Под грифом правды. Исповедь военного контрразведчика. Люди. Факты. Спецоперации. - Анатолий Гуськов

Итак, преступная деятельность Попова в процессе следствия была полностью доказана. Наступал самый трудный и наиболее ответственный этап работы по делу, получившему обозначение "Бумеранг". Предательство Попова могло положить начало целой цепи провалов наших разведчиков, последствия чего просчитать было невозможно, если учесть, что как сотрудник ГРУ Попов имел контакты с советскими нелегалами, которые проживали за границей по чужим паспортам под известными ему чужими именами.

Первым делом нужно было локализовать последствия предательства. Правда, существовала надежда, что американцы, делая свою игру, вряд ли сразу решатся на задержание или арест ставших известными им советских нелегалов. Но в практике ЦРУ случалось, когда они поступали и так.

Ясно было одно: даже при благоприятном стечении обстоятельств запас времени, остававшийся у ГРУ и КГБ для вызволения нелегалов, крайне ограничен. Это обстоятельство и диктовало тактику.

Руководители ГРУ в тесном контакте с КГБ прилагали огромные усилия для того, чтобы защитить наших людей, вывести их из-под удара контрразведки противника. Нужно было успеть подготовить вывод преданных Поповым нелегалов, а также осуществить отзыв проваленных им офицеров ГРУ, работающих под официальным прикрытием, но так, чтобы это не бросило тень на Попова. До поры до времени американцы ничего не должны были знать о его аресте.

По логике вещей, сам собой напрашивался вариант оперативной игры с ЦРУ с использованием Попова как своеобразной приманки. Американцы не должны были почувствовать сбоя. Более того, они должны были ощутить, как активность их агента все более нарастает. Все это должно было заставить разведку США в еще большей степени дорожить безопасностью Попова — в этом случае можно было бы надеяться, что американская контрразведка, опасаясь потери суперагента, не отважится на немедленный захват выданных им нелегалов. На внезапное и быстрое вызволение нелегалов рассчитывать было нельзя. Они наверняка уже находились под контролем контрразведки, и о любом, тем более поспешном, их отъезде стало бы сразу известно ЦРУ. Нужна была крайняя осмотрительность.

Кроме вызволения нелегалов, на что, естественно, были направлены основные усилия ГРУ и КГБ, оперативная игра могла способствовать решению и других важных с точки зрения контрразведки задач: раскрытию новых методов работы резидентуры ЦРУ со своими агентами на территории нашей страны, выявлению среди сотрудников американского дипломатического представительства в Москве еще неизвестных советским органам безопасности разведчиков. В случае удачи представлялось возможным выяснить конкретные разведывательные устремления США в отношении СССР на данный момент. Словом, игра стоила свеч.

Началу завязывания оперативной игры, определению путей и методов ее ведения предшествовал всесторонний анализ выработанных ЦРУ с участием его московской резидентуры условий связи с Поповым на советской территории. Надо было решить, какой способ избрать, на каком варианте остановиться.

Было известно, что перед тем, как Попов отправился в 1958 году из ГДР в очередной отпуск на родину, Гроссмэн предупредил его: в ближайшее время Попову предстоит встретиться со специально вызванным из СССР сотрудником ЦРУ "Даниилом". Лишь потом стало известно, что под этим именем выступал атташе посольства США Лэнжелли.

Знакомство Попова с "Даниилом" состоялось на очередной апрельской встрече, главной целью которой было знакомство Попова с системой связи, предложенной на случай, если он вдруг по каким-либо причинам не вернется обратно и будет лишен в дальнейшем возможности выезда за границу. Говорил Гроссмэн, "Даниил" участия в разговоре почти не принимал и был, очевидно, вызван больше для того, чтобы при встрече с Поповым в Москве они могли легко опознать друг друга. Гроссмэн был явно в ударе, демонстрируя "Даниилу" Попова, свой самый "крупный улов".

Пространно разъясняя важность личных контактов в разведке, он обосновывал преимущества этого способа связи наступившими и в СССР под влиянием благотворных перемен в мире позитивными изменениями в отношении властей к иностранцам. Вследствие этих изменений теперь, говорил он, изоляция дипломатических представительств в Москве стала менее жесткой, за сотрудниками посольства США не ведется глобальной слежки, как в прежние времена. Иностранным дипломатам предоставлена определенная свобода передвижения по территории страны, заметно ослаблен режим контроля за их действиями. В подобных условиях, которые вряд ли носят временный, конъюнктурный характер, подчеркивал Гроссмэн, американские разведчики могут выполнять свою миссию в СССР успешнее, а главное — с меньшим для себя риском. "Даниил", с которым Попову предстоит встречаться в Москве, продолжал он, является по своему положению малозаметным дипломатическим сотрудником, в разведывательном плане пока намеренно никак себя не проявляет и потому маловероятно, чтобы он мог попасть в поле зрения советской контрразведки. Причем личные встречи Попова с "Даниилом", объяснил Гроссмэн, планируются лишь на первое время; в последующем они обдумают более надежные в смысле безопасности способы связи — например, использование тайников. Гроссмэн счел нужным отметить, что "Даниил" много потрудился в Москве над подысканием безопасных мест для их будущих встреч и назвал некоторые из них: детская площадка в Сокольниках, общественный туалет на Пушкинской площади, музыкальный магазин на Петровке, несколько ресторанов[11]. Что касается сигнала вызова Попова на встречи, для этого, считал Гроссмэн, могли бы быть использованы граммофонные пластинки, проигрываемые в определенное время по радио.

Личные встречи Попова с Лэнжелли было решено проводить в ресторанах "Астория" и "Арагви", Центральном детском театре и у входа на станцию метро "Проспект Мира", запасной вариант — нотный магазин на Неглинке. Для вызова Лэнжелли на встречу Попов должен будет звонить ему из любого автомата после семи вечера. Если встречу предполагается провести в ресторане "Астория", Попов должен спросить: "Борис дома?". Ответная фраза Лэнжелли "Вы ошиблись, это американский дом" будет означать, что встреча состоится в восемь вечера в первую же среду. Для вызова на встречу в "Арагви" надо произнести фразу: "Федор дома?" Точно такой же, как и в первом случае, ответ Лэнжелли будет означать, что встреча состоится в восемь вечера в первое воскресенье. Если по телефону ответит женский голос, Попов должен, не вступая в разговор, повесить трубку. Завершая апрельскую встречу, Гроссмэн вручил Попову шифрблокноты и средства тайнописи. Ему он также сообщил и два уже упоминавшихся заграничных адреса, куда ему предстояло направлять по почте исполненные тайнописью шпионские донесения: в ГДР — на имя Крабба и в США — на имя Павличука. Кроме того, Попову было передано расписание передач радиоразведывательного центра[12], которые он должен был принимать и расшифровывать с помощью шифрблокнота.