Буратино - В. Бирюк

   Я метнулся к столу, Яков попытался меня перехватить рукой, завалился на бок. Я уже говорил, что я быстрее местных? Когда он поднялся, я уже стоял у противоположной стены с ножом в руке. Хват метательный - за острие лезвия. Направление вероятного броска - дед лежачий.

  -- Аким Янович, ты вроде меня для разговора звал. Поговорим?

  -- Хр-фр-дыр... (Прокашлялся) И вправду - ловок. (Это Якову). Положь острое - порежешься (Это мне)

  -- Это весь разговор? За этим звал?

   Тишина. Я дедова лица не вижу, похоже он Якову чего-то глазами сигналит. А Яков головой трясёт - не согласен.

  -- Ладно, малой. Что ты вчера ночью Хоробриту сказал?

  -- Сказал правду. Как он её понял - его спрашивайте.

   Дед аж взвился, голову ко мне вывернул, чуть не орёт в лицо:

  -- Ты... ты с кем говоришь, убоище-ублюдище! Ты мне еще указывать будешь что у кого спрашивать! Да я тебя...

   Тут он все-таки вывернулся так, чтобы мне прямо в лицо кричать. И что-то больное у себя зацепил. Взвыл. Яков - сходу к нему на шаг и... встал. На меня смотрит - дозволю я ему к хозяину подойти или ножик метну. Махнул ему рукой, горбушку со стола взял, пошёл к лавке у стены напротив дедовой. Грызу горбушку, мужиков разглядываю. Хорошо Яков становится - "холоп верный". Своей спиной, телом своим хозяина защищает. Перекладывает, подушку под спину подсовывает. И еще они вполголоса договариваются. Предположительно - как бы мне голову оторвать. Надо бы - в дверь и ходу. Но... быстро не получится, мужиков своих еще найти надо, майно... Да и много их - местных, вдогонку бросятся - догонят. Все, кончил Яков деда устраивать, квасу со стола подал кружечку, сам в ногах сел, руки пустые. Кажется и поговорим.

  -- Вы хоть расскажите чего тут вчера было. Я-то в порубе сидел, ничего не видел - не слышал.

   Дед аж квасом поперхнулся. Закашлялся, Яков его тряпицей утёр. А дед руку отталкивает:

  -- Чего было, чего было... Ты... Ты чего такое Хоробриту сказал, что он взбесился? Как от поруба твоего пришёл, весь будто мёртвый, лица на нем нет. Позвал Марьяшу в покои, вроде поговорить. Потом девка дворовая прибегает - орёт истошно: "Боярин боярыню убивает". Мы все туда. А он и вправду... Молотит куда не попадя. Та уже вся в кровище. Я сунулся - он и меня приложил. На сына своего... чуть не зашиб об стенку дитё малое. Слуги мои кинулись его вязать. Его слуги вступились... Меня вот сюда принесли. Потом вон Яков с дворовыми моими Хоробрита с прислужниками из терема вышибли. Только собрались их вязать-таки - они за сабли взялись. Хорошо - все разошлись-разбежались. Живые. До смертоубийство мало-мало дело не дошло. Но - все побиты-поранены. А эти в поварне заперлись. Там медовухи бочка целая стояла, едва початая. Вот они там и запьянствовали. Спят поди. А как проспятся... Так что ты ему такого сказал, что он взбесился?

   Вот оно как... Ну, собственно, я чего-нибудь похожего и ожидал. К этому, собственно, и стремился. Как, все-таки нами мужиками легко управлять, если дело касается баб. Стоп. Философия - потом. Если этот "потом" будет.

  -- Яков, на Марьяше много крови было?

  -- Порядком. Лицо разбито, уши порваны.

   Аким: - Как?!

   Яков: - Так. Видать, серёжки золотые даренные выдирал.

   Я: - Ещё? Понизу, ниже пояса кровь на одежде была?

   Яков: - Так... Она голая была. А на животе, на ногах... было.

   Я: - Вот что, Яков, поди-ка ты погуляй. Тут дела такие... Тебе лучше и не знать.

   Аким: - Чего?! Ты еще слугами моими командовать будешь?! Я тебя, лягушку плешивую...

   Яков: - Пойду я. Нужен буду - шумните.

   Яков вышел, перед порогом внимательно посмотрел на мои игры с ножичком в руках. Оценил положение предметов и персонажей в помещении, и аккуратно плотно закрыл за собой дверь.

  -- Ну, говори. Чего ты ему сказал, что он как бешеный стал.

  -- Что сказал, то сказал, Аким Яныч. "Слово не воробей, вылетит не поймаешь". Прошлого не изменить. А вот будущее... Храбрит проспится, опохмелится, снова медовухи наберётся и пойдёт вас убивать. Всех. И тебя, и Марьяшу, и внука твоего. Не сегодня, так завтра. Но жить вам он не позволит.

  -- Да почему?!

  -- Ты знал, что Марьяша в тягости была? Вижу что "нет". Была, сын у неё вроде бы должен был быть. Тебе - второй внук. Не будет. Марьяша не от Храбрита понесла.

  -- Да что ты сам понёс-то? Что за глупости такие поносные! Да иная баба и сама-то не всякий раз сказать может от кого дитя...

  -- Вот и я об том. Иная - не может. Которая мужикам на постели и счету не ведёт. Ныне и Марьяна - такая иная. Много мужиков у неё было. И Храбрит ей этого не простит. Будет гнобить пока не замордует до смерти. А ты сунешься... Вон, на левый бок уже лечь больно. И еще. Храбрит понял, что и первый Марьяшин сын - не его.

  -- Как?! Да ты... да как же... да я ж... и жена-покойница...

  -- Тут не время "что да как". Тут время - "чего делать-то". Храбрит - упёртый. Ты его лучше меня знаешь. Его не переубедить. Он решил что Марьяша ему - жена неверная. Неверную жену он изведёт. Если не за один раз саблей, так за месяц кулаком. Ублюдка своего - твоего внука... За тот же месяц. Ты... ты ведь в стороне стоять не будешь. И тебя... А второго внука твоего он уже... прямо в чреве пришиб...

   Аким смотрел на меня совершенно сумасшедшими глазами, закусив край рушника, которым Яков ему квас на груди вытирал, вцепившись длинными крепкими худыми пальцами в край лавки. С четверть минуты мы просто смотрели друг другу в глаза. Потом он выдохнул закушенную тряпку и шёпотом спросил:

  -- И чего делать?

   На такой вопрос сразу не ответишь. Я покрутил ножик в руках, подумал.

  -- Лучше Марьяше вдовой живой быть, по зелёной травке ножками ходить, чем женой неверной в могиле лежать. Она баба молодая, красивая. Может, и найдёт человека себе по душе. И сыну - доброго родителя. И внуку твоему... рано еще... землёй накрываться.

   Снова шёпотом, на грани истерики:

  -- Зятя моего убить?! Отца внука моего извести?!

  -- Отца? Он себя таким не считает. Он твоего внука ублюдком звать будет. И вскорости угробит. Может еще и сегодня. А насчёт зятя - тебе решать. Только быстро решай. Уже светло, через час-другой Храбрит и люди его очухаются. Потом не получится.

   Снова пауза, закушенный рушничок. Снова шёпотом:

  -- Возьмёшься?

   Торговаться, ломаться, цену набивать у меня никогда не получалось.

  -- Возьмусь. Цена...

  -- Какая скажешь. Что тебе для дела надо?

  -- Ничего. О цене. Моих людей, моё и их майно. Майно Храбрита и его людей.

   О, первой проснулась жадность.

  -- С какой стати? У него жена и сын есть.

  -- Взятое с бою принадлежит победителю. И еще. Объявишь сегодня же меня сыном своим. Приблудным, но родителем признанным.