Идиотка - Елена Коренева

Мы решили шикануть и справить свадьбу в модном и дорогом месте — в ресторане гостиницы «Международная». Моими гостями стали все боевые друзья: Градский, Абдулов, Ярмольник, Таня Догилева, с которой мы не разлучались после «Покровских ворот», Миша Козаков, его жена Регина, бывшая моей свидетельницей в загсе, Николай Львович Двигубский, а еще американка Микки, «роковая» школьная подруга, моя мама, сестра и многие другие близкие мне люди. Кевин пригласил своих новых друзей, так что и он со своей стороны не был в одиночестве. Абдулов с Ярмольником и их верная компания, в которой был Витя Иванов, каскадер с лицом голливудской звезды, подарили мне пластинку русских военных маршей, и в том числе «Прощание славянки» — бодрящий и душераздирающий намек. На конверте собственного изготовления была их групповая фотография, на лицевой стороне в смокингах, а на обороте в обнаженном виде, где они, с цилиндрами на голове и бабочками на шее, прикрывались вместо фигового листка граммофоном. Автором снимка был мэтр отечественной светской фотографии Валерий Плотников. На пластинке красовалась надпись: «Бедность не порок» — название «музыкальной группы». Спасибо, ребята, и за «Славянку» и за назидание, что бедность не порок, и за все! Сашка Градский принес охапку алых роз, которые даже он с трудом удерживал в своих объятиях. Эх, Саня, что ж мы тогда на Ленинских горах-то оплошали, глядишь, жизнь пошла бы по-другому, да что теперь — уезжаю! Его тезка Саша Синицын — автор хита «ВВС», что прозвучал в фильме «Асса», — подарил мой собственный портрет в стиле ретро. Придя как-то ко мне рано утром, он настоял на том, чтобы я дала себя поснимать. Этот «экспромт» оказался одним из лучших моих фотообразов. «Пригодится, вот увидишь», — приговаривал Саша, нацеливая свою камеру, пока «модель» капризничала: «Я легла в семь утра, в таком состоянии нельзя фотографироваться». Он оказался дальновиднее — портрет повесили на стенку, и, когда я застряну в Штатах, он немного скрасит мамино ожидание.

После ресторана перебрались в мою квартиру, продолжать гулянье — такое ведь раз в жизни бывает… В ресторане меня ожидал сюрприз. Когда мы пошли расплачиваться, выяснилось, что кто-то из гостей уже оплатил наш счет. Это, наверное, был свадебный подарок. Спасибо анонимному «попечителю»! Мы с Кевином были изрядно пьяны от шампанского и дерзости самой попытки совместной жизни в браке. Ну что ж, удивлять, так на полную катушку: по дороге на Малую Грузинскую он предложил мне испробовать на вкус белые гвоздики — они оказались очень нежными. Наверное, в меню ангелов входят ромашки, колокольчики, розы… А наш союз чем-то напоминал двух счастливых и бесполых карапузов в белых рубашках. В Америке мы продолжим начатую традицию и съедим все лилии в округе. Спустя неделю после свадьбы Кевин улетел в Америку. Мне предстояло оформить документы для моего переезда на постоянное место жительства супруга.

Бюрократической волокиты я на этом этапе избежала, если не считать справки с места работы, которую потребовали в ОВИРе. Так как я уже несколько лет не работала в театре, но числилась в Союзе кинематографистов, мне пришлось обратиться к ним. В «Союзе» меня направили в хозчасть, где засвидетельствовали, что за мной нет никаких задолженностей: взносы платила исправно, сломанные стулья починила, украденные веники вернула. Однако справочку выдавать отказались, пока я не напишу «добровольное» заявление о выходе из Союза кинематографистов. «А я хочу остаться в его рядах», — упорствовала исправная плательщица членских взносов. «Тогда справку не получите!» — отвечали в хозчасти. «Ну так выгоняйте меня, добровольно я не уйду!» — «Не выгоним, только добровольно, уйдите, пожалуйста» — и так далее. Насильно мил не будешь, пришлось отказаться от престижного членства.

Для меня настал самый трудный момент — обсуждение моего решения с близкими. Мама с сестрой переживали предстоящую разлуку, сомневались, правильный ли я делаю выбор, но переубедить меня не могли. Муж моей сестры, Павел, проводил со мной беседы, пытаясь объяснить, что является приоритетом в жизни человека. Выстраивая иерархию ценностей, он чертил на листке бумаги кружки, в центре которых была я. Самым близким кругом в его схеме была семья — мои родители, сестра, а следующим — дом, Родина. Но я встречала его лекции со щитом в руках, и меня было трудно пробить любыми доводами. «Зачем ты туда едешь?» — неоднократно спрашивали меня близкие. Я отвечала, что не могу продолжать делать то, что делаю, мне нужна пауза, накопление. «Я съезжу и вернусь», — успокаивала я родных. Моя мама даже устроила мне свидание с родственницей-психиатром. Та долго слушала меня, глядя прямо в зрачок, задавала те же вопросы: зачем, почему, что ты будешь делать? Выяснив, что меня привлекает ситуация неизвестности, а здесь я все могу предвидеть наперед, она сделала вывод, о котором поведала мне мама: «Ты человек такой организации, сказала Любочка (психиатр), что тебе нужен бег с препятствиями». Ничего не поделаешь: пан или пропал! У меня от встречи с родственницей остался тяжелый осадок — так, не моргая, мне еще никто не смотрел в зрачок.

Хуже всех на мое решение о браке и отъезде среагировал отец. «Я не думал, что ты такая дура!» — воскликнул он и не стал со мной больше разговаривать. Он обиделся, что я поставила его перед фактом, вместо того чтобы посоветоваться. Но не только. Мама, сестра, бабушка, отец — они любили меня, вот и все. И то, что на Западе называется «начать самостоятельную жизнь», у нас называлось — «оторвать от себя… с мясом»! Впрочем, в Советском Союзе уезжающих на Запад провожали как на войну, то есть навсегда. Никто не мог знать наверняка, каковы будут последствия для отъезжающих.

В сентябре я улетала в Америку. В аэропорт меня поехала провожать мама и ее двоюродная тетя — одинокая пожилая женщина. А повез нас на своей машине мой приятель, один из лабухов бывшей группы «Самоцветы», Юра Иванов. Расцеловавшись с сестрой, я вышла из дома, оставив ее стоять у окна и смотреть мне вслед. Она заливалась горькими слезами, точь-в-точь как это делала в детстве, когда ждала родителей. «Ленка, когда заработаешь первый миллион, — сказала она незадолго до моего отъезда, — то хоть не торопись, подумай, на что тратить!» Моя прелестная, трогательная сестра дала мне совет от чистого сердца. Ее муж, Павел, вынес чемоданы, усадил меня, маму и тетю в машину, постоял немного, затем резко отвернулся, махнув в мою сторону рукой: «Езжай, езжай, езжай!» — и пошел, не оглядываясь, к дому. Машина тронулась. Приехав в Шереметьево, я обратила внимание на журнал с моей фотографией на обложке работы того же Валерия Плотникова. Приподняв соломенную шляпу рукой, я улыбалась: одновременно «здрасьте» и «до свидания»! Когда подошла моя очередь к таможеннику, женщина в форме отвела меня в кабинку, где попросила раздеться, оставив стоять нагишом. Проверив, не спрятано ли что-либо у меня на теле, мне разрешили одеться. Я расцеловалась с мамой и тетей. «Я скоро вернусь, не позднее лета», — сказала я им и скрылась из виду.