Гарем - Патриция Грассо

— Не забывайся, — предостерег ее Халид. — Твои манеры оставляют желать лучшего.

— Меня чуть не утопили, а ты упрекаешь меня за дурные манеры! — рассердилась Эстер. Мурад одарил ее улыбкой.

— Пока иди отдыхай. Мне надо поговорить с отцом. Халид взял Эстер за руку и вывел из покоев Мурада. Михрима и Нур-Бану смотрели на него вопрошающе, но он молча передал на их попечение Эстер, а сам снова скрылся за плотно закрытой дверью. Мурад обратился к кузену:

— Я ей поверил.

Султан Селим с глазами, красными от ярости и вина, выступил из-за лакированной китайской ширмы.

— Скажи ага-кизлару, чтоб готовил смертные приговоры изменникам. И этому колченогому выродку тоже. Принеси мне приговоры на подпись, — приказал он сыну.

Затем султан направился к завешенной ковром дверце в дальнем углу комнаты, приговаривая:

— О аллах, прости, но мне надо выпить.

— Ты слышал, что он сказал? — обратился Мурад к Халиду. Высунувшись в коридор, он скомандовал главному евнуху: — Быстро неси сюда пергамент, чернила, перо и султанскую печать.

Он закрыл дверь и, не говоря ни слова, прошел на террасу. На сердце у него было тяжело. Казнь двух изменников — пустяк, а вот смерть младенца была ему не по душе.

— Мальчишка ведь ни в чем не повинен, — тихим голосом произнес за его спиной Халид, словно нарочно посыпая рану солью.

— Его преступление в том, что он сын предательницы.

— Карим твой сводный брат и…

— Может быть использован в борьбе против меня любым мерзавцем, — прервал Халида кузен. — Убить в зародыше — значит обрести покой, — перефразировал Коран Мурад.

— Подделай документ о смерти и отдай мне Карима.

— Что?!

— Михрима растрезвонила на весь Стамбул, что моя жена ждет ребенка, а ты знаешь, что это не так. Я увезу Эстер, и, когда придет время, сообщим, что раньше срока она родила мне сына. Позволь мне спрятать Карима у себя в Девичьей Башне. Я воспитаю его как собственного сына.

— А что ты предпримешь против Форжера? — поинтересовался Мурад.

— Жизнь Карима ценнее смерти ничтожного Хорька.

— Почему?

— Убийство невинных не дает потом спать по ночам. Я знаю по своему опыту.

— Если станет известно, кто он в действительности, в империи разразится междоусобица.

— К тому времени ты уже будешь править страной, а я буду слишком стар, чтобы сражаться под твоим знаменем, — возразил Халид. — После моей выучки Карим станет следующим Псом Султана, и никто не задастся вопросом, чья кровь течет в его жилах. Доверься мне, кузен.

В волнении Мурад стал расхаживать по террасе. Как ему поступить? Убить ли сводного брата или спасти его? Если он убьет своего маленького братика, не будет ли мучиться бессонницей долгими ночами вплоть до самой своей кончины?

Стук в дверь прервал его размышления. Ага-кизлар принес письменные принадлежности.

— Сядь за стол, — распорядился Мурад. — По велению султана Селима ты сейчас напишешь три смертных приговора — Линдар, Джамалу и Кариму.

Ага-кизлар принялся за работу.

Мурад бросил быстрый взгляд на Халида и сказал евнуху:

— Ты отравишь Линдар и утопишь ее тело в Босфоре сегодня ночью, а Джамал будет казнен публично завтра на восходе солнца.

Ага-кислар поднял на него взгляд.

— А ребенок?

— Сколько тебе лет? — резко бросил Мурад. — Тридцать восемь — сорок?

— Сорок.

— Ты еще будешь достаточно молод, когда мой отец скончается. Хочешь быть ага-кизларом и в мое правление?

— Почту за великую честь. — Евнух был озадачен, не понимая, куда клонит принц.

— Твое благополучие обеспечено, если ты поступишь, как я тебе велю, и при этом будешь помалкивать. Ага-кизлар долго колебался, потом кивнул.

— Вызови сюда Абдуллу, слугу принца Халида и доставь нам принца Карима, — распорядился Мурад. — Потом ты проведешь Абдуллу с Каримом через тайный подземный ход на мою фелуку и забудешь навсегда о том, что здесь было сказано и что происходило.

— Я уже написал смертный приговор младенцу, — растерялся евнух. — Если султан узнает…

— Принц Карим будет мертв для всего мира. Пусть его считают утопленным вместе с матерью в Босфоре. И всем говори, что все было именно так.

Главный евнух склонился в низком поклоне.

— Слушаюсь и повинуюсь, мой принц. Мурад улыбнулся и добавил:

— Запри всех женщин в гареме в их комнатах. Никто не должен пронюхать, что мой сводный брат остался в живых.

Ага-кизлар удалился. Спустя некоторое время в дверь постучали. Это был Абдулла. Халид впустил его.

— У нас для тебя важное задание, — начал было Халид, но тут вошел евнух, прижимая к груди спящего младенца.

— Это мой сын, Абдулла. Береги и охраняй его, хоть ценой своей жизни, — сказал Халид.

— Клянусь!

Никакое распоряжение господина не могло нарушить невозмутимость верного слуги. Ага-кизлар вручил Халиду документ о рождении Карима, а затем отпер потайную дверь и нырнул в темную дыру вместе с гигантом, бережно несущим младенца на руках.

— Если я умру без наследника мужского пола, — сказал Мурад, — используй этот документ, чтобы посадить Карима на трон.

— Ты не пожалеешь о своем милосердном поступке, — заверил его Халид.

Мурад неопределенно пожал плечами. Он все еще был в смятении.

— Твой Дикий Цветок не пожелает посмотреть, как на рассвете обезглавят Джамала? — спросил Мурад.

— Она слишком впечатлительна, чтобы присутствовать при казни. Ты сам видел, каково ей было, когда она рассказывала о своем отце. Воспоминания о его гибели не дают ей спать по ночам до сих пор.

— Ее свидетельство обрекло Линдар и Джамала на такой жестокий и бесславный конец, — возразил Му-рад. — Ее присутствие на казни необходимо. Она может, однако, держать глаза закрытыми.

— Что поделаешь, быть по-твоему, — неохотно согласился Халид. От него уже мало что зависело. Он мог лишь стоять рядом с ней на кровавой церемонии и согревать ее своим душевным теплом.

Как только светлая полоска проглянула на востоке, Халид и ага-кизлар направились по коридору к апартаментам бас-кадин. Халид постучался. Нур-Бану вышла к нему за порог, прикрыв за собой дверь.

— Она отказывается идти.

— Я поговорю с ней сам. Впусти меня. Закутанная в черный покров, Эстер сидела на подушке и отсутствующим взглядом смотрела куда-то в пространство. Ее лицо было мертвенно-бледным, даже веснушки на носу на фоне этой бледности выглядели темнее, чем обычно.

Михрима сердито выговаривала ей:

— По приказанию султана ты должна присутствовать на казни.

Халид жестом отогнал назойливую мать и уселся возле жены. Он взял ее холодные руки в свои. Эстер взглянула на него, и в глазах ее не отразилось никаких чувств, кроме страха — жуткого, леденящего.