Королевство грез - Джудит Макнот

– И они не обнаружили никого, кто попытался бы нарушить договор, – убежденно заключила она.

– Нет, – признал Ройс. – Но они обнаружили караван с аббатисой в сопровождении дюжины человек, который с излишней поспешностью двигался к Меррику. В отличие от того, что вы имеете все основания думать, – с кривой усмешкой добавил он, – ни у людей моих, ни у меня нет обыкновения нападать на священнослужителей. Однако, следуя моим распоряжениям, они расспросили компанию, на сей чрезвычайный случай убедив аббатису, что приданы ей для охраны. Она, в свою очередь, охотно призналась, что едет за вами.

Изящно изогнутые брови Дженни озадаченно и недоуменно нахмурились, и Ройс почти пожалел, что решил поведать ей правду.

– Дальше, – сказала она.

– Аббатиса с компанией задержалась из-за проливных дождей на севере, поэтому, между прочим, вашему отцу и благочестивому брату Бенедикту пришлось изобретать бессмысленное объяснение, будто бы добрый монах на минуточку занемог и не в силах свершить обряд. По словам аббатисы выходило, что некая леди Дженнифер Меррик решила удалиться в монастырь в результате нежеланного замужества. Муж, как поняла аббатиса, вознамерился воспрепятствовать решению леди посвятить свою жизнь Богу, так что она и отправилась содействовать леди Дженнифер, помогая ее отцу вызволить бедняжку из Меррика – и из ненавистных объятий супруга – тайно.

Отец ваш задумывал идеальную месть: поскольку наш брак до сего происшествия был бы уже заключен, об аннуляции для меня не могло быть и речи. Конечно, потребовался бы развод. Лишившись возможности жениться вторично, я лишался и возможности произвести на свет законного наследника, и таким образом все это – Клеймор и остальное мое достояние – вновь перешло бы к королю после моей смерти.

– Я… я не верю вам, – бесцветным голосом проговорила Дженни, а потом с разрывающей сердце искренностью призналась: – Но не сомневаюсь, что вы в это поверили. Только правда в том, что отец никогда не запер бы меня на всю жизнь, не позволив по крайней мере самой сделать выбор.

– Запер бы, и собирался запереть.

Дженни затрясла головой с такой силой и яростью, что Ройс вдруг понял: она не вынесет этого разоблачения.

– Отец… любит меня. Он не сделал бы этого. И даже не стал бы вам мстить.

Ройс сморщился, чувствуя себя тем самым варваром из-за того, что пытался разбить ее иллюзии.

– Вы совершенно правы. Я… это была ошибка.

Она кивнула:

– Ошибка.

И улыбнулась мягко и счастливо, отчего сердце его чаще забилось, ибо это не походило ни на одну другую подаренную ему прежде улыбку. Эта улыбка была полна доверчивости, и одобрения, и чего-то еще, чего он не мог распознать.

Дженни пошла к окну, глядя в звездное небо. На башнях горели факелы, и силуэт дозорного на стене четко вырисовывался на оранжевом фоне. Но мысли ее были заняты высоким черноволосым мужчиной, стоящим сзади. Он намеревался жениться на ней, и открытие это наполняло ее таким пьянящим, всепоглощающим чувством, что рядом с ним меркли все мысли о патриотизме и мести.

Она протянула руку, лениво обводя кончиком пальца его красивое отражение в холодном стекле, вспоминая все те бессонные ночи в замке Меррик, когда тело ее казалось опустошенным, горящим и требовало его. Она слышала, как он приближается к ней, и знала, что сейчас произойдет между ними, так же точно как знала, что любит его. Не взыщи, Господи, любит врага своего семейства. Она знала это в Хардине, но тогда была сильнее… и боялась. Боялась того, что с ней будет, если она позволит себе полюбить человека, который, казалось, видит в ней только временную забаву. И так же точно Дженни знала, что и он ее любит. Это все объясняло – его гнев, его смех, его терпение… его речь во дворе.

Она осязаемо чувствовала его присутствие еще до того, как он медленно обвил ее рукой, привлекая к себе. В оконном стекле их глаза встретились, и Дженни, не отводя взгляда, попросила его дать одно обещание, которое сняло бы с нее вину за то, что она подарит ему любовь и жизнь. Тихим, дрожащим голосом она промолвила:

– Вы поклянетесь никогда не посягать на жизнь моих родичей?

И он ответил страдальческим шепотом:

– Да.

Она содрогнулась от пронзительного прилива нежности, смежила веки и прислонилась к нему спиной. Он склонил голову, прижался губами к виску, ладонь не спеша поползла вверх ласкать полную грудь. Губы провели жаркую дорожку по щеке к ушку, рука пробралась под платье, ладонь охватила грудь, большой палец принялся играть с напрягшимся соском.

Купаясь в море чистейшего наслаждения, Дженни не чувствовала ни стыда, ни вины, когда платье упало к ногам; когда лежала в постели, а он шел к ней, и голые плечи бронзой отливали в пламени свечей; когда он прильнул к ней, умело раздвинув языком губы. Покоряясь, она с тихим стоном закинула руки ему на шею, поглаживая пальцами завитки на затылке, изо всех сил прижимая к себе его голову. Изголодавшееся тело Ройса не могло вытерпеть этого невинного порыва. Приподняв ее бедра, он соприкоснулся с ней своими напрягшимися чреслами, и тела их слились.

Она отвела свои губы, и он чуть не застонал от разочарования, решив, что напугал ее безудержной страстью, но, открыв глаза, увидел на ее лице не испуг и не отвращение, а изумление. Грудь его перехватило от нежности, он лежал неподвижно, глядя на Дженни, которая обхватила его щеки руками, благоговейно-ласково коснулась пальчиками век, скул, подбородка, потом приподнялась и поцеловала со страстью, почти не уступающей его чувству. Она извернулась в объятиях, утопила его в подушках, накрыв волосами, словно атласной вуалью, и принялась целовать глаза, нос, уши, а когда ущипнула губами сосок, Ройс потерял голову.

– Дженни… – простонал он, водя ладонями по ее спине, бедрам и ягодицам, зарываясь пальцами в ее волосы, вновь прижимаясь губами к лихорадочно горящему рту.

– Дженни… – хрипло шептал он, накрывая ее своим телом.

– Дженни… – бормотал он, жадно пробуя на вкус ее груди, живот и бедра.

Он не мог удержаться, чтобы не повторять ее имя. Оно звучало музыкой в сердце, когда она обхватила его руками, и приподнялась, и добровольно приняла в себя налитую мужскую плоть; оно разливалось в крови, когда она радостно встретила первый буйный удар его тела; оно пронизывало каждый нерв, когда она двигалась в такт его яростным целеустремленным толчкам; оно взорвалось, точно гром, когда она крикнула: «Я люблю тебя!» – впиваясь ногтями в спину и содрогаясь всем телом, которое сотрясали набегающие одна за другой волны экстаза.

Напрягшись в отчаянной жажде облегчения, Ройс отнял от нее губы и приподнялся, опершись на руки, ожидая, когда в ней стихнет дрожь, глядя в прекрасное затуманенное лицо. А потом, не в силах более сдерживаться, еще раз – в последний раз – погрузился в нее, шепча это имя. Тело его конвульсивно дрогнуло, еще, и еще, и еще раз, пока он переливал в нее свою жизнь.