Полуночное солнце - Рэмси Кэмпбелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он так и сидел на краю кресла, скорчившись в свете камина. Выглядел он озадаченным той реакцией, какую вызвал, и эта его озадаченность тревожила ее даже больше того, что он наговорил. Она развернулась, дрожа от ярости, горя и невнятного страха. Она была уже в двери, когда он поднялся, как-то странно дернувшись всем телом, отчего ей представился мим, который изображает внезапный рост дерева.
– Оставь нас одних, Бен, – устало попросила она. – Дай мне шанс починить то, что ты сломал.
– Но мне надо…
– Неважно, это может подождать, – сказала Эллен, выходя из комнаты. Вид темной прихожей привел ее в смятение и бешенство. Что за игру он затеял, все время выключая свет и расстраивая всех? Когда она включила лампу над лестницей, свет как будто подчеркнул глубину тьмы за его пределами. Ее подмывало включить все лампы в доме, в особенности наверху, где, как она чувствовала, холод и тишина тяжким грузом давят на крышу, словно сама ночь опустила на их дом свои крылья. Нет, сейчас не время для подобных мыслей – воображение причинило достаточно ущерба семье для одного вечера. Она закрыла за собой дверь гостиной и побежала в спальню к Джонни.
Джонни сидел на кровати рядом с Маргарет, упираясь в матрас стиснутыми кулаками. Как только Эллен вошла, он вскочил и уставился на шеренги пластмассовых солдатиков, выстроенных на туалетном столике: развернувшись к матери спиной, он яростно тер глаза.
– Папа просто валял дурака, – снова повторила ему Маргарет.
– Совершенно верно, Джонни. Это была очередная из его сказок, которую ему не следовало рассказывать вам, – подхватила Эллен. – Вы верите в то, во что хотите верить, и это значит, что у вас будет чудесное Рождество.
Он громко фыркнул и развернулся, кривовато ухмыляясь.
– Я знал, что на самом деле это вы с папой покупаете нам подарки, – сообщил он.
На мгновение Эллен сумела поверить, что в остальном все в порядке, а последние полчаса стали просто нетипично трудным эпизодом в жизни семьи, столкновением того рода, после которого все начинают лишь лучше понимать друг друга. Но затем лицо Джонни окаменело, и он с такой неохотой перевел взгляд на дверь, что у нее дрогнуло сердце. И она услышала то, что слышал он: звук шагов, медленно поднимающихся по ступеням.
Глава сорок вторая
– Это всего лишь ваш отец, – сказала она.
Возможно, шаги Бена были такими неспешными, потому что ему требовалось время, чтобы подобрать слова извинения, или, возможно, он заставлял себя пойти к ним, теперь, когда понял, насколько безрассудно себя повел. Он, должно быть, старался приглушить свои шаги, чтобы не расстраивать детей еще сильнее, однако из-за этого они звучали особенно зловеще: мягкие, тяжеловесные, какие-то нарочитые. Эллен видела, что дети дрожат, и внезапно сама ощутила, как холодно в комнате. Иди-иди дальше, мысленно понукала она, наверх в кабинет. Однако его шаги замерли по ту сторону двери, и наступила тишина, если не считать звука, слышать который было совершенно невыносимо – Джонни негромко клацал зубами.
– Чего тебе нужно, Бен? – спросила она.
– Поговорить.
Дети бросали на нее умоляющие взгляды.
– О чем это? – спросила она.
Раздался негромкий удар в дверную панель, и дети вздрогнули. Должно быть, Бен прижался к двери, потому что его слова, приглушенные филенкой, которая как раз находилась на уровне его лица, прозвучали словно жужжание пчелы, вылетающей из улья.
– Ты меня слышишь, Джонни? – прожужжал он.
– Да, – признался Джонни и, услышав в ответ молчание, явно счел себя обязанным повторить громче: – Да, – крикнул он.
– Я не хотел сказать, что мы исчезнем, когда оно проснется, если ты испугался этого. Я лишь хотел сказать, что мы изменимся.
Сначала Эллен не могла поверить собственным ушам. Она двинулась к двери, скрывая свою ярость, чтобы не пугать детей еще больше. Рывком приоткрыв дверь, проскользнула в щель и тут же закрыла ее за собой с ловкостью, порожденной гневом.
– Ты что, Бен, совсем спятил? – проговорила она тихо, чтобы не слышали дети. – Тебе плевать, что с ними будет? Какого Рождества для них ты желаешь?
Он вскинул руки, словно собираясь выхватить ее из лап отчаяния. Лицо его было лишено выражения.
– Того, которого я жду с нетерпением, – проговорил он.
Она ощутила, как воздух становится холоднее, и Бен как будто подрастает, нависая над ней, хотя их лица находились на одном уровне – нет, она не позволит себя запугать.
– Если это как-то связано с тем, что ты рассказывал внизу, предлагаю тебе пойти и записать все, чтобы избавиться таким образом от своих идей. Только держись с ними подальше от детей, я тебя предупреждаю.
Тень недоумения промелькнула по его лицу, и он протянул к ней руки.
– Я рядом, если понадоблюсь.
Судя по его виду, он попытался бы успокоить ее, только не мог вспомнить, как это делается. Эллен хотелось взять его за руки и не отпускать, пока не поймет, что с ним случилось, но она не могла позволить ему взять верх так запросто, когда кроме нее некому защитить детей.
– Ты нужен нам таким, каким был всегда, – сказала она.
– И буду до скончания веков, аминь.
Он неуверенно улыбнулся, и Эллен в его улыбке почудилась мольба, поэтому пришлось принять эту не слишком удачную шутку за доказательство, что где-то в глубине души он на самом деле не изменился.
– Мне, наверное, хватит и этого, Бен, вопрос, что ты собираешься сказать детям?
– То, что им все еще необходимо сказать.
На нее напала дрожь, больше похожая на судорогу, оттолкнувшая ее от него, она замотала головой, забила по воздуху руками, чтобы не позволить ему шагнуть к ней.
– Не смей даже приближаться к ним, пока ты в таком состоянии. Если попробуешь, я уведу их из дома, клянусь.
– И куда же ты пойдешь?
Она не собиралась вступать с ним в спор.
– Хватит, Бен. Более, чем достаточно, если хочешь, чтобы мы были вместе. Только оставь детей в покое до тех пор, пока не сможешь держать свои идеи при себе.
Когда она схватилась за ручку на двери комнаты Джонни, явно не собираясь ее отпускать, он пожал плечами и направился в темноту на верхнем этаже дома.
– Буду готов, – пробормотал он. Прозвучало это как-то нелепо, по-бойскаутски, и ей хотелось верить, что его поведение вызвано желанием вернуться в детство, просто привычка подстегивать воображение ради книг временно лишила его способности критически оценивать свои фантазии и понимать,
