Однажды в июле - Максим Гарбузов

он развернул фургон и направил его обратно, не проехав и минуты, он увидел голый, без указателя, столб и закрытый кустарником и ивняком поворот. Гарет на мгновение задумался, но потом всё же направил фургон по объездной дороге. Ветви кустарника и деревьев застучали по кузову, одна из ветвей, зацепившись за зеркало заднего вида, оторвала его. Гарет выругался.

– Нет причин расстраиваться, – подал голос Джером. Он говорил так, будто пребывал в прекрасном расположении духа. – Это зеркало нам больше не понадобится, потому что мы смотрим только вперёд и не оглядываемся назад.

У Гарета от напряжения болели руки, в те года ещё никто и не подозревал о гидроусилителе руля, и бороться с колёсами, увязающими в грязи, приходилось исключительно своими силами, а плохая видимость и обваливающаяся дорога не улучшали ситуацию. У Гарета вся спина взмокла от напряжения, и он не был склонен выслушивать шуточки, тем более шуточки Джерома.

– Если ты сейчас же не заткнёшься, я прострелю тебе плечо, а потом скажу, что ты пытался оказать сопротивление при аресте.

– Но это же вопиющая ложь, – хохотнул Джером. – Но намёк я понял, буду нем как рыба.

Джером действительно выполнил своё обещание, и дальше путь они продолжили в абсолютном молчании. Да и Гарету было не до разговоров, машина всё сильнее вязла в жидкой грязи, а стрелка температуры начала опасно двигаться к красной отметке. Двигателю приходилось тяжело, а низкая скорость не позволяла в полной мере охлаждать радиатор. Но об остановке не могло быть и речи, Гарет знал, что стоит ему остановиться, как тронуться уже не получится, колёса просто утонут в грязи и никакая сила их оттуда не выдернет. Но Гарет знал, что он едет в нужном направлении, как бы стрелка температуры ни ползла вверх и как бы тяжело ему ни было, чувство уверенности не отпускало его ни на секунду. А когда он поднялся на холм, где дорога была каменистая, и фургон пошёл легче, буквально побежал, он даже не удивился. От этого осознания его бросило в дрожь и он испытал даже не страх, а скорее ужас. Джером что-то сделал с ним? Или он убедился в силе этого человека? Гарет не знал ответ на этот вопрос, и у него не было уверенности, что он хотел его знать.

Гарет переключил передачу, и стрелка спидометра несмело полезла вверх, а стрелка температуры остановилась, а потом медленно и неохотно начала падать вниз, подальше от красной зоны. Самая сложная часть пути была позади, и Гарет позволил себе вздох облегчения.

– Надеюсь, теперь эмбарго на разговоры отменяется? – спросил Джером.

– Что?

– Запрет на разговоры.

– Только если тебе есть что сказать, – ответил Гарет. – Праздную болтовню я терпеть не буду. Надеюсь, ты помнишь, что мы с тобой не друзья и даже не просто знакомые. Ты преступник, убивший семью, а я – помощник шерифа, везущий тебя в тюрьму.

Последнее замечание как будто не вызвало никаких эмоций у Джерома. Выражение его лица не изменилось ни на секунды, так же, как и тон его голоса.

– Мне есть что сказать, впрочем, как всегда, – улыбнулся Джером. – Я люблю поболтать, водится за мной такой грешок. Один человек как-то сказал мне, что мой язык живёт своей жизнью, отдельной от всего остального.

– Вы тоже убили этого человека? – спросил Гарет, фургон ехал вперёд, и его успокаивало покачивание стрелки тахометра в районе двух тысяч оборотов. – Может быть, зарубили топором?

– Вот ещё, нет конечно! – изумился Джером. – Зачем мне это делать? Его слова совсем не обидели меня, да и обида не веский повод кого-то убивать.

– А какой веский?

Гарет не отрывал взгляда от дороги, но боковым зрением он видел лицо Джерома, розовое, пышущее здоровьем и красивое. В темноте фургона глаза Джерома сверкали загадочным светом как звёзды.

– Это вопрос с подковыркой? – Джером хохотнул. – Если так, то в такие игры я не играю. Впрочем, к делу это не имеет отношения, я хотел поговорить совсем о другом.

Гарета начала утомлять болтовня коммивояжёра, его разговор не походил на ту болтовню, от которой можно отмахнуться, которая обтекает тебя, как вода обтекает камень. У болтовни Джерома было неприятное свойство, она проникала в твой мозг, о чём бы ты ни думал, как бы ни пытался от неё отгородиться. Этот человек, сидящий сзади, был опасен как гремучая змея, на которую ты случайно наступил, не заметив её в траве.

– И о чём же ты хотел поговорить? – спросил Гарет, не мог не спросить.

– Я просто хотел посоветовать тебе остановить машину и на минутку выйти, – сказал Джером. – Уверен, тебе будет интересно увидеть это.

– Увидеть что?

Джером хохотнул и откинулся назад.

– Чтобы узнать, о чём я говорю, тебе придётся совершить небольшое путешествие.

До того как смолкли последние слова Джерома, Гарет знал, что он остановит машину и выйдет на улицу, какой бы там ни был ветер и как бы сильно ему ни хотелось мокнуть. Он включил нейтральную передачу и нажал на тормоз. Участок дороги в этом месте был каменистым и можно было не бояться, что колёса фургона провалятся. Гарет открыл дверцу и вышел под дождь. Дорога шла по высокой насыпи, и деревья, росшие в низине, всего на пару метров возвышались над Гаретом, их вершины шумели и качались на ветру. Небо приобрело тёмно-серый оттенок, став почти стального цвета. Гарет повертел головой, не понимая, что ему нужно увидеть и в какую сторону смотреть. Ветер трепал полы его плаща и толкал в спину с такой силой, что рисковал скинуть его с насыпи.

Гарету безумно хотелось вернуться в фургон и продолжить путь дальше, но он не уходил, просто не мог уйти. У него не было сомнений, что, что бы ни имел в виду Джером, он должен это увидеть. Коммивояжёр был убийцей, но Гарет пока ни разу не поймал его на лжи, да и интуиция, дремавшая до этого, проснулась и звонила в его голове как церковный колокол.

Гарет обошёл машину и подошёл к краю насыпи. Близко к краю он стал рисковать подходить. Вниз с шумом срывалась вода, и почва по краям стала вязкая и неустойчивая. Он видел лишь серую пелену дождя и плотную листву деревьев и кустарника, росших внизу.

«Что же я должен увидеть»? – спросил сам себя Гарет.

В этот момент невероятно сильный порыв ветра толкнул его в бок так, что Гарет, потеряв равновесие, упал вперёд. Он выставил руки, чтобы не разбить лицо, и ободрал ладони о камни. Упав, он начал катиться вперёд, там,