Врата. За синим горизонтом событий - Фредерик Пол

Так что страх был безопасным. Или казался таким.

Пока она не попала в ловушку, где ее поджидало что-то… хичи? Космическое чудовище? Спятивший космический робинзон с ножом? — это что-то двигалось к ней.

Но ничего подобного, это был Вэн.

Конечно, она не знала его имени. «Не подходи ближе!» — вопила она, сердце билось чуть не во рту, радио она держала в руке, руки прижимала к только что сформировавшейся груди. Он не стал подходить. Остановился. Смотрел на нее, выпучив глаза, раскрыв рот, чуть не высунув язык. Высокий, тощий.

Лицо треугольное, с длинным носом крючком. Одет во что-то похожее на короткую юбку и рубашку, и то и другое грязное. Пахло от него мужчиной. Он дрожал, принюхиваясь, и он был молод. Ненамного старше самой Джанин, единственный человек, примерно ее ровесник, какого она видела за долгие годы. И тут он опустился на колени и начал делать то, чего Джанин никогда не видела. Она смотрела, постанывая, похихикивая, испытывая одновременно шок, облегчение, интерес, истерию. Шок не оттого, что он делал. А от встречи с мальчиком. В своих снах Джанин видела многое, но никогда такое.

В следующие несколько дней Джанин не могла перенести, если Вэн исчезал из ее поля зрения. Она чувствовала себя его матерью, товарищем по играм, учителем, женой. «Нет, Вэн! Пей помедленней: горячо!» «Вэн, неужели ты был совсем один с трех лет?» «У тебя очень красивые глаза, Вэн». Она не обращала внимания, что он недостаточно воспитан, чтобы ответить ей, что у нее тоже прекрасные глаза, потому что точно знала, что все части ее тела восхищают его.

Остальные тоже видели это, конечно. Джанин было все равно. На всех хватало его остроглазого обостренного восхищения. Он спал даже меньше ее. Вначале это ее радовало, потому что так ей можно было проводить с ним больше времени. Но потом она заметила, что он выдыхается. Даже болеет. Когда он начал потеть и дрожать в комнате с голубоватым металлическим покровом на кушетке, она первая закричала: «Ларви! Мне кажется, он болен!» Когда он направился к кушетке, она подхватила его, протянула руку, чтобы коснуться лба, проверить температуру. Закрывающийся кокон кушетки чуть не захватил ее руку, нанеся глубокий порез от пальцев до запястья. «Пол, — закричала она, отскакивая, — мы должны…»

И тут их всех настигло статридцатидневное безумие. Самый тяжелый приступ за все время. Отличный от всех предыдущих. В промежуток между двумя ударами сердца Джанин заболела.

Она никогда раньше не болела. Изредка синяк, судорога, легкий насморк. Ничего серьезнее. Почти всю жизнь у нее была Полная медицина, и заболеть она просто не могла. Она не понимала, что с ней происходит. Тело ее терзала боль и лихорадка. Она бредила, ей виделись какие-то чудовищные фигуры, в некоторых она узнавала окарикатуренные изображения членов своей семьи: остальные были незнакомы и просто приводили ее в ужас. Она даже видела себя, с огромными грудями, с толстенными бедрами, но это была она: и в животе ее горело желание толкать и толкать во все эти воображаемые и невоображаемые углубления своих фантазий то, чего у нее нет. И в то же время она ничего не понимала. Все было неясно. Боль и приступы безумия накатывались волнами. Между ними, на секунду или две, перед ней открывалась картина реальности. Ровный голубой свет стен. Ларви скорчилась на полу рядом с ней и всхлипывает. Отец, его рвет в коридоре. Хромовое голубое покрытие кушетки, а в коконе бьется и бормочет что-то Вэн. Не разум и не воля заставили ее все время пытаться открыть кокон, на сотый или тысячный раз ей это удалось, и она наконец вытащила хнычущего и дрожащего Вэна.

Галлюцинации мгновенно прекратились.

Боль, тошнота, ужас — не так быстро. Но тоже исчезли. Все дрожали и шатались, все, кроме мальчика, который был без сознания и дышал тяжело и хрипло. Это привело Джанин в ужас. «Помоги, Ларви! — закричала она. — Он умирает!» Сестра уже была рядом с ней, пальцем прощупывала пульс Вэна, трясла головой, пробуя прояснить ее, всматривалась в его глаза.

— Обезвоживание. Высокая температура. Пошли. — Она пыталась поднять Вэна. — Нужно отнести его на корабль. Ему нужна соль, антибиотики, жаропонижающее, может быть, гаммаглобулин…

Им потребовалось почти двадцать минут, чтобы дотащить Вэна до корабля, и Джанин с ужасом думала, что он на каждом шагу может умереть. Последние сто метров Ларви убежала вперед, и к тому времени, как Пол и Джанин втащили Вэна в люк, она уже раскрыла медицинскую сумку и выкрикивала приказы: «Положите его. Пусть проглотит это. Возьмите образец крови и проверьте на вирусы и антитела. Срочное сообщение на базу, нам нужно медицинское руководство… если он доживет до ответа!»

Пол помог раздеть мальчика, Вэна завернули в одно из одеял Пейтера. Потом отправили сообщение. Но и Пол, и все остальные знали, что вопрос о жизни и смерти Вэна будет решаться не на Земле. Ведь до получения ответа пройдет семь недель. Пейтер бранил свой подвижный биоанализатор. Пол, ни слова не говоря, облачился в костюм и вышел в космос: там он целый час перенастраивал тарелки передатчика; главную на яркую двойную звезду — Нептун со спутником, вспомогательную — на корабль Гарфилда. Потом, цепляясь за корпус, велел Вере повторить сообщение на полной мощности. Возможно, там слушают сообщения. Возможно, нет. Когда Вера сообщила, что послание отправлено, он снова сориентировал главную антенну на Землю. С начала до конца все это заняло три часа, и было сомнительно, чтобы какое-нибудь из их сообщений услышали. И еще более сомнительно, чтобы смогли помочь. Корабль Гарфилда меньше и хуже оборудован, чем их собственный, а база на Тритоне временная. Но по крайней мере они могут ответить, посоветовать что-нибудь, просто посочувствовать гораздо быстрее, чем Земля.

Через час температура начала спадать. Через двенадцать Вэн перестал дергаться и бредить и уснул нормально. Но он все еще был очень болен.

Мать и товарищ по играм, учитель и воображаемая жена, теперь Джанин стала медсестрой и нянькой. Она даже Ларви не позволяла ставить Вэну уколы. Она без устали смачивала губкой его лоб. Когда он в беспамятстве выпачкал постель, она все аккуратно вычистила. Ни на что другое ее больше не хватало. Озабоченные и заинтересованные взгляды и реплики членов ее семьи ее не трогали. Наконец она как-то отвела влажные волосы со лба Вэна, и Пол сделал язвительное замечание, в его голосе звучала ревность. Тут Джанин вскипела: «Пол, от тебя тошнит! Я нужна Вэну, я должна о нем заботиться!»

— И тебе это нравится, верно? — ответил он. Пол на самом деле рассердился. Конечно, это разожгло в Джанин еще больший гнев: но отец мягко сказал: «Оставь ее, Пол; пусть девочка будет девочкой. Разве сам ты не был молодым? Пойдем, осмотрим еще раз это Traumeplatz (место сновидений, нем. — Прим. перев.)».