Были давние и недавние - Сергей Званцев

«Уполдома по Сиротскому пер., 5. Прошу вас пустить моего племянника, которого, как и меня, зовут Петр Эдуардович Линевич, в мою комнату. Разрешаю ему распоряжаться в ней. Я выехал на месяц. Забытый мною паспорт прошу выдать ему для отсылки мне. П. Линевич».

Дату? Дату надо поставить для правдоподобия более раннюю. Так. Готово. Вообще здорово придумано. Он поднял глаза. На него с любопытством смотрела девушка.

— Надеюсь, вы пишете не предсмертную записку? — весело спросила она.

У Линевича вдруг заныло сердце. Очень сладко заныло. Ага, знакомое чувство! Вот такое испытывал он давно-давно, в молодости, он тогда легко влюблялся в девушек с синими глазами. А у этой именно синие. Кажется, редкость. Жалко уходить. Да, но уходить надо. Предстоит нелегкое объяснение с управляющим дома и с соседками. Но, с другой стороны…

— Как вас зовут? — дрогнувшим голосом спросил Линевич.

— Майя, — ответила девушка.

Положив на мрамор стола деньги за пирожные, она встала и, как показалось Линевичу, с каким-то сожалением посмотрела на него:

— А вас?

— Петр Эдуардович… Петя, — сбивчиво сказал Линевич и тоже встал. — Я в сторону Сиротского, нам по дороге?

Не отвечая, Майя пошла рядом с рыжим парнем, вызывавшим в ней любопытство. Вызвать в девушке любопытство — это большое дело для парня!

— Вы здесь живете? — спросила Майя.

— Да… Жил, — снова не очень уверенно ответил Линевич.

— А теперь? Теперь где живете? Линевич беспомощно развел руками.

— Пока нигде.

— Вы ушли от семьи? — строго, даже сурово спросила Майя, метнув в него синюю молнию.

— Нет, что вы! — удивился Линевич. — У меня не было семьи. — Он чему-то улыбнулся. — Вот разве племянник..

— Племянник не считается, — быстро заметила Майя и вдруг решилась задать вопрос, который давно вертелся у нее на губах: — В каком институте учитесь? Я — в медицинском!

Она сказала это с гордостью. Линевич вздохнул и сказал рассеянно:

— Я тоже кончил медицинский. Только тогда это называлось не институт, а факультет.

— Когда это — тогда? — удивилась Майя. Линевич опомнился:

— Я шучу. Я тоже недавно поступил. Сейчас на втором курсе.

— А почему не участвуете в команде КВН вашего курса? Я в команде всех знаю: и Васю Курочкина, и Стебелькова, и Машеньку Дробязго… Но лучше всех отвечает на вопросы Леня Дутиков. Очень, очень начитанный парень, — добавила она «взрослым» голосом слова, которые она, видимо, слышала от других. — Умница.

— Умница? — спросил Линевич. — Вызубрил парочку вопросов и ответов из викторины, вот и все!

«Я становлюсь идиотом, — ужаснулся в душе Петр Эдуардович. — Я, кажется, приревновал эту незнакомую девицу к неизвестному мне молодому человеку!»

Однако Майе, видимо, понравился оттенок реплики «рыжика», так она уже называла про себя Линевича. Она милостиво сказала:

— Вы направо? Я дальше. В общем, приходите завтра на репетицию вашей группы КВН, я, наверно, тоже буду. До свидания!

И она быстро перешла дорогу. Линевич растерянно посмотрел вслед, хотел было последовать за ней, но раздумал и завернул за угол.

— Нет, это не его подпись, — глубокомысленно сказал эксперт криминалистической лаборатории прокурору. — Не тот угол в букве «е» и наклон не в ту сторону. В общем, ничего общего.

— Значит, вы даете заключение, что почерк этого рыжего малого, выдающего себя за доктора Линевича, не совпадает с почерком старика? — переспросил педантичный прокурор и отвел руку с зажатой папиросой в сторону, хотя явно собирался затянуться. Выводы эксперта ему не понравились. Почему-то в глубине души он надеялся, что этот странный юноша — и в самом деле омолодившийся старик. Это было нелепое предположение, но прокурор не раз убеждался за двадцать лет работы, что чаще оправдываются именно нелепые предположения. А откуда у юноши взялся паспорт Линевича? Почему он не убежал, если и в самом деле паспорт добыт преступлением? И что за преступление совершено? Убийство? Для того чтобы захватить комнату убитого? Чепуха! На «убийце» костюм «убитого»? Тем более он не убийца: кто же выставит напоказ такую улику?!

Словом, прокурора устроило бы, окажись молодой человек и в самом деле омолодившимся стариком. Такое разрешение странной загадки устранило бы все неясности. Но тогда, надо думать, почерк гоноши должен был сходиться с почерком исчезнувшего старика. Хотя… почему, собственно? Разве с годами почерк не меняется? Не становится к старости дрожащим и нечетким?

Да, конечно. Выводы эксперта, собственно, ни к чему не ведут, разве только лишний раз подтверждают, что на свете все меняется, в том числе и почерк.

Прокурор наконец поднес ко рту папиросу и с наслаждением затянулся. Эксперт подумал, что тот именно такой экспертизы и ждал. Эксперт и на этот раз ошибся. Впрочем, дальнейшее нормальное течение сцены и выяснение взаимных позиций собеседников было прервано стуком в дверь кабинета и появлением Степана Демьяновича. Он был сумрачен, на его чисто выбритом, несколько отекшем лице застыло привычное уныние.

— Разрешите доложить, — отнюдь не молодцевато начал с порога участковый, — новая неприятность от этого… рыжего гражданина, не знаю, как его величать.

Прокурор вопросительно на него смотрел.

— Явился в квартиру с запиской… Вот!

Участковый протянул записку, написанную на оборотной стороне меню.

— Биточки по-казацки, сорок пять копеек, — прочел прокурор и без улыбки обратился к эксперту: — Недорого, ведь верно?

— Просьба читать на обороте, — сказал участковый, — записка, должно быть, писалась в столовой номер пять нашего района.

— Догадка обоснованная, — иронически заметил прокурор, разглядывая записку. — Тут и штампик столовой. Ну, а что на обороте?

Он прочел вслух записку Линевича и свистнул:

— Вот это здорово! Вот все и стало на свое место. Сходство семейное, бывает, что племянник больше похож на дядю, чем на отца. Надо вот только сравнить эту записку с образцом подписи доктора Линевича. А ну-ка, Антон Дмитриевич. Будьте так добры.

Эксперт с любопытством, составлявшим главную его особенность, взял бумажку, повертел и вышел в соседний кабинет-лабораторию. Тем временем участковый приблизился к прокурору и доложил тихим голосом (он-то знал любопытство эксперта и его чуткий слух!).

— Соседи бунтуют, не признают! — уныло произнес Степан Демьянович. — Говорят, отроду доктор никуда не выезжал, почему бы именно теперь ему выехать? И почему им ни слова перед отъездом не сказал? Да и вообще вел себя в последнее время престранно: избегал людей, отворачивался при встречах…