Пятиозерье - Виктор Точинов

...Снайпера торнадовцам снимать было уже незачем. Степаныч расстрелял к тому времени всю картечь и жаканы. Остались всего пять патронов с самой мелкой дробью, безобидной на таком расстоянии.

Он лежал на мягком, липнувшем к спецовке рубероиде и поглаживал закоченевшее тельце Чубайса. Поглядывал на резко почерневшее небо и спокойно думал, что под прикрытием грозы надо будет спуститься по пожарной лестнице и уходить топким берегом Чертова озера, по известной только ему тропке.

Степаныч ни о чем не сожалел и не знал, что вместе с грозой назревает и великий скандал в верхах. Не знал, что перебрасываемых сейчас со всех сторон на Карельский перешеек сил ЛенВО и других структур хватило бы для успешной войны с парой не самых мелких европейских государств. Не знал, что через час вызванный по его душу боевой вертолет превратит своей шестиствольной пушкой небольшую квадратную крышу водокачки вместе с обоими обитателями — живым человеком и мертвым котом — в почти однородную массу из битума, бетонного крошева, плоти и крови...

10 августа, 13:26, берег речки Каменки

"Никакой он не демон, меньше надо слушать Пробиркина и читать Стивена Кинга, — поняла Света. — У мальчика талант, стихийный дар. Страшноватый дар. Он просто-напросто живой катализатор. Философский хлыст, как говорили некогда алхимики. Мельчайшие количества веществ-катализаторов ускоряют в десятки и сотни раз химические реакции, сами в них не участвуя. А Тамерлан как-то усиливает спрятанные глубоко в людском сознании и подсознании чувства, обычно старательно подавляемые... Агрессию, ненависть, страх. А в том, что потом происходит — не принимает участия.

Но если всё оно так, — думала Света, — то почему же ни в одном человеке не проснулось ничего хорошего и светлого после общения с Тамерланом? Не одна же гнусь и мерзость держится на дне наших душ... Но почему же он не пробудил ни в ком радости? Надежды? Любви?..

Тут что-то другое...

Или прав Пробиркин? Мальчик — лишь видимость, оболочка, скрывающая...

ЧТО???

Ответа не было. Не могло быть.

Хорошо. Зайдем с другой стороны.

А что Тамерлан хотел? Здесь и сейчас? Из действий можно вычислить их побуждения, а из побуждений — понять кое-что о том, кому эти побуждения принадлежат. Потому что морковка тянется к солнцу, кролик — к морковке, а удав — к кролику... Кто же тянется к удаву?

Он не хотел никому зла, — уверилась Света с полной ясностью, — и добра тоже, он искал что-то, потерянное и необходимое, без чего не мог существовать и даже не мог умереть... А переполнявшая его сила разбрызгивалась в стороны, разлеталась случайными каплями, и никто не смог выдержать этот нежданный дар — силу без любви..."

И еще одно поняла она, не удивляясь неожиданному прозрению: Тамерлан нашел, что искал.

Света шагнула вперед и недоуменно заметила странное движение на лице Тамерлана, искривившее окровавленные губы. Господи, да ведь он пытается улыбнуться, я никогда не видела его смеющимся или просто улыбающимся, он уже забыл, как это делается, бедный, бедный...

Она сделала медленный шаг и еще один, неотрывно глядя в черные бездонные глаза и вдруг поняла, что желтое пятно на огромном, во всю радужку, зрачке — не бесформенная клякса, а изображение кошки с какими-то странными, вытянутыми пропорциями — кошки, свернувшейся в умиротворенной и спокойной позе. Это не кошка, вспомнилось вдруг, это Базарга, Зверь Ужаса и Надежды — понять, откуда она это знает, Света не успела.

Потому что ее губы прижались к его губам.

А затем она умерла.

ЭПИЛОГ 1

За гранью: Конец и Начало

1

ОНА лежит лицом вниз на теплом и ласковом мху ровной, идеально круглой полянки. И рыдает. Шаги неслышны, но ОНА чувствует и знает, кто подходит к ней.

— Что ты делаешь? — Базарга говорит (говорит ли?) по-матерински нежно.

— Я плачу...

— Отчего ты плачешь?

— Мне грустно...

— Не грусти...

"...Нет, нет, нет! Это не со мной! — бьется у НЕЕ в голове. — Я просто где-то читала или слышала этот разговор... Я сама представила и выдумала этого странного зверя, эту ласковую смерть на мягких лапах..."

Полянка, мягкий мох, окружающие деревья — рвутся и комкаются. ОНА проваливается (или поднимается?) куда-то. Все исчезает. Только голос Нежной Смерти продолжает звучать рефреном: не грусти, не грусти, не...

2

...Они лежат рядом на прибрежном песке — беловолосый мальчик и потянувшаяся, прильнувшая к нему молодая женщина. Сверху они кажутся спящими и медленно удаляются, становятся все более кукольными и ненастоящими — две забытых в детской песочнице игрушки.

"Вот так, — думает Света — или то, что от нее осталось. — Вот так оно, значит и бывает. .. Не врали те, кого вытаскивали с половины дороги... Но никто и никогда не смог рассказать о конце пути..."

«У твоего пути нет конца!»

Она не слышит этот голос, раздавшийся в мозгу. Ей уже нечем слышать. Но это — и не звуки, чистая мысль воспринимается всем тем, что по инерции продолжает считать себя Светой... Да, это не голос, произносящий слова; это гораздо ярче, богаче оттенками и чувствами, чем любые комбинации модулированных звуков. И она чувствует — это Тамерлан, точнее не Тамерлан, а...

Света (?) снова ощущает тугой обруч, сдавивший память; это кольцо сейчас дрожит, разрываемое новой, неведомой силой — еще немного, еще чуть-чуть, и...

...ОНИ кажутся двумя сияющими клубками сжатого, спрессованного в тугие шары света — голубого и алого. ОНИ пронзают стремительным полетом запутанный лабиринт разноцветной паутины; мелькание слепящих нитей меняется безумным калейдоскопом лиц и вещей, все звуки Мира гремят единой какофонией. Полотно времен распускается на пряди, ОНИ встают на одну. Слившиеся потоки материи замедляются и распадаются на людей и предметы. Появляются звуки — отдельно слышимые.

ОНА узнает — по мельчайшим оттенкам, по крохотным деталькам, по какой-то вовсе неуловимой ауре — тот Мир, в который чуть было не шагнула Света в странном переулке Солнечноборска, — но не шагнула, испугавшись. Теперь Света — ЕЙ, не-Свете, — кажется персонажем снившегося от первого лица кошмара.

ОНА с жадным любопытством (но чем? чем??) смотрит на незнакомый Мир. Смотрит и видит — не глазами.

Но не только видит.

ЕЙ кажется, органов чувств стало даже больше, чем раньше; кажется, информация об окружающем хлещет со всех сторон, полными потоками — но что-то в НЕЙ, оставшееся от той Светы, пытается втиснуть эти потоки в узенькие русла прежних пяти чувств... (ОНА — впервые — ощущала прежнюю Свету как обузу. Как мертвый, ненужный кокон, мешающий бабочке вырваться в мир и расправить свои прекрасные крылья.) Но старые русла тесны бушующим потокам, берега постепенно размываются.