Была ли альтернатива? («Троцкизм»: взгляд через годы) - Вадим Роговин

Однако такое обсуждение политических альтернатив оказалось уже невозможным, поскольку все силы партии были отвлечены и сконцентрированы на «добивании оппозиции», самодеятельность первичных партийных организаций была задушена, а критика ошибок ЦК стала караться полицейскими репрессиями. Всё это предопределило последующее трагическое развитие событий, в ходе которого была ликвидирована возможность свободной дискуссии даже внутри Политбюро, а его последние члены, способные разговаривать со Сталиным на равных, были подвергнуты остракизму и устранены с политической арены.

В конце 1927 года под влиянием изменений во внутренней и международной обстановке в Политбюро происходило запоздалое обсуждение новых проблем. Корректировка линии Политбюро в преддверии XV съезда нашла, однако, выражение не в выступлениях Сталина, по-прежнему изображавшего экономическое и политическое положение страны в радужных тонах, а прежде всего в выступлениях Бухарина, который в докладе «Партия и оппозиция на пороге XV партсъезда», прочитанном на собрании актива Ленинградской организации ВКП(б) 26 октября, провозгласил линию «более форсированного наступления на кулака». Это должно было означать, по его мнению, борьбу с куплей, продажей, дарением и завещанием земли, сокращение сроков аренды земли, «уточнение и улучшение постановки прогрессивно-подоходного обложения в смысле уловления всех доходов кулака», «строгое соблюдение кодекса законов о труде в деревенском капиталистическом, т. е. в кулацком, хозяйстве» [745] и т. д.

В таком же духе были выдержаны представленные XV съезду тезисы Рыкова о директивах по составлению первого пятилетнего плана и тезисы Молотова о работе в деревне. В них предусматривались уже названные изменения в области аграрной политики, а также требования увеличения капиталовложений в промышленность, усиления планирующей роли государства и контроля над частным капиталом. Всё это означало, по существу, отказ от безоговорочной поддержки свободных рыночных отношений.

При обсуждении тезисов Рыкова и Молотова на октябрьском пленуме ЦК лидеры оппозиции обращали внимание на то, что ЦК «списывает» из «Платформы» оппозиции лозунг нажима на кулака и нэпмана, то есть такого перераспределения народного дохода, без которого немыслимо добиться более быстрой индустриализации, сокращения безработицы и ликвидации товарного голода. В речи на пленуме Смилга заявил, что вопросы, затрагиваемые в тезисах Рыкова, «гораздо лучше и яснее и правильнее сформулированы в платформе большевиков-ленинцев, которую вы скрываете от партии» [746].

Смилга подчёркивал, что хозяйственная перспектива бескризисного развития, выдвигавшаяся лидерами правящей фракции, опровергается несомненным наличием денежной инфляции, резким обострением товарного голода, громадными хвостами за мукой и за основными предметами рабочего потребления в городах и крупных промышленных районах, влиянием растущего расслоения деревни на хлебозаготовки.

В «Контртезисах» оппозиции подчёркивалось, что, наконец-то (с опозданием на два с лишним года), ЦК провозглашает совсем другую политику, при этом исходя из ложной установки, будто для изменения политики достаточно дать новый «приказ». Большинство ЦК, желая скрыть своё идейно-политическое банкротство, делает попытку объяснить необходимость «форсированного нажима» на кулака и нэпмана их «ослаблением».

XLV

Теория и практика термидорианской амальгамы

На всём протяжении деятельности оппозиционного блока ЦК под предлогом борьбы с фракционностью неуклонно запрещал публикацию оппозиционных документов. Чтобы довести свои документы до партии, оппозиционеры организовали нелегальную типографию, где печатались «Заявление 83-х» и «Платформа большевиков-ленинцев». Уже летом 1927 года дело перестало ограничиваться исключением из партии лиц, подписавших эти документы. Внутрипартийные разногласия стали «разрешаться» с помощью ОГПУ. В августе 1927 года были произведены аресты организаторов нелегальной типографии.

Поскольку в глазах большинства коммунистов размножение оппозиционных документов, пусть и нелегальным путём, ещё не могло рассматриваться как преступление, требовавшее вмешательства ГПУ и арестов оппозиционеров, организаторы нелегальной типографии были обвинены в связях с буржуазными интеллигентами, часть которых, «в свою очередь, оказалась в связях с белогвардейцами, замышляющими о военном заговоре» [747]. Октябрьский пленум ЦК и ЦКК 1927 года исключил Зиновьева и Троцкого из ЦК на том основании, что они довели «фракционную борьбу против партии и её единства до степени, граничащей с образованием новой антиленинской партии совместно с буржуазными интеллигентами» [748]. На пленуме была, таким образом, пущена в ход новая сталинская провокация, облегчившая проведение массовых репрессий против оппозиции. Именно в связи с этой провокацией оппозиция впервые употребила понятие «термидорианская амальгама».

Наряду со Сталиным в создание этой амальгамы существенный вклад внёс Бухарин, который на собрании актива Ленинградской организации ВКП(б) 26 октября 1927 года заявил: «Дело обстояло таким образом. В связи с раскрытием нелегальной оппозиционной типографии было установлено, что некоторые из работников этой типографии через ряд звеньев были связаны с военными группировками, помышлявшими о военном перевороте у нас… Товарищи, прошу вас иметь в виду, что никто из нас никогда не думал обвинять оппозицию в том, что они — контрреволюционные заговорщики,— пока до этого дело не дошло. Они обвиняются с нашей стороны в том, что своей бесшабашной борьбой против партийной и советской легальности, бесшабашной ломкой законов пролетарской диктатуры притягивают всякий сброд, окрыляют его» [749]. Между тем Бухарин знал, что версия о «военном перевороте» основывалась лишь на показаниях бывшего врангелевского офицера, оказавшегося агентом ОГПУ, специально подосланным к организаторам нелегальной типографии.

После выступления председателя ОГПУ Менжинского на октябрьском пленуме с «разоблачением» связи оппозиционеров с «военным заговором» лидеры оппозиции пришли к Менжинскому и Ягоде с требованием показать им свидетельские показания, которые оглашались на пленуме. Менжинский «не скрывал, что дело идёт, в сущности, о подлоге, но наотрез отказался показать нам свои документы… Когда мы, ничего не добившись, уходили, Каменев ещё задержался у Менжинского. У них были свои счеты. Ещё совсем недавно Менжинский состоял в распоряжении „тройки“, против оппозиционеров. „Неужели же вы думаете,— спросил Каменев Менжинского,— что Сталин один справится с государством?“. Менжинский прямо не ответил. „А зачем же вы дали ему вырасти в такую грозную силу? — ответил он вопросом на вопрос,— теперь уже поздно“» [750].

В письме, направленном в ЦК по поводу сфабрикованного по указке Сталина «дела» о военном заговоре, лидеры оппозиции упоминали о том, что подобные подлоги возникли во время Великой французской революции. Тогда это называлось «амальгамой».

В речи на октябрьском пленуме Троцкий говорил: «Моё предложение — обсудить самостоятельно вопрос о врангелевском офицере и военном заговоре — было отклонено. Я ставил, по существу, вопрос о том, почему, кем и как была обманута партия, которой было сказано, что коммунисты, связанные с оппозицией, участвуют в контрреволюционной организации. Чтоб лишний раз показать, что вы понимаете под дискуссией, вы постановили мою короткую речь о подложном врангелевском офицере изъять из стенограммы, т. е. спрятать от партии. Бухарин преподносил нам здесь философию термидорианской амальгамы на основе документов Менжинского, не имеющих никакого отношения ни к типографии, ни к оппозиции. Но нам нужна не дешёвая бухаринская философия, а факты. Фактов нет. Поэтому весь вопрос вдвинут фуксом в дискуссию об оппозиции. Грубость и нелояльность выросли до размеров преступного вероломства… Откуда это идёт? Куда это ведёт? Только этот вопрос имеет политическое значение. Всё остальное отступает на второй и десятый планы» [751].

К объяснению политического смысла сталинских провокаций, которые в своём логическом развитии вели к контрреволюционному по своему существу террору, Троцкий подходил ещё на заседании ЦКК в июне 1927 года. В речи на этом заседании он приводил высказывание члена Президиума ЦКК Сольца в беседе с одним из коммунистов, подписавших заявление оппозиции. «„Что означает заявление 83-х? — говорил Сольц.— К чему это ведёт? Вы знаете историю Великой французской революции,— до чего это доводило. До арестов и гильотинирования“. Тов. Воробьев, с которым тов. Сольц говорил, спросил его: „что же, вы собираетесь нас гильотинировать?“ На что Сольц очень пространно ему объяснил: „как вы думаете, Робеспьеру не было жалко Дантона, когда он отправлял его на гильотину? А потом пришлось идти и Робеспьеру… Вы думаете, не жалко было? Жалко, а пришлось…“ Такова схема беседы» [752]. Получив от Сольца подтверждения в достоверности этих слов, Троцкий спросил: «какую главу вы собираетесь открывать разгромом оппозиции?»