Взгляд из угла - Самуил Лурье

Но — чем богаты, тем и рады. Других архитекторов у Смольного для вас нет. Как и писателей. Как и милиционеров. И у Кремля тоже нет. Чем и обеспечивается единство стиля переживаемой нами эпохи.

Речи политиков и наряды эстрадных див, телесериалы и судебные приговоры — все изготовлено словно в одной и той же мастерской.

Мальчик выбросился из окна казармы — против него возбуждают уголовное дело: за попытку уклонения от исполнения и проч. Приговор, надо полагать, зависит от того, выживет ли мальчик, — и будет пропорционален этажу: чем выше этаж, тем опасней преступник.

А вот, наоборот, судят полковника, который отдал солдатика в рабы генералу — ходить на генеральской даче за кроликами, всякое такое. Приговор — штраф, поскольку полковник, знаете ли, политически грамотен, морально устойчив, имеет нагрудные знаки. И причем тут какая-то якобы торговля людьми: даже если считать, что солдат — человек, чем докажете, что полковник его продал? Уступил — другое дело; одолжил; услужил.

Казалось бы, что общего между двумя такими казусами? А то, что в обоих смысл раздавлен, как червяк сапогом.

Что и есть господствующий творческий принцип. Вот и эти пруды на Московской площади полностью ему соответствуют. Вместе они в аккурат похожи на здешнее правосудие, а каждый в отдельности — на зеркало души толстяка У: мелкая лохань с бетонным дном, а включат кран — добродетель вверх так и брызнет. (Страсть как любопытно — на чем он погорел? Неужто взял не по чину?)

Но это все в скобках. Просто к тому, что площадь, конечно, изуродована почти как Манежная в южной столице. Недостает лишь мелкой скульптуры. Лебедей, хорьков, сестрицы Аленушки с братцем Иванушкой, почтальона с толстой сумкой на ремне.

Зато скамейки плюс пара подземных удобств. Сильные мира проедут мимо и улетят восвояси, а трудящимся Московского района какое облегчение.

А дамы? О, дамам еще больше приятен Московский проспект. Да и кому же он не приятен? Едва только взойдешь на Московский проспект, как уже пахнет одним гуляньем.

13/6/2006

Пропажа

Украли моего кандидата. И замочили. Конечно, в сортире. Как всегда. Не слезая со стульчаков.

Вообще, я замечаю, что они там сливают воду в определенном ритме. Раз — просто так, грохота ради, раз — прицельно смывая какие-нибудь наши якобы права.

То есть за бессмысленным актом непременно следует бессовестный.

Допустим, сперва постановляют: возлюбленным органам дозволяется орудовать за границей, как дома, и поступать с тамошними жителями по собственному усмотрению.

Понятно, что это — чистая акустика: стихия бьет о фаянсовые берега.

Во-первых, возлюбленным и так все дозволено. Упаковать ли белогвардейского генерала и малой скоростью доставить живьем с Монмартра на Лубянку — на месте ли раскроить ледорубом пенсне создателя Красной армии. А блестящий теракт в Катаре?

Во-вторых, даже в Катаре, как оказалось, тоже имеются органы и, более того, функционируют.

Так что если бы не шумовой эффект, не стоило и на кнопку нажимать.

Другое дело — после этого уничтожить в избирательных бюллетенях графу ПРОТИВ ВСЕХ.

Это вполне реальное воровство. Хотя украдено нечто невещественное: всего лишь несколько миллионов политических голосов. Всего лишь иллюзия, что избиратель — не презрительная кличка. Что можно чувствовать себя приличным человеком — и все-таки ходить на выборы. При любом раскладе. Хотя бы партии, предположим, волков позорных противостояла одна только фракция козлов смрадных. Или, скажем, за ваше предпочтение спорили бы между собой злой толстяк с неумным коротышкой. Все-таки у вас оставалась возможность — хоть раз в четыре года, но зато вполне официально сообщить устроителям такой игры: зарываетесь, мол, дорогие друзья, и канделябры по вам плачут. И не пошли бы все, пока не поздно, знаете куда.

Самое смешное — что рано или поздно они вынуждены были бы туда пойти. Как только голосов против всех насчиталось бы больше, чем за кого бы то ни было. Конечно, не прежде морковкина заговенья: не думаем же мы всерьез, что в России при нашей жизни возможен начальник без комстажа и ГБ-допуска. Вот и устроители игры полагаются на сомнамбулизм большинства. Мысль о канделябрах не страшит их, киприотов своего отечества. Но так неприятно чувствовать на себе — пусть только раз в четыре года — понимающий, презрительный взгляд.

И вот они, значит, постановили, чтобы люди с таким взглядом не обременяли своим присутствием точки голосования. Чтобы, значит, в политической жизни принимали участие только те, кто ею доволен, в нерушимом блоке с теми, кому наплевать.

Правда, тут по умственному горизонту нижней говорильни пробежало облачко: а что делать, если всех таких окажется меньше, чем требуется? И сразу же растаяло: милиция-то на что? выявлять уклоняющихся, судить их, штрафовать — да мало ли способов… там посмотрим. А пока — принято.

Отныне Контра Омнес вне закона.

То есть пропало слово "нет". Переведено в ненормативную лексику. Разрешено к употреблению только в сочетании с НАТО.

В остальных же случаях вместо него следует использовать одно из имеющихся в наличии "да".

Примерно как на ЕГЭ.

Мышление избирателя должно быть коротким. Каждые четыре года — с новым счастьем, но без перемен. Да, о да!

Вчерашнее "да" плавно перетекает в нынешнее — совсем другое, хотя то же самое.

Давно ли было сказано буквально так: в России нет и никогда не было свободы печати? А нынче тот же самый речевой аппарат произносит: свобода печати — важнейшее условие чего-то там.

Давно ли — перед строем войск: здесь, в Чечне, вы защищаете не просто честь и достоинство России. Вы защищаете нечто большее — территориальную целостность государства!

Теперь вдруг, нате вам, нашлись принципы, не менее важные, чем территориальная целостность. А именно — право наций на самоопределение.

Скажете — что-то не сходится? Что-то не так с честью и достоинством? А ваше-то какое дело? Ваше дело восклицать: да! о, да!

Сбережете массу сил.

Цели ясны, задачи определены, а средства — все хороши, кроме некоторых средств массовой информации.

Забавная история случилась на днях в Перми. Группа граждан явилась в мэрию и захватила чей-то кабинет. В знак, видите ли, протеста, что тамошние начальники расписали себе под дачи какой-то чудный уголок природы — Вяземский, что ли, бор.

Эка, спохватились. То ли, наоборот, начальники там, в Перми — тормоза. Уже все чудные уголки повсюду давно разобраны. За бесценок или вовсе бесплатно, без всяких там публичных (еще не хватало!) торгов. Лоно российской природы кишит руководителями, испещрено архитектурой ихнего вкуса, от каждого райцентра идет куда-нибудь свое Рублевское шоссе. За одним забором — судья, за другим — прокурор, за третьим — главный милиционер, за четвертым — бандит, за пятым — депутат и т. д. Рядком живут, ладком выпивают. Постригут газон — сочинят закон. Под охраной доберман-пинчеров и прочих овчарок. Прокатитесь-ка вдоль Финского залива от Солнечного до Комарово: какие шато! Какие, извините, шале! Воздух так и напоен ароматом трудовых доходов.

А вы про свой Вяземский бор.

Впрочем — не обобщать. Ни слова против всех. Один обобщил — и схлопотал реально пять лет. Военком на Дальнем Востоке. Почему-то его вздумали судить за использование солдат на строительстве опять же дачи. Наверное, колоннада фронтона своей высотой пробудила в соседях дурные чувства. Дело, короче, житейское: ну, выговор светил, ну, штраф. И вдруг — пятерик, и долой ордена и погоны.

Спасибо, вышел к прессе прокурор — суровость приговора объяснилась: подсудимый повел себя неправильно — настаивал, что действовал, как все должностные лица вооруженных сил. Такого не прощают. Да! О, да!

19/6/2006

Холуин

Праздник такой. Государственный. В ознаменование заслуг населения перед начальством.

До чего, должно быть, приятно руководить такой доверчивой страной. Подумать только: 43% готовы завтра же двинуть в самые главные хоть меня. Сказано им: есть такой человек, и вы его не знаете, — так вот, согласны ли вы, граждане, в случае чего… И 43%, не дослушав, тянут руки вверх: согласны, конечно, согласны. Пустите, о, пустите скорей проголосовать за него, за голубчика. За будущего всенародно избранного. Есть у него ФИО или покамест не образовалось. Раз его присмотрел себе в наследники гарант деловой репутации "Байкалфинансгрупп" — какой может быть разговор. Айда наполнять урны.

На всякий случай объявляю самоотвод. Но и вчуже отрадно наблюдать, как чутко колеблется горизонталь в такт поступательному напору вертикали.

А та, в свою очередь, по ходу дела наливается уверенностью.

Ведь счастье — это когда тебя понимают. Когда, допустим, стоит одернуть: перестань, дорогая, пользоваться этими гадкими словами на букву "д" и на букву "е", просто умножай вслух каждую цифру на двадцать семь или на тридцать четыре, а в уме дели, — слушается беспрекословно, да еще и радуется, как дитя. Поскольку ей обещано, что теперь-то инфляцию как рукой снимет, а заодно и коррупция пройдет.