке на Вавеле эта грустная весть встревожила и обеспокоила всех, в доме Марка Воеводы, до которого новость о взятии Накла дошла несколькими часами раньше, царила плохо скрываемая радость. Воевода, Яшко и несколько доверенных упивались повестью, принесённой тайным посланцем. Марек на следующий день собирался быть в замке.

Не давая знать по себе, что был уже осведомлён, после костёльного богослжения старый Якса направился за Лешеком во дворец. На дороге урядники объявили ему о прибытии Бено.

Поэтому он предстал пред князем с крикливым сочувствием, громким, тем более сильным, что было поддельным. Срывался, якобы сразу желая идти на Святополка, отрицая в нём свою кровь.

– У нас есть сила, милостивый пане, – воскликнул он, стоя перед Лешеком, – только кивните и мы пойдём вместе с князем Конрадом и уничтожим его. Вы справедливо бы отобрали у него управление вашим Поморьем.

Лешек уже остыл от военного пыла, и имел другие мысли.

– Нам пристало, – сказал он мягко, – имея силу, иметь сдерженность. Мы дадим Святополку время к унижению, к раздумью…

Желая показать в деле пана свою верность и ревностность, Воевода тем сильнее настаивал на сиюминутной войне. Согласно его мнению, зимней порой возвратить Накло было легче, не нужно было давать в нём неприятелю укрепиться и обезопасить себя. Другие рыцари ему также поддакивали, а епископ Иво слушал и молчал.

Не прошёл этот день без новых посланцев и новостей. Из Плоцка от князя Конрада прибыл один из его сподручных с объявлением о взятии Накла и братским советом. Конрад доверительно как раз подавал Лешеку ту мысль, которая у него самого уже была раньше. Донося об утрате, он в то же время дал понять, что для возмещения её тяжело ему теперь было деятельно посодействовать. Таким образом, князь Конрад хотел созвать большой съезд всех князей, чтобы на нём вместе со Сятополком спор и война Одонича с Тонконогим были закончены соглашением, составленным всеми и с порукой.

Лешек не желал ничего другого. Епископ Иво, который присутствовал, позволял также.

– Мы созовём съезд, – сказал он, – но не достаточно на нём светских владык, съедемся все мы во главе с отцом нашим гнезненским, призовём главнейших рыцарей всех земель – заключим мир, закрепив его надолго присягой.

Воевода Марек, который находился ещё в замке, показал себя будто бы противником съезда, а в действительности говорил, что его поддерживал.

Нелёгкой это было задачей, однако быстрого исполнения – созывать князей, приглашать епископов, собирать рыцарство и старшину землевладельцев. Осуществление намерения требовало длительного времени; информирование усадеб