В поисках христиан и пряностей - Найджел Клифф

Венецианцы отказались даже от видимости дружбы с Португалией и перешли на сторону Египта. Синьория послала в Лиссабон новых шпионов (один был разоблачен и брошен в казематы Мануэла [523]) и на какое-то время даже оживила старинные планы прорыть канал из Средиземного моря в Красное, зачатки Суэцкого канала. В конечном итоге идею забросили еще до обращения к султану, вместо этого Венеция взялась строить ему флот.

Это был экстраординарный план – перевертыш давно вынашиваемых замыслов Португалии: Венеция собиралась спустить на воду корабли в Красном море, чтобы мусульмане могли уничтожить торговые пути христиан.

Османская империя тоже с тревогой смотрела, как от нее ускользает торговля с Востоком. Турецкий султан был в еще худших отношениях с Египтом, чем с Венецией, но три оказавшиеся под угрозой державы заключили невероятный альянс. Стамбул поставлял Египту материалы для строительства военного флота, равно как и офицеров и канониров в экипажи кораблей, а руководить строительством отправились умелые кораблестроители Венеции. Венецианцы надзирали за доставкой материалов в Александрию, погрузкой их на верблюдов и транспортировкой через пустыню, а после собирали корабли на берегах Красного моря.

На верфях Суэца поднялись двенадцать великолепных галер венецианского типа из дуба и пихты. Отлитые из бронзы турецкие пушки установили на носу и корме – но не по бортам, где слишком много места занимали весла и гребцы, – и армада направилась к Индии.

После длительной задержки она наконец прибыла в начале 1508 года и бросила якорь в гавани Диу, – островок, на котором располагался этот порт, был стратегически расположен в устье Камбейского залива на северо-западе Индии и принадлежал индусскому государству Гуджарат. Согласно плану, она должна была соединиться с кораблями, посланными заморином Каликута, который, оправившись от недавнего поражения, снова отстроил флот и, проплыв на юг, разрушил все до единой португальские крепости и фактории вдоль побережья. Однако египтяне опоздали: корабли заморина уже заходили сюда и ушли. Вместо этого египтяне объединились с эскадрой правителя Диу и основательно потрепали небольшой португальский флот у близлежащего Чаула. Среди прочих португальцев погиб сын вице-короля, Лоуренсу ди Алмейда, герой морского сражения при Каликуте.

Для Португалии это было первое морское поражение в Индийском океане, и победные барабаны рокотали в Каире три дня. Однако Египет не сумел воспользоваться одержанной победой. Флот вернулся в Диу и простоял там весь сезон зимних муссонов: корпуса кораблей гнили, команды понемногу разбегались. На следующий год на порт надвинулись восемнадцать португальских боевых кораблей, наступление возглавлял ди Алмейда на «Флор де ла Мар» [524]. Уже через несколько часов закаленные португальцы одержали кровавую победу, и мстительный вице-король поплыл вдоль побережья, по пути расстреливая из пушек в упор пленных и бомбардируя их головами города, мимо которых проходил. Заморин наконец запросил мира, и португальцы построили форт в Каликуте.

Венецианцы предприняли новое дипломатическое наступление с целью уговорить Стамбул спонсировать еще один египетский флот, но их прошения пропали втуне. Через семь лет после битвы при Диу турецкие пушки скосили элитные части египетской кавалерии и положили скорый конец 267 годам бурного правления мамлюков. Османская империя снова обратила свое внимание на Европу и еще тридцать лет не будет посылать крупных флотов против португальцев. Тем временем папа объединился с французами и испанцами [525], чтобы поставить на место Венецию. Ла Серениссиму лишили территорий, которые она приобретала столетиями, и хотя она оправилась, но уже не сумела вернуть себе прежний статус мировой державы.

Как и первым крестоносцам, португальцам колоссально повезло с выбором времени. С разгромом Венеции и сокрушением ее египетского союзника господству Португалии в Индийском океане не осталось других соперников. Морские пути в Юго-Восточную Азию только и ждали захватчиков.

С какой бы яростью ни мстил вице-король ди Алмейда за гибель сына, он оказался не из тех, кто безоговорочно поддерживал мессианские планы Мануэла. Под влиянием купеческого лобби и групп аристократов, желавших приобрести себе состояние грабежом арабских кораблей, вице-король пришел к убеждению, что война на суше станет верным способом растратить все то, что Португалия завоевывала на море. Он советовал королю, мол, много лучше использовать мощь кораблей, чтобы запугать правителей Индии, и упрочить прибыльный бизнес по организованному пиратству. Тот факт, что колаттири Каннанура заручился помощью своего бывшего врага заморина Каликута, чтобы разрушить португальский форт в своем городе, только подкрепил его аргументы. Прежний колаттири, с которым заключил договор Васко да Гама, умер, а его преемник поклялся, что европейцы кровью поплатятся за омерзительный эпизод, когда португальцы потопили индусский корабль, зашили его матросов в паруса и заживо бросили в море. Огромная армия осаждала крепость четыре месяца, и от голодной смерти португальцев спасло только то, что прямо им к порогу вымыло множество крабов, а после подоспел португальский флот.

Как раз когда ди Алмейда уговаривал Мануэла несколько уменьшить размах своих амбиций, в самой Португалии вспыхнул пожар религиозной нетерпимости. В 1506 году некий человек, которого подозревали в том, что он марран, – то есть «новый христианин» или окрещенный еврей, втайне исповедующий веру своих предков [526], – вызвал вспышку возмущения в Лиссабоне, рискнув предположить, что сверхъестественное сияние, исходящее от креста, может иметь вполне материальное объяснение. Толпа женщин вытащила сомневающегося из церкви и забила до смерти, а священник произнес зажигательную проповедь, побуждая паству с корнем вырвать врага из своей среды. Еще два священника прошли по улицам, размахивая крестами, и толпа местных мужчин и матросов с кораблей в гавани устремилась громить кварталы предполагаемых марранов. За два дня были вырезаны две тысячи мужчин и женщин – включая некоторое число католиков, отдаленно походивших на евреев. Вспыхнувшую крестоносную лихорадку трудно было обуздать.

Мануэл приказал казнить зачинщиков, включая священников. Однако он более чем когда-либо был убежден, что его историческая миссия – поскорее вернуть весь Восток в лоно христианство, и он заменил противящегося его замыслам ди Алмейду на Афонсу де Албукерки [527].

Крестовый поход вышел на новый уровень. Как и король, де Албукерки воображал себе колоссальную азиатскую империю, объединенную вселенским христианством, в которой подавляемый ислам понемногу зачахнет. Чтобы покрыть астрономические затраты на ее создание, Португалия должна полностью перекрыть поставки пряностей в Средиземноморье и превратить эту торговлю в монополию короны – наперекор стенаниям разобиженных купцов. Королевские факторы не будут больше торговаться за мешки с перцем на набережных индийских портов. Следует открыть первоисточник самих драгоценных пряностей, следует построить новые крепости, чтобы перекачивать ароматные сокровища в руки португальцев, следует построить флот плавучих складов, которые станут доставлять эти сокровища домой под охраной эскадр боевых кораблей.

Де Албукерки позволил себе увлечься. В одном случае он подумывал изменить русло Нила, чтобы задушить Египет засухой; в другой раз он придумал похитить останки пророка Мухаммеда для обмена на Гроб Господень в Иерусалиме [528]. Он без раздумья вешал на реях собственных людей либо приказывал отрезать им носы, уши или рубить руки при малейшем признаке того, что неповиновение ставит под угрозу его великие замыслы. Однако этот фанатик был еще и поразительно талантливым морским стратегом. Он быстро понял, что империя, основанная на одних только кораблях, особенно на кораблях, которые плохо содержат и на которых служат плохо обученные матросы, вскоре рухнет. Теперь из Португалии шел поток зеленых рекрутов, но многие из них были простыми батраками с ферм, и обучать их приходилось с нуля. Предстояло создать резервные части, которые заступали бы на место погибших или заболевших. Суда требовалось чинить, переоснащать и надежно снабжать провизией. Де Албукерки требовалась надежная морская база, и вскоре он нашел идеальное место.

Островок у побережья Гоа был отделен от материка узкими проливами, уровень воды в которых поднимался во время приливов, так что его было легко оборонять, а еще создавало хорошо защищенную гавань. Напротив него лежал город, самый оживленный после Каликута порт Индии, который мог похвалиться множеством умелых кораблестроителей. Там велась успешная торговля арабскими скакунами из Ормуза, на которых был большой спрос среди индийских вельмож и которых невозможно было разводить под зноем Индостана. Город был старым, большим и богатым (Лодовико де Вартема утверждал, что даже на обуви слуг короля красовались рубины и алмазы) и подобно остальной Северной Индии находился в руках мусульман. С помощью честолюбивого индусского пирата и авантюриста Тиможи – того самого, которого заморин некогда послал охотиться на корабли Васко да Гамы, – де Албукерки отобрал город у его прославленного султана. Уже через несколько недель ему пришлось отступить, когда подошла огромная армия мусульман, но три месяца спустя он вернулся с новым военным флотом. Вырезав защитников на берегу, его люди преследовали их до города и учинили резню на улицах. В ходе этой резни многие жители Гоа утонули или окончили свои дни в пасти аллигаторов, когда пытались спастись, переплыв реку. Как удовлетворенно писал королю де Албукерки, шесть тысяч мужчин и женщин были убиты, тогда как всего пятьдесят португальцев простились с жизнью.