Хроника либеральной революции - Олег Мороз

Декларации о нейтралитете армии в те дни следовали одна за другой, хотя некоторые из них звучали довольно двусмысленно. Так, 24 марта начальник Управления военного строительства и реформ Министерства обороны генерал-майор Геннадий Иванов заявил на брифинге для журналистов:

— Армия была и есть на стороне Конституции, а в принципе — на стороне народа. Поэтому армия ждет компромисса и надеется на него.

Вообще-то, «на стороне Конституции» — вполне нормальная формула. Но в ту пору ее чаще и с особенным подтекстом использовала оппозиция, упорно выставляя президента противником Основного закона. Соответственно, слова о верности Конституции силовые министры, мы знаем, как пароль произносили всякий раз, когда заверяли депутатов в своей лояльности Верховному Совету и Съезду.

25 марта коллегия Миноброны распространила обращение к личному составу Вооруженных Сил России, где излагалась официальная позиция руководства ВС. Руководство, говорилось в документе, считает недопустимым втягивание армии в политическое противоборство. В обращении отмечалось, что в последнее время различные политические силы пытаются перетянуть армию на свою сторону, «спровоцировать военных на силовые действия». В этих условиях армия должна и будет действовать в соответствии с Конституцией и законами Российской Федерации. Командирам всех уровней предписывалось активнее разъяснять своим подчиненным законы, касающиеся Вооруженных Сил, прежде всего Закон «Об обороне», который запрещает вести в войсках какую бы то ни было политическую агитацию, создавать в них общественные организации, преследующие политические цели.

В интервью английской «Санди Экспресс», опубликованном 28 марта, Павел Грачев добавил, что все командиры имеют приказ докладывать о военнослужащих, которые занимаются политической деятельностью или политической агитацией. По словам министра, он не потерпит нарушителей закона, чьи действия «подтолкнут нас к кровавой войне». Эти люди будут строго наказаны.

Разумеется, несмотря на все эти декларации, призывы, увещевания скрытые, закулисные попытки привлечь военных на свою сторону не прекращались. Так, в СМИ появились сообщения, что тот же генерал Ачалов совершил поездки в ряд частей Московского военного округа и воздушно-десантных войск, дислоцированных в регионе (в свое время он командовал советскими ВДВ), где проводил соответствующую агитацию — призывал офицеров, вопреки приказу министра обороны, активно вмешиваться в политическую борьбу, происходящую в России, — понятно, на чьей стороне. В соответствующих штабах, куда журналисты обратились за разъяснениями, факт таких поездок категорически отрицали, однако при этом допускали, что «лично» с кем-то из военнослужащих генерал действительно мог встречаться и вести душеспасительные беседы. В общем, скорее всего, это был как раз тот случай, о которых говорят: «нет дыма без огня».

Позднее помощник Ачалова Иван Иванов (по-видимому, псевдоним) хвастался в своей книге «Анафема», будто именно его шеф во время мартовского кризиса сорвал коварные замыслы Ельцина, собиравшегося силой, при посредстве военных, установить особый порядок управления. При этом, правда, не упоминал об агитационных генеральских поездках, а ссылался только на телефонные разговоры: «Тогда генерал-полковник Ачалов с помощью одного лишь телефона остановил все шевеления войск, и Ельцин сел в лужу».

В публичных выступлениях армейского начальства тоже нет-нет да проскальзывало отступление от строгого нейтралитета. Так, в упомянутом интервью «Санди Экспресс» Павел Грачев заявил, что он за проведение референдума. «Я поддерживаю демократию, а не президента или Съезд, — сказал министр, — однако считаю, что Борис Ельцин реализовал свое законное право как президент, когда решил провести референдум, и Съезд был не прав, выступив против него».

К поддержке Ельцина склонялись также многие общественные организации и деятели, связанные с армией. 25 марта состоялась пресс-конференция главного редактора независимой газеты «Армия России» Александра Жилина и одного из руководителей уже упоминавшегося Независимого профсоюза военнослужащих Андрея Гоптаря. Они заявили, что большинство офицеров российских Вооруженных Сил поддерживает телеобращение президента Ельцина. Они сослались на неофициальный опрос, проведенный в различных местах страны: этот опрос показал, что полностью поддерживают президента 86 процентов офицеров. Жилин высказал мнение, что, даже если на IX съезде президенту будет вынесен импичмент, армия не позволит отправить его в отставку, не выслушав мнения народа 25 апреля.

На чьей все-таки стороне была в тот момент «политически нейтральная» армия? Согласно преобладающему мнению, армейский генералитет больше склонялся к поддержке ВС и Съезда, тогда как офицеры средних и младших уровней — к поддержке президента. Об этом, в частности, заявил в прессе известный американский «советолог» профессор Гарвардского университета Ричард Пайпс. «Высшие российские генералы, — сказал он, — по большей части консервативны и настроены «империалистически», в то время как средний и младший офицерский состав — в основном демократы. Даже если генералы захотят встать на сторону парламента против Ельцина, очень сомнительно, чтобы средние и младшие офицеры их поддержали».

Все это, конечно, были сугубо качественные оценки. Никто не мог сказать точно, сколько сторонников и противников Ельцина в силовых ведомствах — не только в армии, но и в МВД, в МБ. Известно лишь было, что противников достаточно много. Соответственно, никто не мог бы предсказать, как повернется дело, если возникнет прямой вооруженный конфликт. Эта непредсказуемость в полной мере явила себя во время событий 3–4 октября. Осенью Ельцин пренебрег ею и пошел ва-банк, весной же, в марте, поостерегся…

Собственно говоря, опереться на армию в каких-то решительных действиях (если бы он отважился на них) ему было трудно еще и потому, что он сам, главнокомандующий, в своем указе от 24 марта дал четкое указание министру обороны: «Обеспечить неучастие армии в политических акциях».

Осенью «нейтралитет» армии — проявившийся прежде всего в форме нерешительности и колебаний армейского руководства, — едва не погубил Ельцина. Можно считать, что в решающий момент спасительную для него роль сыграло все-таки не Минобороны, а МВД, внутренние войска, — в частности, отряд спецназа ВВ «Витязь», — переломившие ситуацию в пользу президента. Лишь после этого перелома в дело вмешалась и армия.

Вечером 25-го, накануне открытия съезда, Ельцин предпринял очередную отчаянную попытку как-то воздействовать на депутатов, образумить их. Он вновь выступил по телевидению. Президент сказал, что, по его мнению, цель внеочередного депутатского собрания вполне ясна — отстранить от власти всенародно избранного главу государства.

— Сегодня можно сказать определенно, — заявил Ельцин, — начал проводиться в жизнь один из сценариев свержения президента. Это хотят сделать руками депутатов за спиной граждан России, за спиной избирателей.

Ельцин обратился к депутатам напрямую, призвав их занять правильную «государственную позицию»:

— Помните: если съезд примет исторически неправильное решение, он ввергнет народ в пучину противостояния. Я все же верю, что вы способны найти в себе силы и отвергнуть роль немых статистов политических игр. Верю, что на этот раз вы не позволите отобрать у народа его конституционное право — высказать свое мнение.

Президент выразил сожаление по поводу действий Конституционного Суда, который поспешил рассмотреть всего лишь устное обращение президента с изложением его политической платформы. Суд так торопился вынести решение, что даже не захотел подождать, когда выйдет сам указ…

Для вынесения импичмента президенту его противникам необходимо было набрать две трети голосов от общего числа депутатов, коих было 1033. Эксперты парламента, исследовавшие расклад сил на съезде, пришли к заключению, что для импичмента может не хватить от двадцати до ста голосов.

Но даже и в том случае, если бы голосов хватило, президент вполне мог не подчиниться решению Съезда, — прежде всего ссылаясь на то самое, уже известное нам обстоятельство: заключение Конституционного Суда, к которому апеллировал Съезд, было вынесено на основании телеобращения Ельцина, а не на основании его указа, который существенно отличался от телеобращения.

Для чего, для чего это надо было делать? Сначала выступить по телевидению с грозными словами о введении «особого порядка управления», сообщить, что соответствующий указ уже подписан, а потом словно бы забыть о своих грозных словах, — опубликовать указ, где об этом самом «особом порядке» нет ни слова?