Всю жизнь я верил только в электричество - Станислав Борисович Малозёмов

– Дурь полная! – изумился Шурик, брат отцовский. – Я час назад ходил в магазин за халвой и лимонадом. Купил за деньги. И сдачу дали деньгами, а не воздушным поцелуем. Вот сдача.

Он вынул из кармана шестнадцать рублей и семьдесят копеек.

– Ну, Мишка мой не идиот же, хоть и безногий, – обиделась тётя Оля. – Он трезвый с утра, как дитё малое. Двести граммов всего поутру принял. Для него это – ровно и не пил ничего. Левитан сказал так, что, мол, деньги это пережиток царизма и капитализма. А мы уже на пороге коммунистического настоящего. И первый признак того – нет больше денег, как и обещали. Все же знаете – при коммунизме денег не будет. Бери всё, сколько надо тебе задаром. Но больше, чем нужно – не хапай. Вот оно и пришло, светлое будущее. И подгадали-то правильно. С первого дня Нового года наступает закономерный коммунизм.

  Отец включил радио погромче и задумчиво сказал:

– Как-то это всё не стыкуется ни с чем. Особенно с экономикой. В ней пока ещё дыры латать да латать. Сельское хозяйство весь прогресс назад тянет. Целину вон подняли за четыре года, а урожаев нет. Зерно за деньги завозим из Канады. Коровы, свиньи и бараны мрут тоннами от болезней и морозов. Да и кормов мы мало делаем. Не хватает. Какой тут к черту коммунизм! Нет. Что-то тут не то. Пойду позвоню в редакцию дежурному выпускающему.

И он без шапки, в пальто и ботинках пошел в двадцатипятиградусную зиму

к магазину сбежавшего от советской власти во Францию купца Садчикова, возле которого имелась будка с телефоном-автоматом.

– Ну, мы пойдем пока домой, – бодро сказала тетя Панна. – Подготовим всё и ждём вас к шести часам.

Они оделись, укутали шестилетнего Генку в толстое пальто ниже колен, валенки, ушанку с опущенными ушами, обвязали вокруг поднятого воротника шарфом, оставив на виду только глаза, и помахав нам прощально, исчезли.

– Прямо вот разогнались они всем всё бесплатно раздавать. – мрачно сказала бабушка. – Чего они тогда налоги подоходные с трудящихся высчитывают? Эти деньги куда идут? Государству. Значит оно, государство, у нас денежки забирает за надобностью. Нужны, стало быть, ему денежки наши. А тут оно их  какого-то лешего берет и отменяет. Вот неказистость где лежит. Враньё всё это.

Тётя Оля обиделась, фыркнула, закатила глаза. Мол, отсталые вы все. Радио не слушаете. И стала быстро удаляться к двери, оставив в комнате длинную осмысленную фразу.

– Поднос из-под пирога, Стюра, завтра занесешь. Толик с Галкой придут к вечеру. Новый испеку. Рыбы Мишка мой со своими дружками-калеками из лунок на Тоболе надергал килограммов пять. Тебе дам мороженую. Если после всех гостей останется чего. Занесу.

В дверях они в прямом смысле слова столкнулись с отцом. Причем  тёте Оле не повезло больше. Она быстро уходила, а батя стремительно влетал. Крупнее тёти Оли он был раза в три. Поэтому тётя взвизгнула от тяжелого толчка, оторвалась от пола и её свободный неуправляемый полет должен был закончиться на столе, в тарелках с винегретом и холодцом. Но отец-то у меня был перворазрядником по лыжам. Бегал очень быстро. И, хотя сейчас на ногах лыж он не имел, но возле стола оказался раньше и тётя Оля зависла над холодцом в его крепких руках. Вместо того, чтобы испугаться, она весело засмеялась, после чего развеселились все. Отец поставил её на пол и все мы стали обнимать их обоих и говорить всякие шутки. А когда отшутились и тётя Оля, осторожно, как разведчик, покинула комнату, отец сказал, глядя на маму.

– Аня, ты помнишь, что почти  год назад, весной, правительство издало какое-то  постановление Совета Министров СССР «Об изменении масштаба цен и замене ныне обращающихся денег новыми деньгами»?

Мама аж испугалась такой строгой, как приговор суда, формулировки и короткой перебежкой переместилась подальше от отца, на кровать. Села и замахала на него руками.

– Нет, конечно! Ты, Боря, с кем-то меня путаешь. Я знаю только, что главнее всех сейчас Хрущёв Никита …Э-э-э…

– Сергеевич, – отец сел рядом. – Я звонил сейчас выпускающему редактору нашему. Он сказал, что в свёрстанном номере уже стоит    постановление Совета Министров СССР «Об изменении масштаба цен и замене ныне обращающихся денег новыми деньгами» То же самое, что и в мае прошлого года. Только тогда они ещё собирались реформу делать, но не уточняли – когда. А тут – бац!  С 1 января! И за  один день сделали нам и девальвацию и деноминацию! Надрали-таки народ под звонким и доброжелательным названием.

Мы не знали слов, которые знал отец. В редакции он занимался экономикой сельского хозяйства, добросовестно выучил финансовую структуру советской экономики. И новость изложил он нам языком попроще: для серых масс годным и ясным.

– В общем, рубль – это с сегодняшнего дня десять копеек. Сто рублей – это десять рублей.

– И чего я куплю на десять копеек? Как вас кормить буду? – бабушка Стюра подняла фартук к губам. То есть, заволновалась и расстроилась.

– Да не в этом дело. Всё вы купите. Всех накормите, – отец сел на табуретку, оперся локтем о подоконник и глядел на небо. – Но только до тех пор, пока всё в магазинах будет и подорожает пока не втрое-четверо, а раза в два.

– А куда оно всё денется? В войне победили, к коммунизму идем, живём все лучше с каждым днём. Вон на холодильники «Саратов» очереди у людей на производствах из пяти человек состоят. То есть набрали уже все холодильников. А лет пять назад по двести человек в списках было. Вон, на Танькиной кондитерской фабрике…

– Это у меня теперь зарплата будет какая? – настороженно спросила мама.

– Сто тридцать рублей, – засмеялся отец. – У меня двести пятьдесят. Я ж заведующий отделом. В десять раз меньше. Но и стоить всё поначалу тоже будет в десять раз меньше. Ну, скажем, года два-три от силы.

– А пенсия моя, родимая? Мои шестьсот рублей дармовые тоже в десять раз уменьшатся? – баба Стюра аж за голову схватилась.

– Мама, всё уменьшается в  десять раз. И то, что мы получаем, и цены на товары. – Так ведь, Боря? Только почему два-три года всего? А дальше что?

  Отец пригладил шевелюру. Волны темно-каштанового волоса взбрыкнули вихрами и плавно улеглись на места.

– Есть у меня предчувствие, что реформу эту сделали совсем не для удобства народа. Это мы в редакции толпой умников наших обсудим завтра. Но мне кажется, государству надо из чего-то выкрутиться. Есть тут какая-то хитрость, ядрёна вошь!

– Боря! – воскликнула моя аристократическая мама учительским голосом. – Ребенок слушает. Слова приличные выбирай.

– Мам, я про ядрёну вошь слушаю и в городе и во Владимировке. Вошь как вошь. Только крепкая, ядреная