Темная сторона Сети (сборник) - Олег Кожин

Вот и Кайнд кричал так же, потом крик резко оборвался. Розочку вывернули из руки, звериное дыхание обжигало ухо. Руки заломили за спину до треска, голову нагнули вниз, больным коленом обрушили на пол и поволокли. Недалеко. Куда-то вниз, к тусклой лампочке. Когда голову Олегу подняли, он закричал, тоскливо, надрывно, долго, потом крик его угас, как умирающая сирена.

Его бросили на пол и больше не держали. Но он не вставал, только смотрел.

Этого не могло быть, не могло быть, этого вообще не могло быть, как же так, он, Олег, работник управления юстиции, вышел в обеденный перерыв в город, и… Что это? Это у него в городе такое? Это с ним? Сейчас? Происходит?

Он больше не сопротивлялся, не пытался вскочить, хотя тот, назвавший себя Баярином, стоял в нескольких шагах от него. Но злость Олега кончилась. Захлебнулась, утонула в ужасе, погасла. Сейчас он мог только скулить, слабо вращая головой и глядя на то, что его окружало.

Кайнд лежал на боку в позе зародыша, закрывая окровавленными пальцами рану в боку.

Баярин стоял рядом, поигрывая дешевым и грязным выкидным ножом.

Он выглядел отвратительно, и несло от него так же.

Засаленные пятнистые штаны казались мокрыми в паху, словно он обмочился от восторга при виде пленников. Полосатая рубаха была грязной, манжеты заеложены до сальной черноты, желтые рукава казались пропитанными застарелым маслом; из кармана на груди торчала какая-то осклизлая кость. Олег видел его смятый бугристый череп, слезящиеся желтые, тускло блестящие глаза с сетью красных сосудов, глубокие морщины на изрытом оспинами грубом лице. Ухмылка не сходила с этой морды, не уходила из больных глаз — радостная, самодовольная и вместе с этим отвратительная, ненормальная. Так мог бы улыбаться рехнувшийся маньяк над телом жертвы; наркоман в той степени угара, когда люди вырезают себе глаза, продолжая петь и смеяться; такая улыбка могла бы принадлежать бешеному зверю, пребывающему в отличном настроении, если б он существовал. И мог улыбаться.

Остальные были еще хуже.

Пятеро или четверо толпились в угольной черноте за спиной, низко урчали чем-то — то ли горлом, то ли животами. Все они неуловимо походили на первого, но, насколько далеко было ему до нормального человеческого облика, настолько им — до Баярина. Голые, кривобокие, сутулые, с рахитичными и одновременно мускулистыми конечностями, лохматыми головами, они больше всего походили бы на уродливых, лысеющих обезьян, если бы не морды. Вытянутые вперед, узконосые, с вывернутыми губами и хаотично торчащими крупными зубами. Желтые глаза, запрятанные под нависающими первобытными лбами, отсвечивали в темноте. Двое из них все норовили припасть на длинные передние не то руки, не то лапы. Кожу тварей покрывали пятна и грубая редкая щетина.

Олег заиндевевшим от страха нутром чувствовал, что это не розыгрыш, не съемки, не скрытая камера. Что это не опустившаяся алкашня, не банда.

В них не было почти ничего человеческого.

Олег приподнялся на дрожащих руках, и его вырвало. Он откатился от мутной лужи утреннего супа и получил чудовищной силы удар по ребрам, так что нечто в глубине его хрустнуло, а весь воздух вылетел из легких. Олег закашлялся и заплакал.

Баярин, или кто он там был, сгреб Олега за шиворот, содрал с него куртку и бросил в блевоту.

— Вытирай! — рявкнул он. — Бегом!

Олег завозился, вымакивая лужу, в диком ужасе от того, что он делает и что происходит вокруг. Кайнд попробовал встать, сначала на колени. Он был жив, а насколько серьезно ранен, Олег оценить не мог. Да Олегу было и не до Кайнда, он тер грязный пол своей курткой, развозя собственную блевоту, и, как завороженный, поглядывал на тусклое лезвие в лапе у мужика.

— Ты кто такой? — спросил Кайнд. — Вы кто, падлы, такие?

Баярин, хохотнул, закашлялся, сплюнул на Олегову куртку.

— Я — постоянный пользователь форума, — сказал он. — Баярин, человек, который знает, как лучше.

— Ни хрена ты не человек, — хмуро, глядя в пол, сказал Кайнд. — Да?

— А че так? Я-то вполне, — сказал мужик. — Я даже в магаз сходить могу, если вечером, например. А братцы — нет. Приходится мне за ними ухаживать. Они все есть хотят, а кормилец — один я.

Голос у него был глухой и тошнотворный, как будто он набрал в рот каши. Из угла рта в щетину все время стекала слюна. Где-то под вязким бульканьем проступала хриплая, надтреснутая нота.

Олег пытался уложить в голове эту картинку. Как некая тварь, прикинувшись простым пользователем, намеренно, методично выводит людей из себя, потом назначает встречу в заброшенном, скрытом от посторонних глаз месте.

И заманивает в руины… Зачем?

— Так, братцы, потащили их. Там решим, кого на кухню, кого в стажеры.

Олег шагнул вперед, сжал кулаки, первый раз в жизни заклиная, призывая свою истаявшую, забившуюся в угол при запахе мускуса злость.

Баярин ударил его снизу вверх, перебросив нож рукояткой вперед. Легким движением покровительственно похлопал согнувшегося от боли Олега по спине.

— Ну-ну-ну-ну… — успокаивающе сказал он, а потом швырнул на руки тем тварям, которых называл братцами. — Ну-ну-ну-ну… Все, все. Больше тебе уже дергаться не надо, боец. Тут и не такие дергались. Пошли, а то на кухню прямиком загремишь. Я вот это не люблю.

Их поволокли, пихая в спины, вдоль по коридору, прочь от лампочки, в затхлую темноту. Олег только подвывал от каждого очередного тычка. Они поворачивали, спускались, опять поворачивали, и он полностью потерял чувство времени и направления. От звериного дыхания за спиной, от стонов Кайнда, от запаха ему было невыносимо, до тошноты страшно. Его бы вырвало еще раз, но желудок был пуст.

Впереди снова загорелся свет: мигающая лампочка на двух проводах, серпантин раскрутившейся старой изоленты. Железная дверь с рваными, словно гвоздем натыкали, отверстиями. Полуоткрытая. Перед ней — коридор налево, откуда тянуло отвратительным смрадом, как будто кто-то жарил котлеты из давно сдохшей свиньи. Наверное, там и размещалась кухня. Олег весь сжался при мысли, что сейчас его поведут туда. Но Баярин распахнул перед ними дверь, и их с Кайндом втолкнули в тесное, душное помещение, освещенное только тусклой мерцающей двадцативатткой под слоями паутины и привычным светом монитора.

В комнатушке, у голой бетонной стены, стоял стол с грязным, словно заплеванным ЭЛТ-монитором. Старый, пожелтевший от времени системник начала двухтысячных, серый бесперебойник, клавиатура. Никакой мыши, никаких колонок.

Все это Олег отметил автоматически, по рабочей привычке. Смотрел он, на самом деле, на того, кто сидел за монитором на разломанном деревянном стуле, прикованный за ногу к торчащей из стены трубе. Руки его были зажаты в кандалах, прикрепленных к столешнице. На захламленном столе стояла грязная рыжая миска и стальная кружка на цепи, рядом со стулом в бетонном полу была дыра.