Холодная комната - Григорий Александрович Шепелев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Местный участковый, – сказала Сонька с набитым ртом.
– Он сюда заходит?
– Да, разумеется. За деньгами.
– А за что Ленка ему должна?
Сонька поглядела на Юльку с недоумением, поддевая вилкой желток.
– То есть как, за что? Она – вокзальная проститутка. Он – участковый.
– А ты ему не должна? – с немыслимо глупым видом спросила Юлька.
– Да как сказать? Он думает – да, я думаю – нет.
– И кто из вас прав?
– Он прав.
Сгущёнку ели по очереди, беря друг у друга ложку и хорошенько облизывая её. Юлька продолжала расспросы.
– А это Танька была? Ну, эта, с баллончиком?
Сонька молча кивнула, вынув изо рта ложку.
– А как мы будем ходить к ней мыться, если вы в ссоре?
– А кто сказал тебе, что мы в ссоре?
Юлька так изумилась, что у неё чай потёк не в то горло. Пришлось царице сортира долбить её по спине.
– Что же, интересно, здесь происходит, когда вы ссоритесь? – осторожно спросила Юлька, восстановив дыхание, – поножовщина?
В ответ Соня произнесла вовсе незнакомое Юльке слово, которое состояло из четырёх известных ей слов. Оно впечатлило Юльку и объяснило ей почти всё. В мрачной атмосфере, созданной этим словом, допили чай, доели сгущёнку. Потом раздался стук в дверь. Сонька почему-то сразу открыла – видимо, различила условный ритм или голоса. Она не ошиблась. Вошли четыре бойкие дамы молодых лет. Они прибежали с рынка. Им нужно было в кабинки. Прежде чем в них войти, они горячо обсудили с Сонькой какой-то пьяный дебош ментов, сволочизм бандитов и тупость администрации. Громче всех орала некая Женька – как позже выяснилось, не вполне совершеннолетняя барышня. Обращаясь к Соньке, торговки во все глаза глядели на Юльку – мол, кто такая? Юлька сидела молча и улыбалась. Сонька не сочла нужным её представить. По выходе из кабинок шумные дамы насели на их хозяйку уже по поводу Ленки. Она им всем задолжала денег. Женька и тут отличилась визгом, хоть Ленка, как оказалось, её нагрела всего лишь на пятьдесят рублей. Сонька психанула. Она начала орать, что уже давно не имеет с Ленкой ничего общего, и пошли все лесом. Этим беседа и завершилась.
После ухода скандальных девушек тишина стояла считаные секунды. Её прервал новый стук.
– «Ремонт» на двери написано! – вновь взяла высокую ноту Сонька, – ты что, читать не умеешь?
– Сонька, открой, – прозвучал за дверью грустный картавый голос, – мне нужна Танька!
– «Ремонт» на двери написано! – повторила Сонька, – ремонт, а не склад минетчиц!
– Очень смешную шутку ты спёрла у Тарантино! Но мне сейчас не до шуток. Мне позарез нужна Танька. Как ты считаешь, где она может быть?
– Где угодно!
– А Ленка где? Я в июле дал ей пятьсот рублей на два дня.
– Ну и идиот!
Это был конец разговора. Парень утопал прочь, скрипя снегом и бормоча какие-то несуразности.
– Это кто? – поинтересовалась Юлька.
– Бывший Танькин жених, – ответила Сонька, пройдясь в задумчивости, – его зовут Моисей.
– Как его зовут? Моисей?
– Да, представь себе.
– Это удивительно! А у Ленки женихи есть?
– Нет. И никогда не было. И не будет.
– А почему?
– Она так устроена.
Переставив посуду обратно на подоконник, Сонька легла на стол кверху попой и широко зевнула.
– Эх, неохота мне никуда идти!
– А ты что, должна куда-то идти?
– Да надо бы выяснить, что там Ленка задумала. Ведь она – больная на голову! И не только на голову. Заметут – суда не дождётся, сдохнет.
Юлька, поднявшись, взяла тарелки и понесла их мыть. Это оказалось нелёгким делом – на них скопилось много слоёв засохшего жира. Отмыв их дочиста, Юлька подошла к Соньке.
– Можно пойти с тобой?
– Ну, пошли.
– Я возьму гитару.
– Зачем?
– Там скользко. Я очень плохо хожу по льду. Если подскользнусь, гитара не даст удариться об асфальт затылком.
Сонька не возражала. Оделись, вышли. Дверь была Сонькой заперта на замок. Барбос где-то шлялся. Мороз был слабенький. На платформе толпилось много народу. Ждали московскую электричку. На площади, близ автобусов, также было не протолкнуться. Две обитательницы сортира пошли дугой. Из динамиков аудиокиоска звучала песня « Ты назови его, как меня». Сонька подпевала. Юлька, как музыкантша и как москвичка, делала снисходительное лицо. Торговки цветами весело окликали Соньку. Она небрежно дёргала головой, давая понять, что очень спешит, и несколько раз указала пальцем на новенькое кафе близ автовокзала. Нетрудно было понять значение её жеста – я, мол, всегда счастлива вас видеть, но там, в кафе, тоже неплохой туалет, да и про Макдональдс не забывайте!
На тротуаре, у перехода через шоссе, стоял милицейский «Форд». Юлька напряглась. От её попутчицы это не ускользнуло. Она слегка улыбнулась.
– Теперь понятно, зачем ты взяла гитару!
– В смысле?
– В смысле – студентка консерватории, так что знать не знаю, ведать не ведаю, почему какая-то там мокрушница на меня так сильно похожа! Ой, хитрожопая!
– Ори громче, дура, – пробормотала Юлька. Ответом был новый жест – мол, расслабься, со мной тебя здесь не тронут! Перебежали дорогу, затем – трамвайную линию, и заснеженной улицей побрели вглубь города. Снегу было по щиколотку. Легковые машины двигались с пробуксовками.
– Она что, квартиру снимает? – спросила Юлька, не без труда поспевая за своей спутницей.
– Занимает, лучше сказать! На улице Ленина. Уже близко.
На перекрёстке свернули вправо, мимо невзрачного супермаркета. Прошагав метров двести, пересекли проезжую часть, вошли во второй подъезд панельной уродины и по лестнице поднялись на пятый этаж, где арендовала Ленка квартиру. У Соньки имелся ключ, и она привычно, почти не глядя, открыла дверь.
Квартира была однокомнатная, убогая, с обстановкой семидесятых. Пылью заросло всё. Толпами в углах, рядами вдоль стен стояли бутылки. Ленка лежала на односпальной кровати, лицом к стене, поджав ноги и обхватив себя до лопатки левой рукой, а правую вытянув. На ней были джинсы и водолазка. Левый её носок валялся около кресла, правый был спущен до середины стопы. Спящая дышала ровно и глубоко. Иногда сопела, будто бы собираясь проснуться, но ничего в результате этого не менялось.
– Ох, и зараза, – проговорила Сонька, зачем-то подняв носок и швырнув его на кровать. Юлька, не снимая
