Русский Робинзон - Николай Сибиряков

Все с нетерпением стали ждать пловца. Когда оставалось не больше версты расстояния, Лисицын радостно закричал:

— Янси! К нам плывет Янси! Быть может, мы увидим на Приюте наших возвратившихся товарищей.

— Янси, Янси! — кричал Володя, сгорая от нетерпения. Наконец Янси выскочил на берег и бросился целовать руки

Лисицыну:

— Скорей на лодка, господин, на озере китайцы, на берегу китайцы! Скорей на лодка!

— Как ты опять попал сюда? Кто с тобой на Приюте?

— Господин, скорей бежать! Всякий минута дорого. Скорей на лодка! Китайцы воротятся, отрежут от крепости — мы все пропали.

Лисицын налег на весло — и легкая лодка понеслась стрелой по волнам Глубокого озера.

— Поглядь на труба, Гедеона Михалич, что по левой сторона и что сзади.

— Слева ничего не видно, а сзади вижу лодку с китайцами, плывет возле самого берега; теперь подплывает к нашему причалу.

— Мой вовремя приехал забирать вас. Мой очень боялся эта лодка. Я видела вечером, вы стоял на берегу. По Володе разузнал. Подал сигнал из пушка — ваш ухом не повел. Флаг распустил — ваш ничего не видал. Утром лодка с китайцы поплыл на вас. Мой испугался — заберут вас. Товарищ с ума сходил и мой бесил. Мы взял по барабан и зоря бил. Ваш вышел на берегу — не догадался, что враг крадется. Дело плохо, говорю товарищ: прогоняем неприятель с Ореховой остров. Вот мы — бух! бух! Побежали, дали Янси к господин плыть. Взгляни, Гедеона Михалич, что задний лодка? Не пошел ли на нас?

— Она повернула к нам. Люди гребут изо всех сил.

— Пусть гребут, моя не догнать, башня близко.

Действительно, прежде чем китайцы успели подплыть на ружейный выстрел, беглецы вступили под свод Передовой башни, и тяжелая решетка опустилась за ними. Высадившись у бухто-вой башенки, все бросились обнимать Янси и его товарища, отставного бомбардира Герасима.

— Расскажите, как вы очутились здесь? — спросил Лисицын обоих защитников Приюта.

— Я, господин, осталась одна на Приют после твой ухода. Сначала был страшно, потом стал скучно. Мой крепко захотела бежать за господин на Нерчинск. Домой нельзя — убьют Янси. Мой сошла по веревка на лодка и побежал к Амур. На дорога попал в плен к гилякам, там работала зима и весна. Слух прошла, много русска переловили на река Зея. Но моя крепка верила, господин не пойдет в плен, он отбился и пошла опять на Приют к Янси, а там нет Янси, служить будет некому. Я стала нарочно больна. Меня гиляки оставил с бабы и дети. Моя в ту же ночь выздоровела и бежала. Бежала долго и пришел сюда. Всплакнулась, господина нет. Авось придет, коли жива.

Всякий день моя караулил на башня, смотрел господин. Раз вижу — человек сидит на берег озеро, хворост жжет. Взяла лодка, заряженная ружье и поплыл посмотреть. Гляжу, на голова солдатска шапка. Моя обрадовался и кричал по- русска; солдат отвечал по-русска. Вот мы стал здесь жить. Жил как брат. Вдруг глядим — дым на восток. Моя струсил: свои пришли, убьют Янси. Герасима сказала: не бойсь, твоя волосок не трогать, прогоню из пушка. Она стал моя учить заряжать и наводить пушка, а прежде учил бить на барабан. Вчера с высокой башня моя видел три большой человек и один мальчик. По Володя узнал господин. Бог помогал привезти на Приюта.

— Я, ваше благородие, был в охотниках, — начал Герасим, — с офицером, посланным осматривать Амур. Лодка наша плыла по реке, как вдруг поднялась буря и посадила нас на мель. Когда вместе с другими я сошел в воду, чтобы стащить лодку, меня сбило с ног, залило водой — я память потерял. Очнувшись, увидал себя на песчаном берегу. Ворочаться в Россию берегом опасался, а помня карту, какую часто держал перед офицером, пошел на северо-запад в надежде пробраться к якутам.

Все мое оружие составляли топор да большой ножик. Питался птичьими яйцами, орехами да грибами и уже крепко отощал, когда Бог привел в эту сторону. Гляжу — на горе крепость. Думаю — китайская. Хотел скорее уйти от греха подальше, как вдруг рассмотрел дом, выстроенный по-нашему. Диво, думаю, да и только: как мог попасть русский дом в китайскую крепость? Разве какой ссыльный передался китайцам и дом сложил по нашему обычаю.

Было утро солнечное, как теперь, и день случился воскресный. Перекрестясь, пошел я берегом, не зная, что делать. Влез на высокое дерево, чтобы лучше остров рассмотреть и тут увидал храм Господень. Нет, думаю, тут живут наши, православные. Сел на берегу озера, развел огонь, чтобы меня приметили. Добрый Янси скоро приплыл за мной и рассказал об вас и обо всех товарищах. Я служил бомбардиром, а стоял на одной квартире с барабанщиками, научился у них бить зорю и разные марши. От скуки сделал два барабана и стал учить Янси. Думал, пригодится: вздумают китайцы брать остров — мы будем зорю бить и марши, пусть знают, что нас здесь много…

Янси повел товарищей в крепость завтракать, а Герасим остался охранять бухту. Представьте себе, мои читатели, как радостно бились у всех сердца при взгляде на знакомые места, бывшие свидетелями их полевых трудов, воинских подвигов и часов отдохновения. Каждый куст, каждое дерево, каждая поляна напоминали о прошлом. Сознание, что все опасности тяжелого похода окончились, что здесь ожидает их изобилие и спокойствие, рождало в душах восторг.

Взойдя на Сторожевую скалу, путешественники направились в церковь, где со слезами благодарности пали на колени перед образом Спасителя — Он один вывел их невредимыми из бесчисленных опасностей.

Потом пошли к величавому кремлю, пленявшему взор своей красивой зубчатой стеной, гордыми башнями и приятной зеленью перед укреплениями. Из амбразур грозно выставили свои жерла артиллерийские орудия, но мирная, приветливая окрестность заставляла думать, что кремль выстроен не для обороны, а для ее украшения.

В доме все комнаты находились в совершенном порядке и опрятности, что делало честь трудолюбивому Янси. Когда же перед голодными странниками он поставил ветчину, жареное мясо, превосходно испеченный хлеб и душистый чай, у них от удовольствия заискрились глаза.

После завтрака Гедеон и Константин улеглись отдыхать,