Не имеющий известности - Михаил Борисович Бару

в пожаре тое пищаль погнуло». Имелся еще и «тюфяк железный, дробовой, без станку». Что не изломано, то пожар погнул или «без станку»… В арсенале крепости имелся еще и запас каменных ядер. «Каменных больших ядер 90, каменных же меньших 220 ядер». Да вот беда – «к тем каменным ядрам пушек в Порхове нет». Есть и запас копий: «60 копей долгих, солдатских целых и ломаных». На случай осады имелось еще «две козы железных» – устройств для поливания кипящей смолой голов лезущего на стены крепости неприятеля. К таким козам полагалось держать запас смолы, но смолу, видимо, не запасли, поскольку в описи об этом ни слова.

О пороховых и свинцовых запасах: «4 бочки зелья заднены; пятая бочка не полна. Да свинцу же, две свиньи целых, да в мелких кусах свинцу ж поменьши чети четверика, да в кусу с четверть свиньи свинцу ж. Да фетиль, что есть. А та Великого Государя зелейная и свинцовая казна стоит в городе Порхове под церковью Николая Чудотворца не перевешена, потому, что тое казны перевешивать нечем; таких весов нет». Еще и весов нет – то ли изломали, то ли сгорели при пожаре 1680 года. Наконец «4 багра железных, горелых и ломаных».

Теперь о самой крепости: «Город Порхов каменной, а в нем ворота проезжие. А у тех ворот крепостей после пожару построено вновь: в городовых воротах щит, а два щиты у городовых ворот и две каменные решетки по се число не построены; а который щит построен, и тот щит против прежняго полицами железными не обиван; и замков висячих у тех ворот ныне нет, только один засов жалезной с причелиной железной. 3 башни глухих, четвертая башня Никольская… а все те башни и городовая вся стена некрыты; а на башнях и на городовой стене зубцы, а городовая стена внутри города Порхова, и за городом также городовая стена и башня, где был преж сего до пожару деревянной роскат у Тайничных ворот, горазно во многих местах осыпались. А которые были каменные лесницы на городовую стену и каменная тюрьма в стене, и те лесницы и тюрьма горазно осыпались, а иной тюрьмы в Порхове нет. А в башнях мосты и лесницы, а в городе подле городовой стены перила все в пожаре сгорело, и на башни ни на одну взойтить никоторыми делы невозможно». Мало того, что пушки без станков и без колес, так еще и добраться к ним невозможно. Что же касается железных полос, которыми нужно было обить городские ворота, то они лежали в подвалах под церковью Николая Чудотворца «260 полиц железных, горелых и ломаных». Под церковью хранить зелейную и свинцовую казну тоже было небезопасно: «А где та Великого Государя казна стоит под церковью Николая Чудотворца двери ветчаны горазно и диравы». К государевой казне был приставлен «выборной целовальник Порховитин, посадцкой человек, Сенька Фуфаев». Вряд ли Сеньку погладили по голове после того, как эту опись прочли в Разрядном приказе…

Запустение коснулось и подземного хода, по которому были проложены трубы из крепостного колодца в Шелонь. В описи о нем сказано: «Да в городе ж Порхове под городовую стену в Шелонь реку тайник каменный; тот тайник горазно осыпался и водою скуден горазно. И которые в тайник были трубы из колодезя в Шелонь реку, и те трубы засегли. И ныне тот тайник стоит порушився, и в осадное время водою прожить немочно. А в городе Порхове колодезей, опричь того тайника, никакого нет»[120].

Гарнизон, к счастью, не голодал: «Да в городе же Порхове житной двор и житницы, в которые сбирают стрелецкой хлеб на жалованье Порховским стрельцам; и что было в сборе стрелецкого хлеба прошлаго 206 (1698) году, и тот хлеб им стрельцам роздан на жалованье, а запасного хлеба и запасные соли в Порхове нет», но случись осада…

Посадские люди, хоть и формально военными не являлись, все же были вооружены: «У 35 человек по пищали, у 122 человек по топорику, у 17 человек по бердышу, у 16 человек по копью». На службе не числились только дети: «Их же детей и братьи, племянников и внучат, которые в службу Великого Государя не написаны, 69 человек. Пушкарских детей 5 человек. Воротницких детей и братьи и племянников и внучат 7 человек».

С этими пушками без станков и колес, с непокрытыми стенами и башнями, на которые никак нельзя взобраться, с изломанными мушкетами, с погнутой пищалью, с воротами, не обитыми железом и без замков, с четырьмя горелыми и поломанными баграми, без хлебных и соляных запасов, с двумя железными козами без смолы, с почти пересохшим колодцем и вступил Порхов в XVIII век.

Пять портных и один серебряник

Прежде чем рассказывать о жизни города в XVIII веке, нужно сказать, что в этом веке он, не сходя с места, побывал в четырех губерниях. В 1708 году при разделении России на восемь губерний Порхов по указу Петра Первого был приписан к Ингерманландской, которую через два года переименовали в Санкт-Петербургскую. Еще через девять лет по новому царскому указу Порхов стал городом Новгородской провинции Санкт-Петербургской губернии и в 1727 году уже по указу Екатерины Первой отошел вместе с Новгородской провинцией к новообразованной Новгородской губернии. При этом Порхов потерял свой уезд, который ему вернули лишь в 1773 году по указу Екатерины Второй. Для того чтобы вернуть уезд, новгородский губернатор Яков Ефимович Сиверс обратился в Сенат с представлением о разрешении ему «отчислить пристойное количество погостов из Новгородского уезда» к Порхову. Сенат согласился, императрица утвердила сенатский доклад и в соответствии с докладом к Порхову, «который прежде никакого уезда не имел», были причислены из Шелонской пятины его же собственное порховское окологородье и еще ряд погостов, в которых проживало на тот момент чуть более 31 000 жителей.

На этом странствия Порхова не кончились. Через три года Порхов отделили от Новгородской губернии и приписали ко вновь образованной Псковской. В 1777 году Порхов назначен уездным городом Псковского наместничества, которое было образовано по указу Екатерины Второй из… Псковской губернии. Наконец, в 1796 году Псковское наместничество снова было превращено в Псковскую губернию, и Порхов остался в ней уездным городом на ближайшие сто с лишним лет.

Теперь о жизни, которой жил город в XVIII веке. Первая половина столетия была для Порхова… продолжением второй половины столетия XVII. Дворцов и соборов никто не строил, заводов и фабрик никто не заводил. Поскольку заводов и фабрик не было, то и рабочих