Город лестниц - Роберт Беннетт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Новый Мост через Солду оплетают леса. Сайпурские краны под надзором сайпурских инженеров укладывают в холодные воды реки огромные плиты основания. Континентцы наблюдают за процессом с берегов и крыш ближайших домов: эта демонстрация мощи производит на них сильное впечатление.
У Шары в голове толкутся мысли, она все еще пытается осмыслить посетившее ее озарение: «Такие корабли можно построить где угодно, где угодно пришвартовать, и никто, никто вообще не будет ждать нападения с воздуха».
А еще ее грызет, подобно червю, другая мысль: «Но, если Воханнес заодно с реставрационистами, зачем им нападать на его дом?»
А вот и он сам – так что этот вопрос Шара сможет задать Вотрову лично. Тот сидит на скамейке, элегантно скрестив ноги и сложив руки на коленях. И смотрит вниз, туда, где прогуливается публика. Не на нее. На Во не обычная для него экстравагантная одежда – он опять надел темно-коричневое пальто и черную, под горло застегнутую рубашку, прямо как в ту ночь, когда они сражались с Уравом.
Она вспоминает, что сказал Сигруд: «Он даже одет был не как обычно, а как забитый монашек».
Она оглядывает толпу. Рядом с Воханнесом никого нет. А он, похоже, ее заметил. И тут же отвернулся, так что она видит теперь только его затылок…
– Да что с тобой такое, Во? – спрашивает она, подходя ближе. – Ты болен? Ты рехнулся? Или ты действительно все это загодя спланировал?
Он поворачивается к ней и улыбается. И тут она замечает, что при нем нет трости.
– Счастлив признаться, что да, спланировал загодя, – весело отвечает он.
Шара застывает на месте: теперь она видит, почему он отворачивался.
Лицо очень похоже: та же квадратная сильная челюсть, та же обаятельная улыбка. Вот только запавшие, словно бы вдавленные глубоко в череп глаза, темные, почти черные.
Времени на раздумья нет – она разворачивается и бежит прочь.
И тут кто-то – а точнее, невысокий парнишка совершенно безобидного вида – подскакивает и выставляет ей подножку. Она падает на землю.
Незнакомец встает со скамьи и подходит к ней, любезно улыбаясь.
– А я-то думал: придешь ты, не придешь, – говорит он, – но решил, что если напишу про товос-ва – дело в шляпе. В конце концов, именно я его научил этой игре. Весьма приятно, что это сработало!
Она пытается подняться. Незнакомец что-то бормочет и делает в ее сторону какой-то жест. Над ухом что-то громко щелкает, как кнутом. Она смотрит вниз и понимает, что стала полностью прозрачной: сквозь ноги, точнее, то место, где должны быть ее ноги, прекрасно видно камни мостовой.
«Кладовка Парнези», догадывается Шара. И тут же кто-то прижимает к ее рту тряпку: ноздри наполняются удушливыми парами, глаза заволакивает, и ей разом становится трудно стоять.
Она падает им на руки. Сколько их? Двое, трое? Незнакомец – Воханнес, который оказался не Воханнесом, – вытирает нос.
– Очень хорошо, – говорит он. – Пойдемте.
Они несут ее вдоль берега реки. Пары все больше туманят голову. Она думает: «Почему никто не бросается мне на помощь?» Но зеваки лишь с любопытством провожают взглядом мужчин, которые идут так, словно несут что-то тяжелое и невидимое.
А потом Шара сдается. Пары сгущаются, и она засыпает.
За снежными холмами,У замерзшей реки,За ближней рощейЯ буду ждать тебя.Я всегда буду ждать тебя там.Мой огонь не погаснетСветом среди холода,Станет светом для тебя и меня,Ибо такова сила моей любви.И хотя иногда кажется, что меня нет,Знай, что мой костер всегда рядомС теми, кто любитИ готов делиться любовью.
Книга Красного Лотоса, часть II, 9.12–9.24
Семейные связи
Она приходит в себя и видит гладкую серую стену. В легкие затекает струйка воздуха, и тело заходится в приступе кашля.
– Ага! – весело кричит кто-то. – Батюшки! Да она никак очнулась!
Шара перекатывается на другой бок, в голове плещутся туман и дурман. Она в пустой комнате без единого окна, и все-таки эта комната кажется ей смутно знакомой.
В комнате две двери: одна закрытая, другая открытая. Незнакомец стоит в проеме открытой двери. Теперь на нем традиционная колкастанская роба. Он улыбается, но глубоко сидящие глаза поблескивают, как влажные камушки.
– Я действительно не понимаю, – тянет он, – что он в тебе нашел.
Шара медленно смигивает. «Хлороформ, – так же медленно вспоминает она. – Еще час ждать, пока в голове прояснится…»
– Ты, насколько я вижу, обычная мелкая сайпурочка, – брезгливо продолжает незнакомец. – Низенькая, коричневая, как грязь, – точнее, коричневая, как глина, – вот как следует о вас о говорить. Цвет земли, мускусный и мерзкий, неестественно темный для плоти. И нос у тебя крючком, и подбородок, как у всех у вас, безвольный. Запястья тоже типичные для вашего племени: тонюсенькие и хрупкие. Руки волосатые, непривлекательные, как и остальное твое тело. Да уж, полагаю, тебе приходится частенько бриться, и все равно, сколько ни скребись – твое тело даже в сравнение не идет с освященной плотью женщины из Святых земель. Груди у тебя не болтаются мешками, как часто случается у самок вашей породы, но на них и смотреть не стоит – их почитай что и нет. А уж глаза у тебя, милая… Ты только посмотри на эти очки. Ты без них хоть видишь, а? Я даже представить себе не могу, каково это? Быть таким малорослым уродцем, случайным выкидышем природы? Какая же грустная у тебя жизнь – ведь ты существо из земель праха, человечек из глины…
И он качает головой, улыбаясь, – и улыбка эта глядится жуткой пародией на улыбку Во. Та – безмерно обаятельна, а эта – о, это гримаса едва сдерживаемого гнева.
– Однако истинная природа вашего преступления, подлинный смысл проступка – в том, что вы отказываетесь признавать это! Вы не желаете признать свою вину – подленькую и гадкую, как и все вы! Вам неведом стыд! Вы не покрываете тело! Вы не склоняетесь к нашим ногам! Вы отказываетесь признавать, что вы, существа, которых не коснулись боги, лишенные благословений, прозябающие во тьме невежества, – вы не нужны! Вы случайный продукт, ненадобный этому миру, где вас терпят исключительно в качестве рабов! Вы еще смеете на что-то претендовать – и вот это и есть ваш подлинный смертный грех. Впрочем, не уверен, что существа вашей породы способны на грех, а не подобны здесь бессмысленным животным…
Он очень похож на Воханнеса: жестами, статью… И в то же время подобен усохшей, хрупкой копии Во: как он покачивает бедрами, как складывает на груди руки… И тут Шара вспоминает мховоста, как тот нарочито женственно ходил взад-вперед, явно подражая кому-то, кого она еще не встречала…
Шара сглатывает и спрашивает:
– Кто…
– Если тебя разломать, – говорит незнакомец, – внутри ты окажешься пустой… Ты – глиняная оболочка, лишь похожая на человека. И все-таки, что ты в ней нашел? А, Воханнес?
И незнакомец смотрит в угол комнаты.
Там на полу сидит, обняв руками колени, Воханнес: лицо в ужасных кровоподтеках, один глаз заплыл огромным зеленым, как кожа лягушки, синяком, на верхней губе запеклась кровь.
– Во… – шепчет Шара.
– Я думал, она искушала тебя плотски, – морщится незнакомец. – В таком случае это хотя бы объясняло вашу интрижку. Но тут даже искушать нечем – никакой плоти на этих мощах… Скажу честно: я не вижу в этом создании ни единой черты, которая могла бы пробудить желание. Действительно не вижу, младший братец…
Шара смигивает.
Братец?..
Она сипит:
– В… В…
Незнакомец медленно оборачивается к ней и вопросительно поднимает бровь.
Память услужливо подсовывает слова Воханнеса: «Когда ему исполнилось пятнадцать, он присоединился к группе паломников: они отправились в экспедицию на крайний север, во льды, чтобы отыскать какой-то храм, чтоб ему провалиться…»
– В… Волька? – выговаривает наконец она. – Волька Вотров?
Он улыбается:
– Поди ж ты! Ты знаешь мое имя, глиняное дитя.
Она пытается собраться с мыслями, но те пьяно расползаются:
– Я… я думала, ты погиб…
Он с лучезарной улыбкой качает головой:
– Смерть – это для слабаков.
* * *– «А для тех, кто желает познать меня, – цитирует Волька, – для тех, кто хочет предстать передо мной, нет боли слишком сильной, ни испытания неподъемного, ни наказания слишком малого, чтобы пройти и стерпеть. Ибо вы – дети мои, и должно вам пострадать на пути к величию».
Волька снисходительно поглядывает на Воханнеса, но отвечает ему Шара:
– Колкастава.
Сияющая улыбка на устах Вольки мгновенно угасает, и он обращает на Шару ледяной взгляд.
– Книга Вторая, если я не ошибаюсь, – продолжает она. – Разъяснения для Святого Морнвьевы по поводу того, что его племянник погиб под лавиной.
– И Морнвьева настолько устыдился, – говорит Волька, – что спросил Отца Колкана о случившемся, досаждал ему такими вопросами…
