Три столицы - Василий Шульгин

Руководители мировой политики, быть может, еще до сих пор в свои бессонные ночи думают: «Если бы у нас в связи с нарастающей силой мирового коммунизма произошла революция, то как поступят с нами? Какие директивы даст на наш счет всесильная Москва?»

Я думаю, что руководители мировой политики, если у них бывают такие мысли, ошибаются. Недаром прошло 50 лет.

Я думаю, что Хрущев не повторит того, что совершил Белобородов. Но это следовало бы разъяснить и уточнить. Если не сейчас, то в 1968 году, когда исполнится 50 лет со времени екатеринбургской трагедии, Советскому правительству следовало бы осудить деяние, черной тенью падающее на коммунистическую партию. Вот что я думаю.

Таким путем было окончательно «низвергнуто самодержавие». Но спасло ли это Россию от самодержца?

В январе 1926 года, приехав из Киева, я вышел на площадь в Ленинграде, которая раньше называлась Николаевской, а теперь, кажется, площадь Восстания. Со смешанными чувствами я увидел, что памятник императору Александру III по-прежнему стоит на этой площади.

До революции на памятнике была следующая надпись:

«Строителю великого Сибирского пути».

Теперь же я прочел на памятнике издевательскую надпись Демьяна Бедного:

Мой сын и мой отец народом казнены,а я пожал удел посмертного бесславья:торчу здесь пугалом чугунным для страны,навеки сбросившей ярмо самодержавья.

Если бы я знал в 1926 году то, что знаю теперь, я не только не пришел бы в ярость по поводу литературного перла Демьяна Бедного, а улыбнулся бы. Улыбнулся бы улыбкой «очковой змеи». Называли же меня так в Государственной думе.

Воистину бедный Демьян, вероятно, искренно думал, что самодержавие в России низвергнуто «навеки».

В действительности же уже в то время еврей Бронштейн под видом Льва Троцкого и грузин Джугашвили в обличье Иосифа Виссарионовича Сталина боролись за наследие Ленина.

Победил Чингисхан, т. е. Сталин. Он воскресил самодержавие, и притом с такой силой, какой оно никогда не знало.

Трудно найти в летописи всех времен и народов царя настолько самодержавного, каким был в течение четверти столетия некоронованный владыка, диктатор грузин Джугашвили.

И сам бедный Демьян испытал «ярмо» этого самодержавия на своей шкуре, когда под конец жизни попал в опалу владыки.

Но я тогда еще слишком мало понимал, что стою на пороге нового самодержавия. Тогда я еще только предчувствовал будущее, поэтому я пришел в слепую ярость и разразился по адресу Демьяна Бедного тут же, не отходя от памятника следующим экспромтом:

Не то беда, что беден ты, Демьян,бывает на мозги богат иной бедняк,не то беда, что у тебя в душе кабаки что блюешь на мир ты, ленинизмом пьян,а то беда, что ты природный хам,что, подарив плевки царям,ты лижешь, пес, под кличкою Демьянадвуглавый зад жида и Чингисхана.

Шульгин прежних лет имел привычку на ругань отвечать бранью, о чем он сожалеет, достигнув преклонного возраста. Относительно же этого экспромта мне стыдно особенно, ибо я увековечил его в книге «Три столицы».

А по какому случаю возникла эта книга, я расскажу в следующей главе.

Трест

(история возникновения книги «Три столицы»)

В книге «Три столицы» изложена моя нелегальная поездка в Советскую Россию в конце 1925-го и начале 1926 года.

Ездил я тогда по России конспиративно, будучи белым эмигрантом. Покровительствовала мне подпольная антисоветская организация под названием «Трест». История этого «Треста» до сего дня так же «темна и непонятна», как история мидян.

Органы советской власти о «Тресте» разноречат. Одни

считают, что это была настоящая контрреволюционная и очень сильная организация, имевшая свой центр в Москве, другие полагают, что «Трест» был так называемая «легенда», т. е. организация, устроенная агентами власти в целях провокационных.

Во всяком случае, именно эта организация дала мне возможность конспиративно приехать в Россию. Главой ее был некто Александр Александрович Якушев. До революции он был видным работником по внутренним водам с чином IV класса, «его превосходительство».

Троцкий, который в то время был очень силен, узнав

о нем, пригласил его к себе. Якушев ответил, что добровольно он к Троцкому не пойдет. Тогда за ним послали солдат и привели его недобровольно. Троцкий встретил его с изысканной любезностью и угостил превосходным обедом, что в те времена было аргументом не из последних, так как все голодали.

За этой трапезой Троцкий говорил так:

— Александр Александрович, мы прекрасно знаем, кто вы. Вы русский патриот. Так вот, оставайтесь тем, что вы есть. Кроме того, вы еще патриот своего дела, своей специальности. Я думаю, что у вас есть широкие планы насчет того, что можно сделать с русскими реками. Но когда вы делились этими планами с царским правительством, вам неизбежно отвечали: «На это у нас денег нет, есть нужды более насущные». Не так ли?

— Да, это верно, —   сказал Якушев.

— Так вот, —   продолжал Троцкий, —   у нас, большевиков, на такие дела деньги найдутся. Дайте только конструктивные идеи, а мы их осуществим.

Таким образом, Троцкий, между прочим, очень умный человек, поймал Якушева на крючок, нажав на педаль профессионального патриотизма. Якушев стал работать, и так усердно, что ему дали заграничную командировку для ознакомления с тем, что делается на Западе по его специальности.

Но работая по вопросу о реках, Якушев оставался в душе своей противником советской власти и строил планы о ее свержении. Он додумался до диктатуры великого князя Николая Николаевича и наметил в общих чертах программу, которую должен был проводить диктатор. Он, Якушев, ставил во главу угла земельный вопрос. «Мы дадим, —   говорил Якушев, —   русскому мужику волшебную синюю бумажку».

Под «синей бумажкой» он подразумевал акты о наделении землей в единоличную собственность.

«При царской России, —   говорил Якушев, —   мы снимали ежегодный урожай от 4 до 5 миллиардов пудов зерновых, при этом мы получали круглым счетом 30 пудов на десятину (гектар). Германия же производила 100 пудов на гектар. Дания —  150, Англия — 200. Такие результаты дает индивидуальное единоличное хозяйство в Западной Европе. Чем мы хуже? 30 пудов на десятину — это позор, скандал и крах государства. 4–5 миллиардов — это законсервированная нищета. Синяя бумажка за 50 лет увеличит урожай в три раза, доведет его до высоты германской.

В 1975 году при помощи синей бумажки хлеборобы России (единоличники) дадут 12–15 миллиардов пудов зерновых».

Из этого ясно, что Якушев проповедовал возвращение к реформе Столыпина, к его расчетам и мечтам.

Мечтам этим не суждено было осуществиться, потому что немецкий император «бронированным кулаком» ударил русского великана. Он не захотел ждать осуществления реформы Столыпина.

В 1913 году в Россию приехала архинаучная немецкая комиссия, чтобы посмотреть, как идет аграрная реформа после смерти Столыпина (Столыпин был убит 5(18) сентября 1911 года эсером Д. Богровым). С чисто немецкой добросовестностью комиссия несколько месяцев изучала реформу Столыпина. Вернувшись на родину, немецкие ученые написали книгу, в которой изложены были результаты их исследований. На последней странице этого тома было начертано примерно следующее: «Реформа Столыпина идет успешно и после его смерти. Если так будет продолжаться, через 25 лет Россия будет непобедима».

По-видимому, правители Германии не захотели ждать 25 лет, т. е. наступления 1938 года. Они напали на Россию через год после ученой разведки, т. е. в 1914 году.

Кроме земельной реформы, в вышеизложенном направлении, Якушев предполагал дарование России всяческих свобод, сочетая их силы конструктивной она не стала силой разрушительной.

Тайно проникнув в Россию в 1926 году, я не проявил себя явно и не стал работать с советской властью, а стал работать с заговорщицкой дружиной под эгидой Якушева. Мы хотели реформировать Россию по примеру Запада и не верили в творческую силу насильственного коммунизма. Бросающееся в глаза возрождение России под дуновением нэпа укрепляло нас в этих мыслях.

Когда я уезжал из России (это было в начале февраля 1926 года), Якушев пригласил меня на прощальный обед, на котором присутствовало еще два лица из состава «Треста», а именно — описанный впоследствии в книге «Три столицы» Антон Антонович и неизвестный мне господин средних лет, который, кажется, был Опперпут.

Во время обеда я спросил:

— Вы так много сделали для меня (я подразумевал их старания найти моего сына, ведь причиной моего приезда в Россию было именно это). Что я со своей стороны могу сделать для вас?