Вятская тетрадь - Владимир Николаевич Крупин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Опять же на вопрос: что делать? — Ваня отвечает по-своему. Погрозил штыком тому часовому, тот тоже. Тогда на него в атаку — зеркало вдребезги. Надо отдать должное появившимся царю с царицей, они не наказали солдата, похвалили. «Славно, братец, ты сражался».
Глава «Переправа».
Ваням дали отпуск. Пошли «полегоньку на родимую сторонку». Уже видят за рекой Вяткой родные дома. «Как попасть им через Вятку? Вани разом на ухватку, взяли бревен плотовых, на реке вить много их». Далее опять же известный рассказ о том, как садились на бревна, связывали под бревнами ноги, плыли, бревна переворачивались, Вани плыли кверху ногами. Задние хохотали над передними, тоже садились на бревна и тоже тонули. Автор сожалеет над их гибелью, ругает Вань за бестолковость, замечает, что не надо бы допускать до таких глупостей, «только трудно допустить, ведь у Ваней все кипит». Вани не вначале соображают, а потом, когда зачастую поздно.
Глава «Рак».
Увидя рака, Вани изумились: «…что за выродок шайтана… да и ходит как проклятой». Ваня, бывавший в Устюге, говорит, что это портной, что клешни — это ножницы.
На этом мы прощаемся с Ванями. «Ложь вам, братцы, в заключенье и спасибо за терпенье». Отдаются последние почести бессчетному числу погибших в течение рассказа Ваней. «Вахлачки они на веки, знамо — божьи человеки — у них правды нет, а прибауток много слышал я, без шуток. Что лишь брат наш, зеворот, только чуть разинул рот, тотчас молвят по догадке: «Э, да ты, брат, знать, из Вятки!.. И примолвить, братцы, вам, по наречью и словам, где бы ни было нас знают и по Ваням величают. Вятский Ваня, слепород, толоконник, зеворот! Знать-то, вятчан я обижу, больно, право…»
И мы закончим на этом «больно, право».
Сопоставление с «Коньком-горбунком» историй вятских Ваней вряд ли правомерно, «Вани» — попытка сказать о людях в связи с жизнью не сказочно. Еще и в 1913 году, в предисловии, называя «Ваней-вятчан» «репертуаром балагурства», упрекая земляков в глупости и ротозействе, Н. Блинов говорит также об их пытливости, любознательности, непрерывной готовности на деле испытывать теорию проб и ошибок. «Нелепы их предприятия…»
И пишет о вятских как о туземцах: «На вопрос: ты откуда, вятский сам задает вопрос: «Кто я ту-у? Я вячкой». Рассказов о них много. Идет по Вятке караван судов. Проезжий спрашивает: чьи барки? Ответ: «То не барки — коломечи-и». — «Товар какой?» — «Не товар, а золезо». — «А народ?» — «Не народ, а бурлаки».
И эти бесчисленные «ты-то, я-то, ведь, уж» — это тоже из вятского говора, в котором и оканье, и цоканье, и чоканье? Что говорить, после армии, в шестидесятые годы (я учился в Москве), стоило мне заговорить, как на меня смотрели с огромным, насмешливым интересом. Но великая вятская формула: «Как говорим, так и пишем», что видно и по «Рассказам бабушки», наиболее сближает речь устную и письменную.
Из личного опыта. Когда появлялись первые отклики на первые мои публикации, я жадно набрасывался на них и… разочаровывался — писали и хвалили за язык, а мне так хотелось, чтоб и за сюжет похвалили, и за характеры типические в типических обстоятельствах. Потом понял, что мне самой жизнью дано великое от отцов и дедов — выражать мысли так, как они возникли, рассказывать о событии так, как оно произошло. Это, кстати, беда для вятских, они ничего не умеют скрывать, говорят о себе правду. Но не в этом ли и счастье и спокойная совесть?
По одной из догадок вятский говор сохранил чистоту оттого, что русский язык здесь как бы был законсервирован — отовсюду Вятку окружали угро-финские и татарские племена, прорыв на северо-восток соединял с чистым говором Устюга и Архангелогородчины.
И последнее: меня считают смелым человеком, а я не смелый, грозы боюсь. А говорю всегда то, что думаю. Что с женой наедине, что на трибуне. А что мне скрывать, какие я секреты знаю? Да никаких. И тем более даже все тайное станет явным. Вон Вани. Может, и хотели бы что скрыть из своих подвигов, а мы все равно узнали.
Свадебная «молитва» дружки
Как доказательство умения красно говорить, вставляем в тетрадь монолог дружки из свадебного обряда. В записях обрядов других мест подобного не встречалось.
Запись произведена в селе Кумены в 1907 году.
«Доброе здоровье, сват и сватья! Поздорову-подобру подъехали к вашему двору. Где ваша избенка стоит, тогда-то я, друженька, начал молитву творить. Дверь в сени отворилась, я легонько скок в сени через порог, насилу ноженьки переволок. Направо, налево поворотил, за скобу схватил, в избу дверь отворил. В избу, а не в клить, надобно, сватушки, дружке язык отлить, тогда я, друженька, смогу половчее говорить.
Здравствуйте, все вы, гости званые, а мы жданные! Вас-де, быть может, позвали, а нас-де, быть может, вы дожидали.
И дайте мне, дружке, дорожку не узку, вдоль по горенке пройти, до святых икон дойти, со гостями поздороваться и с вами-то, сватушка, познакомиться!
И пора вам стаканчик поднести и дружкину молитву не стрясти. Вот-то, сват предорогой, выступай правой ногой, поговорим-ка мы с тобой, как мы сватались, кумились, в одну горенку сходились. Пивцо, винцо пили, при этом деле посторонние люди были. А и вы, сватушка, оказались товарцу продавец, а наш-де сочинитель свадьбы купец. Так-то он товар покупал, все ли деньги отдавал? Подашь рюмочку, а как две, скажу, сватушка, где.
Вот наш князь молодой и сват дорогой позвал свою родню к сегодняшнему дню. Меня избрал в дружки, ехать вперед по дорожке. Ехать умеренно на своем мерине и ехать не промчаться, под окнами постучаться.
Собрались мы ехать с полночи, ехали изо всей мочи, так сильно понужали, что нас пешком достигали, а некоторые даже опережали.
Ехали чистым полем, полем стало пыльно, поехали по лесу, в лесу стало дымно. Попал нам волок, не широк, не долог, всего семь елок. Как я на вершины посмотрел, очень выпить захотел.
Сват и сватья, едет свадьба к вашей деревне, как к большому городу, скоро будет в вашем дому, как в высоком терему. Вас, сватушка, покорнейше прошу, на широкий двор выходите, дубовые полотенышки растворяйте, кленову подворотенку вынимайте и молодцев с поклоном на двор приглашайте.
