Сказки о воображаемых чудесах - Кинг Стивен

Итак, мы переехали на площадку в Лондон: театр «Ирвинг» на улице Стрэнд. Нам предстояло выступать там три месяца, и критики, к счастью, решили, что Родди был великолепным Лиром. Тем не менее, после опьянения гастролями, когда мы все только начинали осознавать, как прекрасен наш спектакль, работа в Вест-Энде показалась нам несколько однообразной. Вдобавок к этому в Лондоне почти все члены труппы, естественно, расходились на ночь по домам и жили своей жизнью, отчего несколько выдохлось чувство былого товарищества.

Мне не особенно нравилось в «Ирвинге». Это было огромное строение Викторианской эпохи, и продувалось оно насквозь. В этом мрачноватом театре, естественно, жил и свой кот. Кошки в театрах просто необходимы: там ведь заводятся крысы, а крысы грызут провода, а перегрызенные провода приводят к пожару — и особенно в театрах. Местный кот был черный, и звали его Нимрод. Не особо общительное создание, но имя свое он оправдывал. То был «сильный зверолов пред Господом», тщательно следивший за поголовьем крыс и мышей. Но вот что забавно: стоило нам провести в театре неделю, как Нимрод исчез.

Управляющий был крайне обеспокоен пропажей и обещал награду тому, кто найдет и вернет беглеца. Даже объявление в газету дали. Я бы и не упоминал об этом случае, но он имеет отношение к тому, что случилось дальше.

К счастью, исчезновение Нимрода не привело к нашествию грызунов. На самом деле — и это озадачивало многих из нас — порой полусъеденные останки крысы или мышки появлялись то тут, то там, причем даже чаще, чем до Нимродова побега. Эти мрачные останки, что раньше Нимрод оставлял повсюду в ознаменование собственной доблести, теперь обретались либо за кулисами, либо в коридоре, который вел к гримерке № 1, принадлежавшей, естественно, Родди. Однажды он пришел на дневной спектакль и обнаружил, что у дверей артистической номер один заботливо размещена обезглавленная крыса. Он поднял ужасный переполох и, конечно, имел на то полное право. Но мне показалось, что в его реакции сквозила истеричность, а это было совсем не похоже на Родди. Обычно он не разыгрывал из себя примадонну.

Спустя пару дней Родди столкнулся со мной за сценой в антракте и пригласил в свою гримерку на стаканчик виски. Себе он налил не жалея. Раньше он не напивался, а уж во время спектакля — тем более. Похоже было, что он на взводе.

Он усадил меня и сказал:

— Годдерс, что мы будем делать с этими кошками?

Я уставился на него, ничего не понимая. Он продолжил:

— Только не говори, что не заметил, как этот чертов кот преследует меня по всему театру!

Я сказал, что нет, не замечал, да и потом, разве он не знает — Нимрод исчез! Родди нетерпеливо постучал стаканом по туалетному столику.

— Да, да, знаю я про Нимрода. Чертов менеджер помешался на своем Нимроде. Я не против этого вашего Нимрода. Он делал свое дело и не путался под ногами. А это совсем другой кот. Он никак не оставит меня в покое. Постоянно приходит, когда я собираюсь выйти на сцену, и мурлычет, и вот эту штуку еще делает: обвивается вокруг ног. Да он мне на днях чуть подножку не подставил, когда я собирался выйти и прочесть «Дуй, ветер, дуй!». Что за чертовщина! И он постоянно оставляет мне эти дары в гримерке. Ну, ты знаешь, все эти выпотрошенные крысы и мыши. На днях, переодеваясь, я босой ногой наступил на какие-то кишки. Тьфу! Как же эта скотина пробирается ко мне? Я всегда запираю дверь, когда ухожу. Наверное, это все уборщики. Я говорил об этом с управляющим, но он ничего не понял. В голове у него один Нимрод; думаю, он не верит, что тут есть еще какой-то другой кот.

Я спросил, каков он на вид.

— Странного такого цвета. Не знаю, как описать. Сероватый вроде бы, но глаза у него такие, словно в темноте светятся. Ну, знаешь, у некоторых кошек такие яркие глаза. Сложно сказать, как он выглядит, при дневном свете я его ни разу не видел. Обычно он околачивается за кулисами, как раз там, куда не достает дежурное освещение. Я был бы не против — знаю, что звучит это странно, — но чертов кот так любит меня. Будто помешался. Ну, знаешь, как какой-нибудь безумный поклонник. Годдерс, ну ты же наверняка видел его.

В голосе Родди звучала мольба, но я вынужден был признаться, что не видел кота. Чтобы успокоить его, я сказал, что стану для него впередсмотрящим. Ему понравилось: это же морской термин, впередсмотрящий-то.

Той ночью во время финальной сцены случилось нечто странное. Лир вошел с телом Корделии на руках, мы все стояли кружком. Я подумал, что Родди справляется с ролью неплохо, но и не блистает. Он все смотрел куда-то за сцену. А затем приходит пора его последней речи, когда он оплакивает мертвую Корделию и говорит:

Зачем собака, лошадь, мышь — живут,

А ты не дышишь?

Но тем вечером он цитирует не совсем точно. Он говорит:

Зачем собака, лошадь, кот — живут,

А ты не дышишь?

И его глаза устремлены куда-то за сцену, прямо за кулисы. Ну что ж, я не удержался и посмотрел сам. Я был ослеплен огнями рампы, поэтому наверняка сказать не могу, но, знаете ли, на секунду мне все-таки показалось, что из темноты на сцену таращится пара желтых кошачьих глаз. Проверить мне не удалось: надо было возвращаться к работе. У меня еще оставались реплики, но когда я сказал свои последние слова, ну, вы помните их: «Уехать вскоре должен я от вас, Я слышу короля призывный глас», то снова бросил взгляд за кулисы: там ничего не было. Желтые глаза исчезли.

На следующий день мы должны были выступать днем, и после первого представления Родди позвал меня в свою гримерку. Он был очень взволнован.

— Похоже, я нашел способ справиться с маленьким мерзавцем. Видишь это?

Он поднял прозрачный флакон из пластика — в таком носят мочу докторам. На дне лежал сантиметровый слой белого порошка.

— Знаешь, что это? — Дожидаться моего ответа он не стал. — Это стрихнин. Не спрашивай, как я его раздобыл. Пришлось нажать на пару пружин. Тот редкий случай, когда быть сэром Родериком полезно: время от времени можешь нажать на пружину или две. Собираюсь подсыпать его в молоко, а молоко вылить в миску и поставить в гримерке. Когда чертов кот придет, он выпьет молоко. Все кошки ведь любят молоко, да?

Я сказал, что не очень-то разбираюсь в кошках, но, насколько могу судить, да, молоко они любят.

Он сказал:

— Правильно! Чертов кот умрет, и все наши беды закончатся!

Я не мог отделаться от мысли, что он раздувает из мухи слона, но, казалось, план его ужасно взбодрил, и он порадовал немногочисленных зрителей неповторимой игрой. К концу представления Родди был явно измотан, и это меня обеспокоило, однако что-то словно поддерживало в нем внутреннее свечение. Казалось, что его… как бы это сказать… лихорадит, да, и я заволновался.

Поэтому я и решил заглянуть к нему в гримерку за полчаса до вечернего шоу, как раз перед первым звонком. Постучал в дверь (она была слегка приоткрыта), но ответа не последовало. Я заглянул внутрь.

На Родди все еще был костюм из последнего акта; грим он тоже не смыл. Он лежал на полу, раскинув руки. Мне показалось, что он не дышит. Рядом с ним стояла пустая миска. В уголках его полураскрытого рта застыли крошечные капельки жидкости, которая напомнила мне молоко.

Но хуже всего было другое. На его груди примостился самый громадный котище, каких мне приходилось видеть. Серый, лохматый — словно клочок грязного дыма. Зеленовато-желтые яркие глаза полыхали злым серным пламенем. Он медленно выгнул спину и зашипел негромко, хрипло, будто паровой двигатель под давлением начал внезапно спускать пары.

Вы не верите мне? Ну что ж, это мой рассказ, и я говорю, что так все и было. Я побежал к помощнику режиссера. Когда мы вернулись, Родди все еще лежал на полу, но кота уже не было. Мы позвонили в «скорую», и его забрали в больницу. Но было поздно. Ему уже пришел конец: очевидно, сердце отказало. Я ничего не рассказал про затею со стрихнином: подумал, это только замутит воду, да и какая теперь была разница.