Красный ветер - Петр Лебеденко

Первыми группу «хейнкелей» и «фиатов» увидели «высотные чистильщики» Хуана Морадо. Вражеские истребители шли на высоте трех — трех с половиной тысяч метров тремя эскадрильями по одиннадцать самолетов в каждой. У Хуана Морадо в эскадрилье осталось всего одиннадцать машин — семь «москас», два «девуатина» и два стареньких, доживающих свой век «ньюпора». «Чайки», сопровождающие группу бомбардировщиков Эмилио Прадоса, не в счет: им приказано вступить в бой в самом крайнем случае, основная же их задача — плотное прикрытие бомберов.

Фашисты тоже увидели республиканцев. Увидели и еще издали начали осуществлять какой-то сложный маневр: правый клин неожиданно горкой пошел вверх, левый круто отвернул в сторону, и лишь центральный продолжал лететь навстречу эскадрилье Хуана Морадо.

Однако мексиканского летчика недаром называли хитрым дьяволом. Кто-кто, а Хуан Морадо умел распознавать замыслы противника. Как ему это удавалось, знал лишь он один — по-видимому, кроме опыта, он обладал удивительной интуицией, в такие минуты в нем словно срабатывал инстинкт ястреба, для которого небо и бой были родной стихией.

Сейчас он ясно представил себе картину предстоящей схватки: клин фашистских истребителей, ушедший вверх, наверняка задался целью на пикировании ударить по группе бомбардировщиков, тот, который ушел влево, — это резерв, он ввяжется в бой через несколько секунд после того, как центральный клин атакует и разобьет строй эскадрильи Хуана Морадо.

С таким приемом фашистов мексиканец встречался уже не раз. И не раз со своими летчиками разрабатывал тактику боя в подобных ситуациях.

Сейчас было ясно: бой предстоит жестокий, очень жестокий, и самое главное — выдержать первый удар. Фашисты, конечно, уверены: Хуан Морадо клюнет на их приманку и начнет схватку с их центральным клином. Все-таки заманчиво драться на равных — одиннадцать на одиннадцать. И пока ввяжется в бой другая группа, можно что-то сделать.

Самолеты стремительно сближались. С каждым мгновением расстояние между идущими в лоб друг другу эскадрильями заметно сокращалось, и уже кто-то из фашистских летчиков, не выдержав напряжения, открыл огонь, и трасса веером рассыпалась по небу. Хуан Морадо про себя усмехнулся и, не поворачивая головы, боковым зрением посмотрел вправо и влево на своих ведомых. Они летели с ним крыло в крыло: справа — Денисио, слева — французский летчик Арно Шарвен. Денисио привычным жестом показал большой палец, что, видимо, означало: все хорошо, одобряю.

Открыли огонь и остальные фашисты. Били, конечно, неприцельно — дистанция была довольно велика, — но это уже было похоже на то, что бой начался. По крайней мере, фашистские летчики в этом не сомневались. Они только не могли понять, почему молчат их противники, почему не открывают ответный огонь. Жалеют боеприпасы? Или, может быть, они их уже израсходовали в другом бою?

А Хуан Морадо не спускал глаз с машин той эскадрильи, которая ушла вверх и которая, по его глубокому убеждению, вот-вот должна ринуться на группу бомбардировщиков Эмилио Прадоса и прикрывающую его эскадрилью «чатос». Он видел, как там, вверху, «фиаты» и «хейнкели» быстро перестроились, как они развернулись, и теперь ждал момента, когда они пойдут в атаку.

И вот такой момент наступил.

В полной уверенности, что «высотные чистильщики» уже ввязались в драку, «фиаты» и «хейнкели» верхней группы вошли в пикирование. И в то же мгновение по сигналу Хуана Морадо вся его эскадрилья произвела молниеносный и совсем неожиданный для фашистских летчиков маневр: точно задавшись безумной целью подставить себя под неотвратимой удар противника, истребители Хуана Морадо как бы поднырнули под атакующую их эскадрилью и с глубоким разворотом стали уходить влево, будто боясь принять бой.

Такой маневр заключал в себе большую долю риска. Разгадай его вовремя, фашисты сразу же приобрели бы неоспоримое преимущество: они имели запас высоты и, так же быстро развернувшись, могли незамедлительно сверху атаковать республиканцев. Атаковать сзади, что всегда было чревато опасными последствиями.

Но Хуан Морадо был к тому же и прекрасным психологом. Он достаточно хорошо знал, насколько самонадеянны и нахальны фашистские летчики, когда у них численное превосходство. Они должны были поверить, что эскадрилья Хуана Морадо ни о чем другом и не помышляет, как трусливо избежать боя и постараться поскорее уйти от опасности.

И они поверили. Они решили набрать еще большую высоту и тогда, без особого труда догнав «удирающую» эскадрилью, разделаться с ней так, как им хотелось бы.

А «ишачки», старенькие французские «девуатины» и доживающие свой век «ньюпоры» в это время на почти отвесном пикировании догоняли ничего не подозревающих летчиков, бросившихся в атаку на группу Эмилио Прадоса.

Зрительно эта картина представлялась так: внизу, примерно в двух тысячах метров от земли, идет группа Прадоса, над нею со всех сторон — «чайки», выполняющие роль «конвоя». На эту группу устремляется сверху эскадрилья «хейнкелей» и «фиатов», в надежде, что с первой же атаки ей удастся не только разбить строй бомбардировщиков и республиканских истребителей, но и, по меньшей мере, половину из них уничтожить. А на эскадрилью фашистов также сверху пикирует со своими летчиками Хуан Морадо, расстояние между ними стремительно сокращается, через несколько мгновений должен последовать огневой удар, который если и не решит исход боя, то, по крайней мере, позволит Эмилио Прадосу выйти на цель и выполнить задание: лететь до цели осталось всего пять шесть минут.

Еще выше перестраиваются обескураженные маневром республиканских истребителей остальные две эскадрильи «фиатов» и «хейнкелей». Их командиры уже поняли свою ошибку и теперь меняют тактику: соединившись вместе, они всей мощью собираются ударить — тоже на пикировании — и по эскадрилье Хуана Морадо, и по группе Эмилио Прадоса. Таким образом, бой, еще не разгоревшись, уже принял форму четырехъярусной этажерки. И теперь многое зависело от того, кто первым нанесет удар.

Первым его нанесла эскадрилья Хуана Морадо. Ом сам, а вслед за ним, не отставая от него ни на метр, Денисио и Арно Шарвен, Павлито и Гильом Боньяр с короткой дистанции открыли огонь. Били прицельно, расчетливо, понимая, что выгодное их положение будет длиться всего несколько секунд, а потом, когда на них насядут обе верхние фашистские эскадрильи, все изменится к худшему.

Удар этот был сокрушающим. Два «хейнкеля», окутанных огнем, сразу же пошли к земле, еще один немецкий истребитель потянул за собой густую полосу черного дыма, крайний слева «фиат», словно встав на дыбы, на мгновение завис в воздухе и еще через мгновение свалился в штопор. Мелькнули стропы парашюта, потом показалось полотнище, и летчик скрылся в проплывающем над холмами сером облаке.

Хуан Морадо рассчитывал, что после такого удара фашистские истребители рассыплются, с ними в бой вступят «чайки», а он со своей эскадрильей встретит тех, кто, конечно же, долго себя ждать не заставит: две оставшиеся вверху эскадрильи уже пикировали, и уже были видны пулеметные трассы — густые, страшные, несущие гибель…

Но надежды его не оправдались. По-видимому, его противники были не из тех, кто пасовал после первого поражения. Они действительно рассыпались, но лишь, ненадолго и лишь для того, чтобы уйти из-под удара. Уже в следующую минуту фашистские истребители — их осталось семь, все «хейнкели», — закружились вокруг строя эскадрильи Хуана Морадо и с решимостью отчаяния бросились в атаку. Может быть, их решимость опиралась на два с лишним десятка друзей, подоспевших к этому времени им на помощь. Однако и «курносые» — верткие, кажущиеся неуязвимыми «чайки» — тоже вступили в бой. И закружилась, замелькала страшная карусель. Небо насквозь, пропарывалось пулеметными очередями, дымные полосы закручивались в спирали, и не было в этом большом небе ни одного клочка, который оставался бы спокойным и ясным.

Бой действительно был на редкость жестоким. Группа Эмилио Прадоса все же ушла — фашистам сейчас было не до нее. Озверев при виде гибели четырех своих истребителей, они задались целью не выпустить ни одного республиканского летчика. Втроем, вчетвером набрасывались на одну машину, разлетались в стороны и снова набрасывались, атакуя с яростью волков, преследующих жертву.

Летчики Хуана Морадо и эскадрилья «чатос» теперь изменили тактику: «чайки» дрались с «фиатами» и «хейнкелями» на горизонталях, «ишачки» бились с ними на вертикалях. Через две-три минуты Денисио, прикрывая Хуана, поймал в прицел разрисованный диковинными зверями «фиат» и короткой очередью срезал ему руль поворота. Итальянец закувыркался и отвесно пошел к земле. И тут же Денисио увидел, как Арно Шарвен почти в лобовой атаке срубил «хейнкеля», а два «курносых», зажав в клещи еще одну фашистскую машину, перекрестным огнем взорвали ее в то время, когда летчик завис на «петле».