От Симона Боливара до Эрнесто Че Гевары. Заметки о Латиноамериканской революции - Михаил Колесов

Впервые гватемальские партизаны прибегли к «экономическому» похищению для получения выкупа в 1963 году (ФАР получили тогда 80 тысяч долларов, хотя руководство ГПТ было против). Сейчас, также впервые, гватемальские революционеры применили «политическое» похищение с целью обмена. По приказу Турсиоса городские партизаны захватили секретаря администрации Президента, председателя Верховного Суда и вице–президента Конгресса с целью заставить правительство объявить о судьбе «задержанных» (которые были уже мертвы). О судьбе убитых руководителей стало известно только 16 июля от захваченных двух полицейских. Новое правительство Монтенегро отказывалось признать это убийство.

С мая по октябрь 1966 года герилья казалась «победившей» и практически без противника. В мае она унизила армию, разгромив военную колонну в 80 человек. Армия закрылась в своих гарнизонах. Приняв это политическое перемирие за стратегическое отступление, партизаны забыли об элементарных мерах безопасности. Лагеря устанавливались вблизи посёлков, партизаны передвигались по дорогам, не скрываясь. Журналисты, в том числе американские, беспрепятственно шныряли среди вооруженных партизан. «…Герилья стала в этот момент туристическим аттракционом», — пишет Дебре. — «Такая популярность вскружила голову. …Но враг не терял времени. Не следовало забывать, что журналисты, каждый третий, особенно североамериканские, — шпионы и агенты ЦРУ».

Пока революционеры праздновали и «слышали только самих себя», американские спецслужбы работали упорно, методично и молчаливо, как они это умеют делать. По стране бродили археологическая (которая искала остатки цивилизации майя, которой никогда в этой части континента не было), «натуралистические» и «геологические» экспедиции североамериканских «учёных». Дебре описывает, как один бывший «зелёный берет» Хорнбергер из североамерикаснкого штата Огайо, нелепо переодевшись туристом «в стиле Робин Гуда», прибыл в партизанский район в кампании североамериканского сенатора, проводившего здесь свой отпуск. Они забыли в крестьянском доме свои документы, которые и были переданы партизанам. После этого они были схвачены и расстреляны.

Вступив в должность, президент Менендес Монтенегро заключил соглашение с Вооруженными силами, предоставим им свободу действия по отношению к партизанам. В то же время он призвал к «умиротворению страны» и предложил партизанам сложить оружие, обещая, что его правительство готов осуществить, более или менее, ту же политическую программу. Для того, чтобы дать время армии подготовиться, он предложил партизанам направить своих эмиссаров для установления контактов на самом высоком уровне. Министр иностранных дел встретился с представителями Временного Центра Революционного руководства для обсуждения условий перемирия. Договорились о второй встрече специального представителя Президента с Луисом Турсиосом.

После долгих колебаний Турсиос понял, что готовится ловушка, и попытался изменить ситуацию. Но было уже поздно. 15 июля 1966 года Центр руководства опубликовал примирительную декларацию под заголовком: «Мы берёмся с непреклонной решимостью защищать интересы народа», в которой объявлял о прекращении военных действий герильи в виду новой политической ситуации, созданной усилиями правительства, появившегося в результате народного выбора. Это заявление разобщило бойцов ФАР, и многие выступили с протестами. ФАР превратилось в тяжелый, неподвижный аппарат, который ограничился пропагандой. «МР‑13» избежало этого националистического «экстаза», не отменило вооруженной борьбы.

Для того чтобы вытащить своих товарищей из этой исторической ситуации, Турсиос выпустил в сентябре конфиденциальный документ с названием: «Наши фундаментальные задачи в актуальной ситуации и наша готовность для неизбежной кампании в будущем». То намерение, которое имеет современное правительство, предупреждал он, это политическое наступление, используя демагогию реформ и революционные лозунги, которые скрывают суть и классовый характер режима, затем последует военное наступление. В связи с этим он призвал быть готовым к неожиданным переменам, укреплять организацию, увеличивать запасы оружия и пр. Он предупреждал: «Итак, благодаря нашим недостаткам они убили и запугали важные секторы населения, нейтрализовав большую часть порыва революционной борьбы и спровоцировав спад войны. Ну ладно, если мы перестроимся вовремя, мы вызовем поражение их наступления, народные массы выйдут укрепившимися испытанием и развитие народной революционной войны сделает качественный скачек».

2 октября 1966 года Турсиос погиб, когда возвращался на своем спортивном автомобиле со встречи с крестьянами близ столицы. Его машина неожиданно резко свернула в сторону и загорелась. Это событие «трудно оценить», считает Дебре. «Из–за его известности в течение долгого времени, необычной для такого подпольщика, как он, и из–за его демонстративно публичного характера в центре столицы, похороны Турсиоса означали апогей того поразительного modus vivendi (взаимоотношений) между революционными силами и реакцией». Больше тысячи человек, среди них все партизанские руководители, сопровождали гроб пешком или на машинах на всём пути между полицейскими машинами. Когда гроб пронесли мимо Военной школы, откуда Турсиос вышел в 1958 году лейтенантом, по приказу дежурного офицера ему были отданы воинские почести. «Авторитет Турсиоса был не только военным, как у Ёна Соса, то также политическим. Твёрдый в своем личном авторитете и своей популярности в апреле, Турсиос занимал, таким образом, позицию арбитра между командующими. Отсюда его политическое значение», — пишет Дебре.

Через несколько часов после его смерти собрался Руководящий центр ФАР. Все присутствующие были единодушны в назначении Салазара Монте, помощника Турсиоса, командующим партизанским фронтом «Эдгара Ибарра», который находился в горах и узнал о своем назначении по радио. Он явился в столицу с группой товарищей, намеренно не снимая формы, и с оружием в руках. Это назначение было результатом сложной игры. Руководство ФАР полагало, что оно легко сможет манипулировать Салазаром Монте, т. к. он слабо разбирался в обстановке в стране.

5 октября, сразу после похорон партизанского командующего, началось генеральное наступление Вооруженных сил правительства на Сьерра де Минас. По мнению Дебре, это было неслучайно. В октябре 1966 года регулярные Вооруженные силы находились в наиболее «высокой точке» своей психологической и военной готовности для перехода к генеральному наступлению, а Революционные вооруженные силы, с упавшей моралью, находились в наиболее «низкой точке», в защищающейся позиции, уже несколько месяцев политически и военно «демобилизованные». Десять месяцев позже герилья была рассеяна и партизанский фронт «Эдгара Ибарра» перестал существовать.

Дебре оценивает «состояние сил», состояние военного аппарата, гватемальской революции после смерти Турсиоса и накануне наступления Вооруженных сил правительства следующим образом:

В целом ФАР представляли ядро постоянных кадров около 300 человек, военноорганизованных, натренированных и вооруженных. Но «потенциальная периферия» была намного более важная. Ён Соса вынужден был привлечь около 3000 крестьян. Фронт «Эдгара Ибарра» имел 2000 крестьян и более (половина находилась в тренировочных лагерях или из–за нехватки оружия вернулись по домам).

Этот подсчет вызывает у Дебре два фундаментальных наблюдения:

300 человек — это немного, но больше, чем имел Фидель Кастро, когда оказался на вершинах Сьерра — Маэстра на ограниченно защищённом пространстве, и разгромил большое военное наступление Батисты летом 1958 года (против 10 000 солдат). Дебре считает, что революционная вооруженная борьба в Гватемале никогда не была прямой угрозой репрессивной опоре государственной власти. В этом она отличается от борьбы кубинских повстанцев. Но в сентябре 1966 года партизанское движение было долгосрочной политической опасностью, которая превращала его в «альтернативу», и ещё в возможного кандидата власти. С 1963 года политическая инициатива находилась в его руках, и избранный президент должен был считаться с ним для того, чтобы быть уверенным в том, что он не потеряет своего поста. Эта политическая благосклонность предполагала некий военный вес. Таким образом, если атаковать непосредственно ядро, — главный партизанский очаг, которым был очаг в Сьерре де Минас, — репрессивные силы могли рассчитывать на то, чтобы «стереть мифическую ауру» ФАР. «Решающий стратегический фактор находился поистине в горах».

Но в Гватемале ядро ФАР не было раздавлено военным путем: военное наступление вызвало ускорение скрытой политической дезинтеграцией изнутри. Ни одно латиноамериканское партизанское движение, за исключением колумбийского, не имело столь большой опорной базы в самом регионе операций. Но эта поддержка не смогла быть использована герильей должным образом, ни даже организована. «Абстрактный вопрос союза рабочих и крестьян имеет конкретно выраженный вопрос союза между «грамотными» и «туземцами». …Интеграция туземцев к разработке, к задачам исполнения и руководству революционной борьбой есть проблема № 1 гватемальской революции, но также наиболее трудная в решении», — отмечает Дебре.