За фасадом империи. Краткий курс отечественной мифологии - Александр Никонов

Любопытно, что и в сегодняшней России, где бюджет наполовину пополняется за счет нефти, где служивые рейдеры в погонах отнимают бизнесы, где право частной собственности не уважается, а бизнесменов не любят ни власти, ни народ, полусоциалистическое население продолжает оставаться скулящим полуиждивенцем. И сильное государство, восстановившее в себе потенцию властной вертикали, с этим спокойно мирится, так как для него население ресурсом не является, ресурсом является нефть. А социальным инвалидам проще кидать крохи с барского стола, чем терпеть их претензии на власть… Иными словами, российские горожане — не совсем горожане. Они — недогорожане. А наши города — не совсем «плавильные котлы цивилизации». В технике это называется действующий макет.

В поздней царской России городов было немного. Они тоже не были городами в европейском смысле этого слова. Но мало-помалу становились ими. Процесс шел неспешно, но продукт вызревал естественно. Доля городского населения российской империи в начале XX века составляла 15 % (для сравнения: в США — 41 %, в Германии — 56 %, в Англии — 78 %, в Норвегии — 72 %, в Дании — 38 %, в Голландии — 37 %). Русский капитализм резко ускорил этот рост. При этом происходило не только количественное, но и качественное изменение городского населения. Скажем, если в 1794 году доля «истинных горожан» (купцы и мещане) составляла 13 % городского населения (остальные были военные, чиновники, попы, крестьяне, дворовые люди), то всего через полвека, к 1840 году доля мещан и купцов выросла до 27,8 %. А доля дворовых, крестьян и чиновников сократилась.

Ну, а в ранней России настоящими городами в европейском смысле этого слова, то есть очагами цивилизации, можно назвать только ганзейские Новгород, Псков да Архангельск.

Под влиянием Европы там воспроизводились европейские институты самоуправления. Но эти очаги цивилизации были задавлены Москвой. Которая потом задавила и Литву. И Польшу. И жители этих территорий сразу почувствовали себя ущемленными в правах, потому что их права новая власть отобрала в свою пользу, стянув управленческие нити в центр.

«По своей внутренней структуре, — продолжу цитирование Пайпса, — города Московской Руси ничем не отличались от сельских населенных пунктов. И те и другие были собственностью монархии, поскольку частная собственность на города была ликвидирована вместе с аллодиальным (то есть полностью свободным. — А. Н.) землевладением. В городах не было частной земли; вся земля находилась в условном владении, и поэтому в городах не было торговли недвижимостью. В каждом городе большие участки отдавались в пользование составлявшим его гарнизон служилым людям; эти участки держались на тех же условиях, что и поместья в деревне. Рядом с ними лежали владения царя и земля, населенная черносошными крестьянами. Точно так же, как и в деревне, податное население объединялось в общины, связанные круговой порукой и посему ответственные за подати каждого своего члена.

Города Московской Руси были немногочисленны, редко населены… Многие так называемые города, особенно по границам, являли собою мелкие укрепленные пункты, охраняемые несколькими сотнями солдат. Типичный русский город середины XVII в. насчитывал 430 дворов, каждый из которых состоял в среднем из 5 человек. Он был беспорядочным скопищем приземистых деревянных домиков, церквей, монастырей и рынков, окруженных огородами и выпасами. Улицы были широки и немощены. Набережных не было. На расстоянии города всегда имели более внушительный вид, чем вблизи, ибо в силу низкой плотности населения были непропорционально велики. Олеарий (Olearius) писал, что со стороны русский город выглядит Иерусалимом, но изнутри больше походит на Вифлеем.

Поскольку города имели прежде всего административное и военное назначение, основная часть их жителей состояла из служилых людей с семьями, родней, приживалами и крепостными, а также из духовенства… Торговцы и ремесленники объединялись в общины наподобие тех, в которых тогда состояло большинство земледельцев».

В общем, русский город — это большая деревня. Сталинское быстрое насыщение городов деревенскими жителями в эпоху индустриализации не «огорожанило» деревню, а, наоборот, «одеревенило» города. И только в последние считанные десятки лет наши города начали превращаться во что-то более-менее приличное в ментальном плане. И более всего здесь преуспели, конечно же, города крупные и непромышленные. Потому что город промышленный, богатый рабочими слободками, это, как вы понимаете, совсем не то, что офисный и культурный центр.

Глава 7

А еще в шляпе!

— Вы, Александр Петрович, нехороший человек, редиска! — возразят мне страдающие по красной империи сталинские соколята. — Вы отрицаете все то хорошее, что было во времена СССР! Если бы не сталинская индустриализация, с чем бы мы встретили Гитлера? А наша великая наука? А тот факт, что именно СССР запустил первого человека в космос? Разве можно всего этого не замечать?

С легкостью отобью ваш пинг-понговый шарик. Да так, что вернется он к вам чугунным ядром…

Я уже писал, что если бы не большевики с их путчем, никакого Гитлера России встречать бы и не пришлось. Потому что никакого Гитлера не было бы. Напомню вам то, что вы и так знаете, но в запале подзабыли: западные демократии допустили приход Гитлера к власти в Германии, а главное, его последующее усиление только по одной причине — в качестве противовеса Сталину. Не было бы Сталина, нечего было бы опасаться, и не нужны были б никакие противовесы.

«Достижения социализма?» Это столь же бессмысленная фраза, сколь, например, «оздоровление организма канцером». Раковая опухоль по самой своей природе не в состоянии оздоровить организм! Онкологический больной может поднять гирю, но не благодаря болезни, а вопреки ей. Все, что было сделано хорошего в СССР, делалось не благодаря красной волчанке, а вопреки ей. Потому что социализм гасит экономику.

То же самое могу сказать и о советской науке. Или вы хотите сказать, что отсидка в колымских лагерях, подорвавшая здоровье Королева и способствовавшая его раннему уходу из жизни, сильно помогла нашей космонавтике? Может быть, нашей науке, которой вы так гордитесь, здорово помогли лысенковщина, разгром генетики и кибернетики? Или, быть может, нашей науке помог расстрел Вавилова, Чижевского, Кондратьева, уничтожение ленинградской астрономической школы?.. Может быть отечественной медицине помогло то, что величайший ученый и хирург Войно-Ясенецкий провел полтора десятка лет в тюрьмах и лагерях?..

Знаете, мне в свое время очень повезло — довелось общаться с лауреатом Нобелевской премии, одним из отцов водородной бомбы Виталием Гинзбургом. Водородная и атомная бомбы — это ведь то, чем вы так гордитесь, уважаемые сталинофилы, не правда ли?..

Думаю, сейчас самое время дать слово титану и с его помощью напомнить о том, что приходилось преодолевать науке со стороны государства. Да, бомбу ученые создали. Но вся хваленая опека науки со стороны власти и состояла в том, что большевики строили на пути научной мысли деревянные загоны и плотины, направляя ее туда, куда им нужно было, — на войну. А все остальное безжалостно давилось и перегораживалось, запустевало в пренебрежении, вытаптывалось и уничтожалось физически.

…Говорить с Гинзбургом всегда было сплошным удовольствием. Он относился к тем людям, речь которых лилась неспешными потоками, отвлекаясь на второстепенные боковые воспоминания.

— Про меня еще с детства говорили, что я идиот с побочными ассоциациями, — словно извиняясь за свою манеру вести беседу, сказал мне как-то Гинзбург. — Если я сильно отвлекусь, вы меня перебивайте.

Но поскольку судьба академика была чертовски интересной, перебивать его не хотелось, а хотелось плавать в этих воспоминаниях, отдавшись воле жизненной реки и спокойно ждать, куда вынесет… Однажды я спросил Виталия Лазаревича как раз о том, о чем любят говорить совкофилы, когда их тычешь носом в затратность советской экономики и пустые полки, — о величии советской науки. И река жизни академика вынесла меня на широкий плес откровений.

— Не надо идеализировать советскую науку! — вздохнул Виталий Лазаревич. — Действительно, она в некоторых областях, типа физики и математики, была на очень высоком уровне. Ну, это и понятно: от физики коммунистам нужна была бомба, поэтому и деньги были большие у физиков. Помню, когда американцы впервые взорвали атомную бомбу, у меня зарплата сразу же выросла раза в три. Но были в советской науке области совершенно провальные, ярчайший пример тому — биология, кибернетика. Другим колоссальным недостатком была закрытость советской науки — почти полное отсутствие связей с заграницей, а это приводило к трудностям в обмене научной информацией. Одна из причин тому — засекреченность. Я, например, был совсекретным. Часовой около двери стоял. Такая секретность была, что мне однажды не разрешили даже собственные записи посмотреть, потому что они были засекречены — в том числе и от меня. До абсурда доходило.