Обрученные судьбой - Марина Струк

Ксения была не помощницей ей в этом деле, да и не боярское это было дело творить черную работу. Пришлось ей по наказу Марфы лежать в постели под тихие шепотки прислужниц, что сели с рукоделием в ее спаленке сторожить сон боярский, готовые услужить любому ее приказу. Ксения смотрела на них сквозь ресницы, на их румяные лица и веселые улыбки, на непокрытые головы незамужних девок и беленые расшитые узорами убрусы, склоненные над работой. Она знала, что почти все они шпионят за ней для Северского, что служат они вовсе не боярыне своей, а боярину, что предадут они ее перед ним, не задумываясь. Но она не винила их, ведь такова была их холопская доля — полное подчинение своему господину и душой, и телом. А вот Ксения ему подчиняться не желала, только не ныне, когда все мысли ее то и дело возвращаются на несколько дней назад, туда, где она была так счастлива. Впервые за несколько чувствовала странный покой и радость в душе, чувствовала благость.

Незаметно для себя Ксения заснула, и во сне ей привиделся берег пруда, на котором она сидела, прижав колени к груди. А из прохладной воды выходил к ней Владислав, одним резким движением опрокидывал ее на траву и, бросив ей на грудь мокрые желтые цветы, тянулся к ее губам. И она не протестовала, как когда-то сделала это наяву, а с восторгом приняла его поцелуй и его неожиданный дар, хотя ее сарафан и рубаха насквозь от того промокли, прилипая к телу.

— Я люблю тебя, — прошептала Ксения в его губы, и он улыбнулся ей, задевая своими губами ее рот, дразня ее легкими, едва уловимыми касаниями.

— Я люблю тебя, — прошептала Ксения в темноту спаленки, открыв глаза. Служанки не задернули занавеси перед образами, и на нее в неясном свете лампадки осуждающе взирали глаза Создателя. И Ксения устыдилась перед этим взором, но лишь на миг, а потом горячо взмолилась к нему безмолвно:

— Знаю, что грех мой тяжел перед тобой, Господи, перед мужем моим. Но не могу я иначе, грешная, ибо сердце мое всегда было в его руках. Помоги мне вызволить его, помоги!

Скрипнула дверь в сенях терема. Тихо в спаленку прокралась черная фигура, аккуратно переступая через спящих на полу прислужниц. То была Марфа, приложившая к губам палец, приказывая боярыне молчать. Потом она подала той знак подниматься с постели и следовать за ней.

— Вот, Ксеня, платье для тебя, — она сунула в руки той сверток, когда они, крадучись, перешли в соседнюю светелку. — Не смотри, что ношенное, зато чистое и целое. Новое почти к тому же. Тебе же в богатом платье никак ныне нельзя.

Ксения кивнула в ответ, разворачивая простой, без вышивки драгоценными нитями сарафан, холщевую рубаху и душегрею без рукавов, наподобие которой носили ее прислужницы. Тут же лежал и простой убрус.

— Сама сумеешь одеться, Ксеня? — с тревогой спросила Марфа. — Скоро солнце вставать будет, надо поспешать. Темный час ныне так короток. Мне же надо ключ вернуть, я один по ошибке не вернула на пояс Владомира. Подброшу ему, мол, сам чуть не потерял. Мне уже Бряча в одном месте кольцо у ключа расшатал, будто прохудился тот, — она вдруг смолкла, замерев на месте, а потом прошептала тихо. — Страшно мне, Ксеня. А тебе? Ведь не на дворе твоего батюшки худое творим!

Но прежде, чем Ксения успела ответить, Марфута скрылась в темноте соседней горницы, только тень мелькнула. Ксения постояла немного, прислушиваясь к звукам, доносящимся со двора и из светелок терема, но после успокоилась и принялась спешно одеваться. Ее сердце колотилось от страха и предвкушения, но в то же время она знала — дай она слабину, и Владек сгинет в этой усадьбе. Как же ей жить после, ведая, что могла спасти его да заробела? Да и жизни с Северским она не видела для себя более, уж лучше в Щурю с головой!

Одеваться одной рукой было трудно, и Ксения вся взмокла, пока сумела натянуть на себя принесенные одежды. Потом она кое-как надела убрус, заправляя под него косы, растрепавшиеся за время сна, убирая под полотно пряди, что свисали вдоль лица. Ей вдруг захотелось взглянуть на себя, какова она в простом наряде, без украшений. Так же пригожа, как и в богатом боярском платье? Ведь совсем скоро ей предстоит предстать пред глазами Владислава, и вполне вероятно, что краса пригодится ей весьма, чтобы убедить того в собственной невиновности его плена, убедить все же взять с собой в ту страну, откуда он родом, женой ли или просто любавой, она даже не хотела пока думать об том.

Ксения прошла до расписной птицами и цветами скрыни {1} и, выдвинув тихонько один из ящиков, нашла, что искала — зерцало на длинной серебряной ручке. Плохая это была затея, не могла не признать Ксения, глядя на свое тусклое отражение одним белым пятном, таким неясным в скудном свете месяца, что царил на ночном небе. Она еще раз более пристально вгляделась в отражение и успела заметить, как за спиной мелькнула тень. Уверенная, что это пришла за ней Марфута, Ксения так же тихо убрала в ящик скрыни зерцало и повернулась, уткнувшись носом в шелковый кафтан. Она быстро подняла глаза, с трудом удерживая крик страха, что едва не сорвался с губ, и встретилась взглядом со своим мужем.

— И верно люди говорят, — задумчиво произнес шепотом Северский. — Даже в медном обрамлении яхонт будет сверкать, как яхонт. Так и ты, Ксеня, даже в холопском платье удивительно пригожа!

Ксения настолько была изумлена и испугана этой встречей, что даже не шевельнулась, просто смотрела на него во все глаза. Матвей взял ее за кисть, поднес руку ближе к лицу, рассматривая ее в скудном свете.

— Такая тонкая кисть, такая изящная рука, словно веточка березовая. А веточки эти так ломаются легко, Ксеня, вот в чем жалость, — он помолчал, а потом отпустил ее кисть и положил свою широкую ладонь на ее затылок, принуждая ее приблизиться к нему. — Владомир не заметил, что у него на поясе нет ключа от хладной. Стареет пес, нюх потерял. А я вот углядел. Сразу же понял, что ты готовишь, краса моя, что задумала ты ныне ночью. Марфа ушла ключ вернуть, верно? Все так гладко у вас ткется, так ровно обман идет. Ты с ним, что ли Ксеня собралась? Господина своего решила оставить? Что молчишь, будто воды в рот набрала? Я ведь помню, Ксеня, что ты его тогда выпустила на волю. Знала, что тебя ждет, но выпустила! И вот ныне — в ту же петлю голову суешь, дура!

Ксения дернула головой, пытаясь освободиться от хватки его ладони, но Матвей крепко держал ее, не позволил ей вырваться. Только еще крепче прижал ее к себе, перехватывая ее запястья свободной рукой.

— Глазищи-то какие! Так и тонешь в них с головой, будто в омуте, — прошептал он уже мягче, но после снова вернул сталь в голос, когда забилась в его руках, пытаясь освободиться. — Люб он тебе, Ксеня? Люб?