Дэмономания - Джон Краули

Что там говорил этот жирнюк. От Марка, 16. Оказалось, что это самая последняя глава.

Кто будет веровать и креститься, спасен будет; а кто не будет веровать, осужден будет. Уверовавших же будут сопровождать сии знамения: именем Моим будут изгонять бесов; будут говорить новыми языками; будут брать змей; и если что смертоносное выпьют, не повредит им; возложат руки на больных, и они будут здоровы.

— Пойдем познакомишься, — сказала Роз.

Представление завершилось. Вокруг закрывали Библии и брали влажные пальто: на сегодня конец урокам.

— Нет, — сказал Пирс. — Не могу.

— Да пошли, — настаивала Роз. — Просто поздороваешься.

— Не могу, — сказал Пирс. — Не смогу до него дотронуться.

Она потянула его за локоть, заставила подняться и стала легонько толкать вперед. Рэй и Пит стояли рядом, спина к спине, принимая восторги от проходивших мимо людей; Рэй как недвижный идол, Пит как нож колющий. Роз подтащила Пирса к ним:

— Это мой друг Пирс.

Вот предпоследняя комната в Пирсовом доме памяти о Конурбане: выход, охраняемый силами, что повернулись теперь взглянуть на него, у одной глаза словно чайные чашки, у другой — как мельничные колеса{364}; Пирс мог пройти, лишь бросив им кость смирения и доброй воли, здрассьте. Смотри ты, даже руку смог протянуть. А-а, привет-привет, вы откуда? Вот как? Ну что ж, мы тут надолго, вы еще о нас услышите. Да-да, конечно. И его пропустили.

— Майк сказал, что ты ему показался довольно интересным парнем.

— Серьезно?

Пирс захлопнул дверцу «гадюки» и сделал еще одну безуспешную попытку закрыть окно до конца. Майк изловил его в фойе Имперского зала, не желая отпускать без дружеской болтовни, parhesia. Роз куда-то исчезла — наверное, она все и подстроила.

— Ну и о чем же вы по-мужски поговорили?

— О Боге, — ответил Пирс.

Он дрожал и кутался в пальто. Она улыбнулась:

— И?

— Он спросил, верю ли я в Бога. Я сказал, что нет. Он спросил, как же тогда я объясняю происхождение вещей, всего на свете. Я сказал, что никак не объясняю. Он спросил, если это не Бог, то что же, чистая случайность? Я ответил, что понятия не имею. Сказал, что если я отвергаю объяснение, которое предлагает он или Библия, то это не значит, что я должен предложить свое собственное. И если бы он мне сказал, что ветер дует, потому что деревья качаются, я мог бы совершенно спокойно с этим не согласиться, даже не зная, отчего на самом деле дует ветер.

Она рассмеялась:

— Он сказал, что у тебя есть свое четкое мнение. Своя точка зрения. Сказал, что это редкий случай.

— Кажется, он действительно верит, — сказал Пирс, — что вся эта Вселенная, вся эта невообразимо огромная громадина была создана для нас, и когда закончится наша история, краткая история христианского Бога, то и Вселенная прекратится.

Он вырвался от Майка, только заявив, что ему срочно надо в туалет. Во рту стояла жуткая сушь, и живот крутит. Пока он облегчался, она, должно быть, успела перевидаться с Майком.

— Ты веришь этому? — спросил он. — Насчет Вселенной?

— А-а, — ответила она. — Для меня это не важно.

— Не важно? — сказал он. — Не важно?

— Надо нам заехать за покупками, — сказала она. — Если ты не против. Иначе завтракать будет нечем. О'кей?

— Я пойду с тобой, — сказал Пирс.

Поехали дальше, хотя улицы остались такими же; дождь немного усилился, притухшие дома и магазины словно уменьшились за его пеленой. Супермаркет оказался огромным и полукруглым, точно сборный дом из гофрированного железа; с улицы через стеклянные двери были видны большие флуоресцентные лампы, его освещавшие. Над просторным входом висели красные буквы величиной с дом: ЕДА. Пирс подумал об энергии, которую этот магазин засасывает и выбрасывает. Метатроновской энергии, чьей же еще.

— А кстати, — сказала Роз, заведя его в магазин (как у нее получается действовать так проворно, так уверенно? Она что, всегда жила в этом мире?). — Я нашла ответ на одну из твоих задачек.

— Нашла?

— Ну, мне подсказали. Насчет конца света. Иисус сказал, что конец света вот-вот наступит, совсем скоро. А он не наступил.

— Ну, — промычал Пирс.

— Вот, — продолжала она. — Читай послание Петра.{365} Петр советует не думать об этом. Потому что с Божьей точки зрения один день — как тысяча лет, а тысяча лет — как один день.

— А, — сказал Пирс. — Действительно. Смотри как просто.

— Так что вот, — сказала Роз. Она не колеблясь выбирала из множества сигналящих яркими цветами упаковок нужные и бросала их в тележку. — Да, и еще.

— Только это был не Петр, — сказал Петр. — А другой парень и гораздо позже.{366} Не тот Петр, который Петр.

— И еще. — Она улыбалась, заранее торжествуя. Лицо ее в этом свете казалось полупрозрачным, а глаза маленькими и светлыми. — Насчет евреев. Вот это очень интересно.

Тут он промолчал. — Спорим, ты этого еще не слышал.

— Чего?

— А того, — ответила она, — что всего этого не было.

— Чего всего?

— Всех этих ужасов. Шести миллионов убитых. Газовых камер. Не было.

Почему здесь такой яркий свет, словно отрицающий ночь; почему меня так и не научили жить здесь, где ныне вынужден обитать мой род.

— Не было? — переспросил он.

Она остановила тележку и заглянула ему в лицо — возможно, привлекая его внимание.

— Ну конечно, было много плохого. Евреев ненавидели, убивали. Люди умирали в лагерях. Но на самом деле было не так, как рассказывают. Шести миллионов, в смысле, не было.

— Так все эти люди, — проговорил Пирс, — у которых сожгли родителей, дедушек и бабушек…

— Но ведь они этого не могут знать, большинство-то. Они так думают. Им так сказали. Но могли же и обмануть. Ну, то есть всех и обманули. Сейчас исследования пишут, что у этих разговоров нет никаких оснований.

Она подождала его ответа, а когда стало ясно, что он не хочет или не может ничего сказать, но так и будет таращиться, спросила:

— Здорово, правда?

— Здорово?

— Ну, что всех этих ужасов, этих убийств не было. В таких масштабах. Потому что люди ведь говорят, мол, как мог Господь допустить, чтобы такое случилось? Как это Бог, любя нас, мог позволить, чтобы такое творилось, и так долго ничего не делал, чтобы это прекратить? А если этого не было…

— А почему же, — спросил он, — мы тогда считаем, что это было? Если этого не было. Кто и почему…

— Ну, подумай, — сказала она. — Кому нужно, чтобы люди в это верили? Кому это на руку? Кто мог бы сочинить ложь в таких огромных масштабах?

— Евреи, — предположил он. — Еврейская верхушка по всему миру.

Казалось, ее поразила эта мысль; она явно намекала на другой ответ и теперь задумалась, словно такое ей в голову не приходило.

— Вообще-то, — сказала она, — я имела в виду, кому выгодны подобные мысли. Про Бога. Что случится такой ужас, а Бог не поможет. — Она побарабанила ногтями по ручке тележки. — По-моему, это очевидно.

Да. Он понял: их контр-Бог, решивший разуверить людей в благости Бога истинного.

— Да, — произнес он.

Она развела руками, обратив к нему ладошки. Как просто.

— Так что? — спросил Пирс. — Как же он создал все эти свидетельства? Отпечатал документы, подделал фильмы. Что там еще, издал книги…

— Ой, Пирс, — сказала она, видя, что случай безнадежный. — Пойдем.

Конечно нет, думал он. Отцу Лжи ничего не нужно говорить самому, достаточно покопаться в чужих мозгах или душах. Больше Пирс не говорил ничего. Чудовищная ложь привела его в такой ужас, словно все это было правдой; он оказался вдруг в мире, где это и было правдой — как и все прочие их утверждения и бредни, — в крохотном безжизненном мирке, захваченном людьми «Пауэрхауса»: они вместе с Рэем и Питом поступали по Духу и посылали своих врагов в Преисподнюю; а тот мир, из которого явился Пирс, уходил, как вода во время отлива, — прощальный всплеск волны на темном берегу.

— Ничего сложнее я никогда не делала, — говорила она. — Майк говорил, что будет трудно, а я и не догадывалась, о чем он. Поступать по Духу. Возлюбить весь мир. Сначала у меня получается, но потом все время обрыв. Но пока получается, это ни с чем не сравнить, никакое обычное счастье ни в какое сравнение не идет. Я бы все отдала, чтобы поделиться этим с тобой. С кем угодно. Все отдала бы. Они лежали на ее узенькой диван-кровати. Свет выключили, но городские огни бросали в комнату холодные голубые и мертвенно-белые полосы, умножая количество окон на стенах. Роз приютила бездомную кошку, и та, прищурив глаза, посматривала на Пирса со шкафа.

— Значит, ничто, ничто, — сказал он, — ничто не может…

Она подумала.

— Единственное, что имело бы значение, — сказала она наконец, — это если бы я не получила то, что хочу. Вот это имело бы значение.